Нагорный Карабах: факты против лжи

Оглавление

Глава 12

Чрезвычайщина

«Если мы не выработаем эффективных и быстрых методов разрешения межнациональных конфликтов, то единственно возможным выходом для государства может оказаться путь законодательно оправданного подавления… Это будет началом конца демократических перемен, перерождением перестройки».

Аркадий Вольский,
«Социалистическая индустрия», 30 апреля 1989 года

«Нужно максимально использоватьвозможности чрезвычайного положения в автономной области республиканским правоохранительным органам… Необходимо переходить в фазу решительных действий, чтобы на деле восстановить суверенитет АзССР в НКАО. И делать это надо решительно, без промедления в первую очередь в азербайджанских селах»

Аяз Муталибов, Первый секретарь ЦК КП Азербайджана,
Из доклада на пленуме ЦК КПА 31 марта 1991 года

15 января 1990 года в НКАО и прилегающих к ней районах было объявлено чрезвычайное положение. Для армянского Нагорного Карабаха этот период, продолжавшийся вплоть до распада СССР, стал временем наиболее тяжелых испытаний и потрясений за весь советский этап развития конфликта.

Используя с согласия Кремля расквартированный в районе чрезвычайного положения контингент внутренних войск МВД СССР, отряды милиции и спецназа, части Советской Армии, официальный Баку перешел к прямому подавлению карабахцев. Для карабахских армян режим чрезвычайного положения 1990-1991 гг. обернулся жестокой военно-колониальной диктатурой, когда любое волеизъявление подавлялось грубой силой, все гражданские и национальные права были, по сути, отменены, а человеческая жизнь обесценилась.

Под прикрытием военного режима власти АзССР не только усилили блокаду Нагорного Карабаха и продолжили расширение и заселение азербайджанских населенных пунктов с целью изменения демографического баланса. Были предприняты также массовые репрессии, аресты, многочисленные санкционированные убийства граждан и вооруженные провокации. Апофеозом и логическим следствием чрезвычайного, а фактически военного положения стала массовая депортация более двух десятков армянских карабахских сел силами МВД СССР, АзССР и Советской Армии в мае-июле 1991 года.

Одновременно колониально-военный режим в Нагорном Карабахе, ставший, по сути, прообразом всесоюзного ГКЧП образца августа 1991-го, пытался окружить горный край стеной информационной блокады.

Война постановлений

Прежде чем начать рассказ о том, чем обернулось для Нагорного Карабаха чрезвычайное положение, вернемся ненадолго к событиям конца ноября - начала декабря 1989 года, предшествовавшим кровавому январю 1990-го. Речь пойдет о тех законодательных актах по НКАО, которые были приняты в Центре и на местах в этот крайне важный для дальнейшего развития ситуации в регионе период.

Вследствие имевшего место летом-осенью 1989-го года силового (блокада железных и автомобильных дорог) и политического (принятие закона о суверенитете) шантажа Кремля со стороны Баку, выпустившего на первый план «плохих парней» из Народного фронта, руководство СССР пошло на уступки.

28 ноября 1989 г., в последний день работы сессии Верховного Совета СССР, на заседание сессии от имени Президиума был неожиданно вынесен проект Постановления «О мерах по нормализации обстановки в Нагорно-Карабахской автономной области». Это случилось вместо ожидавшегося представления на сессии заключения комиссии Верховного Совета по Нагорному Карабаху и его обсуждения.

Эта комиссия, созданная еще после заседания Президиума ВС СССР 18 июля 1988, неоднократно посещала НКАО, Ереван, Баку. В ее состав входили члены Совета национальностей ВС СССР, в основном известные ученые и деятели культуры. За две недели до сессии ВС СССР, 9-11 ноября в НКАО, для ознакомления с мнением местных жителей относительно проблемы урегулирования побывал и председатель Комиссии по национальной политике и межнациональным отношениям ВС СССР Г. Таразевич (прозванный карабахцами «Таразини», по имени адвоката-мафиози - персонажа прошедшего накануне по телевидению итальянского сериала «Спрут»).

