Эдуард Микаелян

Опубликовано: Июль 15, 2018

В те годы я работал в Сумгаитском государственном театре в качестве актера и музыканта, одновременно был членом бюро горисполкома.

27 февраля утром я поехал на работу. И увидел из автобуса, что по городу ездят шеренги машин. Потом у СК клуба я повстречал одного из самых близких мне друзей по имени Рза, он был там художественным руководителем. Рза специально машину остановил, чтобы подойти ко мне и предупредить: "Эдик, прошу тебя, хотя бы на два-три дня уезжай в Баку". Я спросил, почему? Он ответил, что очень плохие вещи будут происходить, надо уезжать. Уже на работе услышал разговоры, что армяне, мол, такие-сякие, и в Сумгаите не должно остаться ни одного живого армянина. Я опять удивился и немного насторожился: вся моя семья – жена, сын, дочь с зятем, – все жили в Сумгаите.

Пришел домой – а там, сосед мой, директор школы, говорит: "Эдик, из дома не выходи!". Говорю, что такое, в чем дело? Он несколько раз повторил: "Из дома не выходи, пока я тебе не скажу. Не выходи!". Потом позвонили из театра и то же самое сказали: "Эдик, из дома не выходи!". А по улицам уже ходят толпы, заходят в дома, где живут армяне, и творят что-то ужасное. Мой близкий друг, художник, сказал, что дела очень плохи: они знают, где живут армяне, у них на руках есть адреса и данные из ЖЭКов.

Всю жизнь я преподавал, обучал музыке детей азербайджанцев. Поэтому у меня в голове не укладывалось, что меня могут убить. Кто, за что? Тем не менее, старался в основном дома сидеть, друзья приносили нам хлеб, продукты. Иногда не выдерживал и выходил в город, многое видел своими глазами. Видел, как погромщики ходили по городу и творили зверства. Прямо у меня на глазах семь человек напали на одного армянина и избивали его, пока не убили. И я ничего не мог поделать…

Еще заметил, что среди погромщиков было очень много подростков – 14-15-летних ребят. Они буйствовали, сметая все на своему пути – сжигали будки, ларьки, машины, громили магазины. И эту толпу никто не останавливал, даже милиция, никто. Только танками удалось остановить. Когда один из танков наехал на толпу, они сразу разбежались.

Мы в те дни, конечно, были постоянно начеку. Правда, в наш двор погромщики не заходили, потому что директор школы всем говорил, что тут армян нет. Но мы все равно боялись. У нас сосед был, еврей. Я позвал его, показал большую кастрюлю с водой на огне, и сказал, что если ночью ворвутся к нам, я вылью на них кипяток, чтобы мой сын Вилен за это время успел через балкон перелезть к нему. Я дал соседу адреса родственников в Баку, попросил, чтобы сына отвезли по этим адресам в случае, если убьют меня и жену. Мы делали все только для того, чтобы Вилен остался жив…

На третий день в город вошла армия. Но и войскам не удалось сразу навести порядок, толпа все равно бесчинствовала, убийства и погромы продолжались. И только после того, как погромщики начали нападать и убивать солдат, танками удалось остановить их. Мне об этом сосед рассказывал, он видел сам, как танк направили на бандитов после того, как они убили солдата. Он говорил, что там все было в крови. Потом войска стали по всему городу собирать армян и отвозить в клуб СК. Но мои соседи не дали мне уйти, директор школы организовал дежурство учеников у нашего дома. Они следили, чтобы в подъезд никто не входил.

29 февраля я сам пошел в клуб, который находился под усиленной охраной солдат. Я сказал, что армянин, меня впустили. Там был генерал, приехавший из Москвы, он командовал всем, предлагал армянам садиться в автобусы и уезжать туда, куда они сами захотят.

Помню, мой друг-художник рассказывал, что многих убитых армян на грузовиках отвозили на армянское кладбище. Там вырыли экскаватором большую яму, куда и сбрасывали тела. Когда погромы подошли к концу, яму засыпали землей, чтобы никто не видел. Я хочу обязательно сказать об этом, чтобы все знали. Друг мне рассказал, что у них был список есть тех, кого убили и захоронили таким образом. Если были документы – записывали имя, если документов не было, писали просто - мужчина или женщина, и бросали в яму.

Когда уже ситуация успокоилась, власти старались объяснить все хулиганством, сообщали, что всего 27 человек убили. А когда приехали следователи из Москвы, выяснилось, что погибло намного больше – ходили слухи, что около 200 человек. Не знаю, учитывали ли при этом тех, кого захоронили в той братской могиле возле кладбища.

Мы оставались в Сумгаите еще год после этого, надеялись, что все станет как прежде. Но когда на сына-школьника напали и он вынужден был спасаться бегством, я понял, что жить там дальше невозможно, надо уезжать. Семью отправил самолетом, сам поехал поездом. Сел, поезд тронулся, смотрю по соседству - ученики Шушинского института со своим педагогом. Педагог говорит, мол, беги отсюда, тебя тут убьют. А у меня большой чемодан, тяжелый, бежать с ним не могу, проход узкий, и кондуктор не выпускал из вагона. Я его оттолкнул, спрыгнул. Примерно на 20-м километре.

Поехал в Баку, оттуда опять в Сумгаит и уже самолетом в Ереван, к брату. Потом мы обосновались в родном Карабахе. Скоро началась война, я по ночам траншеи рыл. Мы жили рядом с селом Марага и стали свидетелями того ужаса, который произошел там 10 апреля 1992 года1, я лично видел людей с отрубленными головами, сожженных, замученных…

Степанакерт, декабрь 2017г.