С проектом предложенного постановления не были предварительно ознакомлены и члены ВС СССР. Полностью проигнорировав мнение комиссии, Президиум Верховного Совета во главе с М. Горбачевым навязал свой проект. Армянские депутаты в знак протеста покинули зал заседаний. Однако этот демарш не мог помешать быстрому принятию проекта постановления при активном участии «агрессивно-послушного большинства» (по меткому определению академика Андрея Сахарова, скончавшегося буквально через десять дней после этого заседания).

Постановление «О мерах по нормализации обстановки в Нагорно-Карабахской автономной области», по сути дела, возвращало НКАО под власть Баку.

Пунктом третьим этого документа предусматривалось создание очередного антиконституционного органа - совместного азербайджано-карабахского республиканского Оргкомитета и восстановление местных властей НКАО (фактически упраздненных Указом Президиума ВС СССР о введении в НКАО особого управления от 12 января 1989-го) «при соблюдении представительства армянской и азербайджанской части населения пропорционально их численности».

При этом идея Оргкомитета, создание которого было предусмотрено «на паритетных началах» НКАО и АзССР, была заведомо неприемлема для карабахцев. Ведь с карабахской стороны в него должны были войти представители азербайджанского нацменьшинства, а со стороны Баку включать в этот орган никаких представителей армянского населения, естественно, не предусматривалось. Следовательно, любое предложение или решение карабахских армян было бы легко заблокировано.

Наконец, сама идея создания каких-то общих органов с Азербайджаном после безнаказанных резни в Сумгаите, погромов и блокады отвергалась населением НКАО. Тем более, речь шла о руководящем органе, который должен был заменить органы власти до их восстановления – опять-таки под собственной эгидой.

Наряду с созданием Оргкомитета объявлялось «в условиях воссоздания органов власти и управления автономной области считать нецелесообразным дальнейшее сохранение Комитета особого управления НКАО». То есть КОУ фактически упразднялся, но о каких-то конкретных сроках передачи им своих полномочий ничего не говорилось.

Создавалась и подчиненная ВС СССР союзная контрольно-наблюдательная комиссия, как было сказано в пункте 5 постановления, «для контроля и оказания помощи в осуществления мер по стабилизации обстановки в НКАО». Пункт 6 гласил, что дислоцированный в регионе контингент внутренних войск подчиняется именно контрольно-наблюдательной комиссии. Как мы увидим ниже, как сама комиссия, так и ее руководство воинским контингентом оказались очередной фикцией.

Расплывчатость и неопределенность процесса восстановления местных органов власти НКАО и «нормализации обстановки» порождали много вопросов и возможностей трактовать постановление от 28 ноября, которое в целом было набором пустых фраз.

17 января 1990-го «Литературная газета» опубликовала заметку Владислава Янелиса «Привыкнуть к боли невозможно». В ней излагалось мнение о событиях в Закавказье некоего государственного деятеля, на котором, как было сказано, «лежит немалая доля ответственности за нормализацию обстановки в НКАО». Этот человек «попросил не ссылаться на него». Как говорилось в заметке, беседа состоялась в пятницу, то есть 12-го января 1990 г. В ходе этой беседы этому деятелю «позвонил один из руководителей страны и попросил срочно вылететь в Баку. В субботу он должен был вернуться в Москву. Не вернулся. В воскресенье мы узнали о новых страшных жертвах в Баку».

Известно, что погромы в Баку начались в субботу 13 января. Из сообщений тех же СМИ известно, кто из руководителей страны находился тогда в Баку, кто из них и когда туда приехал; так что при желании анонимного «деятеля» можно вычислить.

Но в любом случае было ясно, что этот человек – один из кремлевских идеологов, причастных к разработке решений по карабахской проблеме. И вот что он говорил о Постановлении ВС СССР от 28 ноября 1989 года:

«Итак, Постановление Верховного Совета от 28 ноября… не устроило ни одну из противостоящих сторон. Хотя и был расчет на то, что по крайней мере Азербайджан воспримет его с удовлетворением… Не дает пока результатов и попытка воссоздать местные органы власти на уровне области для самостоятельного управления экономическим и социальными процессами»1.

Тем самым неназванный руководитель фактически признал, что:

- во-первых, постановление от 28 ноября было задумано как средство «удовлетворения» Баку, применившего такие средства шантажа Центра как блокада Нагорного Карабаха и Армянской ССР, разбойные нападения и т.п.;

- во-вторых, восстановление областных органов власти, фактически распущенных Указом Президиума ВС СССР от 12 января 1989 года, - теперь дело не Москвы, а Баку и Степанакерта (ведь, согласно постановлению, именно с этой целью они должны были создать совместный Оргкомитет).

В принципе, все это было ясно и без особых разъяснений.

Но вот как Кремль надеялся «удовлетворить» совершенно очевидные шовинистические аппетиты Баку, когда в постановлении были явно ограничивающие этот аппетит положения?

Так, в пункте 4 постановления Верховному Совету АзССР рекомендовалось «в кратчайший срок принять законодательные меры, обеспечивающие повышение статуса реальной автономии, действенные гарантии армянского населения НКАО, соблюдение законности, защиту жизни и безопасности граждан, конституционное решение всех возникающих проблем».

Но главный, и вполне конкретный раздражитель содержался в пункте 7. В нем Президиуму Верховного Совета АзССР, Совмину АзССР и исполкому Облсовета НКАО предлагалось «принять необходимые меры с целью недопущения изменения демографической ситуации в области, нарушающего сложившийся национальной состав».

То есть Баку предлагалось добровольно отказаться от главной цели своей политики в Нагорном Карабахе, которую власти АзССР проводили на протяжении всех лет советской власти, и которую лишь ускорили после февраля 1988-го. Воистину, со стороны М. Горбачева и его окружения то была либо святая наивность, либо сознательный расчет на дальнейшее обострение обстановки в регионе!

Ответный шаг на Постановление ВС СССР от 28 ноября 1989 года последовал практически незамедлительно. Уже 1 декабря в Ереване собралась совместная сессия Верховного Совета Армянской ССР и Национального совета Нагорного Карабаха, принявшая три совместных постановления.

В первом из них, «О Постановлении Верховного Совета СССР от 28 ноября «О мерах по нормализации обстановки в Нагорно-Карабахской автономной области», давалась оценка решению Кремля от 28 ноября, которым «предусматривается фактически повторное возвращение Нагорного Карабаха под власть Азербайджанской ССР вопреки ясно выраженной воле его армянского населения, многократно подтвержденной и должным образом зафиксированной в решениях его представительных органов».

Отмечалось, что решение ВС СССР «принято в условиях, когда правительство Азербайджанской ССР отказывается от должной политической и правовой квалификации акта геноцида в Сумгаите, погромов и убийств в Шуше, Баку, Кировабаде…когда НКАО почти два года находится в блокаде и армянскому населению Нагорного Карабаха не обеспечивается безопасность... когда Верховным Советом Азербайджанской ССР принят конституционный закон, открыто провозглашающий своей целью уничтожение этого армянского национально-государственного образования… когда Армения после разрушительного землетрясения периодически подвергается блокаде»2.

Отмечались также келейный характер принятия Постановления от 28 ноября, принятого «в обход демократической парламентской процедуры», «отход от тех и без того ограниченных мер, выполнение которых представлялось как необходимое условие политического решения проблемы Нагорного Карабаха на правовой основе»3.

Совместным решением ВС АрмССР и Национального совета Нагорного Карабаха Постановление ВС СССР от 28 ноября признавалось «новым актом аннексии», «грубо попирающим принцип добровольного объединения народов ССР в советской федерации,.. нарушающим международные обязательства СССР». Постановление Верховного Совета СССР объявлялось «недействительным для Армянской ССР и Нагорного Карабаха и не порождающим никаких правовых последствий»4.

Но главным ответным ходом совместного заседания ВС АрмССР и Национального совета Нагорного Карабаха стало Постановление «О воссоединении Армянской ССР и Нагорного Карабаха».

В этом постановлении, в частности, говорилось: «Основываясь на общечеловеческих принципах самоопределения наций и отзываясь на законное стремление к воссоединению двух насильственно разделенных частей армянского народа, Верховный Совет Армянской ССР и Национальный совет Нагорного Карабаха постановляют…

3. Верховный Совет Армянской ССР и Национальный совет Нагорного Карабаха провозглашают воссоединение Армянской ССР и Нагорного Карабаха.

…5. Верховный Совет Армянской ССР и Национальный Совет Нагорного Карабаха обязуются представлять национальные интересы армянского населения Шаумянского района и Геташенского подрайона Северного Арцаха»5.

Как следует из Постановления «О воссоединении Армянской ССР и Нагорного Карабаха», под Нагорным Карабахом (Арцахом) подразумевалась отнюдь не только НКАО, но и те территории края, где и после депортаций осени 1988-го еще сохранилось коренное армянское население.

Еще одно совместное постановление выражало поддержку Резолюции Комиссии по иностранным делам Сената США по Нагорному Карабаху и решительный протест против заявления МИД СССР от 19 ноября 1989 года, «которое преследует цель дезориентировать мировое общественное мнение».

В Резолюции комиссии Сената выражалась озабоченность сложившейся в регионе ситуацией, отмечалось, что «80 процентов армянского большинства НКАО постоянно выражает стремление к самоопределению и свободе», и подчеркивалось, что США поддерживают основные права и стремления народа Нагорного Карабаха. Комиссия призывала правительство США «содействовать в ходе двусторонних дискуссий с Советским Союзом справедливому урегулированию конфликта вокруг Нагорного Карабаха, которое действительно отражало бы взгляды народа этой области»6.

В лучших традициях сталинизма, в ответ на этот призыв МИД СССР разразился заявлением о вмешательстве во внутренние дела СССР, лживо утверждая, что «решение сенатской комиссии вызвало острую реакцию советских граждан», которые, естественно, даже не имели понятия ни о самом документе, ни о его содержании.

Еще 21 ноября Национальный совет Нагорного Карабаха в своем заявлении от имени армянского большинства края выразил признательность сенатской комиссии и обвинил МИД СССР в двойных стандартах по отношению к событиям за рубежом и в собственной стране7.

1 декабря аналогичная оценка позиции МИД СССР была дана уже в совместном постановлении ВС Армянской ССР и Национального совета Нагорного Карабаха.

Все это было серьезным вызовом центральной власти. Серьезным тем более, что совместные постановления руководящих органов АрмССР и НКАО затрагивали и международные обязательства СССР, фактически обвиняли Кремль в несоблюдении им же подписанных международно-правовых документов.

Сразу после этого решения в Баку и Москве были предприняты попытки объявить этот акт односторонним действием армянского Верховного Совета по «аннексии» части территории АзССР.

В свою очередь, Президиум Верховного Совета АзССР 4 декабря принял Постановление «О мерах по нормализации обстановки в Нагорно-Карабахской области Азербайджанской ССР», в котором приостанавливалось действие ряда положений Постановления ВС СССР от 28 ноября. В том числе, «раздражительных» пунктов 4 и 7, где говорилось о повышении статуса реальной автономии НКАО и недопущении изменения демографической ситуации в НКАО.

Это был первый с начала 1988 года случай законодательного «непослушания» Кремлю со стороны властей АзССР. Как мы помним из предыдущей главы, именно в этот день, 4 декабря стал раскручиваться новый виток напряженности: произошли первые митинги с выходом в приграничную полосу на советско-иранской границе в Нахичевани, нагнеталась обстановка в Баку. За этим последовали массовые увольнения и преследования все еще остававшихся в столице АзССР армян, а потом и разгром пограничных сооружений на сотнях километров госграницы.

Наконец, спустя месяц, на основании совместного Постановления ВС Армянской ССР и Национального совета Нагорного Карабаха от 1 декабря 1989 г., 9 января 1990 года ВС АрмССР своим постановлением включил в Госплан экономического и социального развития АрмССР на 1990 год план социально-экономического развития НКАО.

Последующее развитие событий в виде сознательно раскручиваемой Баку спирали насилия и погромов привело к введению Кремлем чрезвычайного положения не в Баку, где неделю шли безнаказанные погромы, а в Нагорном Карабахе, где армянское население успешно выдержало первый серьезный вооруженный натиск боевиков НФА.

Вся власть - военным

До Указа Президиума ВС СССР от 15 января в Советском Союзе формально не было прецедента с введением чрезвычайного положения. Конечно, речь идет о последних десятилетиях существования СССР, ибо предыдущие десятилетия большевизма сами являли собой пример тотальной диктатуры, фактически перманентной чрезвычайной ситуации и военного положения. Но речь, повторимся, идет о постсталинских временах и о формальных законах.

Вводя в НКАО и прилегающих районах чрезвычайное положение, Кремль еще сам, видимо, толком не знал, что оно должно представлять собой такое положение. Не случайно, в пункте 10 Указа признавалось необходимым «ускорить рассмотрение в Верховном Совете СССР разработанного Советом Министров СССР по поручению Верховного Совета СССР проекта Закона о правовом режиме чрезвычайного положения»8.

В целом, указ носил сугубо прикладной характер и перечислял ряд мер, которые имели право применять в условиях ЧП «органы государственной власти и управления, иные уполномоченные на то государственные органы и должностные лица». В том числе:

- запрещать проведение собраний, митингов, уличных шествий, демонстраций, а также театрально-зрелищных, спортивных и других массовых мероприятий, контролировать средства массовой информации;

- приостанавливать или распускать противоречащую закону деятельность организаций и самодеятельных объединений граждан;

- запрещать забастовки;

- вводить комендантский час;

- ограничивать въезд и выезд граждан, временно выселять граждан из районов, опасных для проживания, с предоставлением им других помещений, обязывать граждан, не являющихся жителями данной местности, покинуть ее;

- ограничивать движение транспортных средств, регулировать и осуществлять их досмотр;

- вводить проверку документов, а в необходимых случаях и личный досмотр граждан, досмотр вещей;

- ограничивать или запрещать использование множительной техники, а также радио- и телепередающей аппаратуры, вводить особые правила пользования связью и проч.

Важным пунктом указа был пункт 4, в котором, в частности, говорилось: «Для защиты прав граждан, охраны общественного порядка и безопасности, объектов жизнедеятельности населения привлекаются в соответствии с законом внутренние войска Министерства внутренних дел СССР… воинские части Советской Армии, военно-морского флота и Комитета государственной безопасности СССР», которые «действуют на основе Конституции СССР, руководствуются законами, уставами и настоящим Указом»9.

Эти, казалось бы, обычные меры, принятые во многих странах мира при ликвидации последствий стихийных бедствий, беспорядков и т.п., имели главного адресата: местные органы власти и управления.

Но что это означало применительно к Нагорно-Карабахской автономной области, где эти самые органы власти были фактически ликвидированы Указом о введении в НКАО особого управления от 12 января 1989 года? Ведь Постановление ВС СССР от 28 ноября 1989 года ликвидировало особое управление в НКАО, но не восстановило местные органы власти.

Для этого предлагалось создать совместный с АзССР Оргкомитет, который и должен был заняться вопросом восстановления органов власти в автономной области. Но армянское большинство области не приняло Постановление от 28 ноября и отвергло сотрудничество с Баку, откуда исходили приказы об удушении карабахцев, и где только что прокатились армянские погромы.

Кроме того, идея Оргкомитета была неприемлемой для карабахских армян еще и потому, что никакого паритета при его создании априори быть не могло: как уже говорилось ранее, в предполагаемом органе от НКАО должно было быть представлено азербайджанское меньшинство. Этот как минимум один голос вкупе с половиной голосов от республиканской части предписанного Постановлением ВС СССР от 28 ноября 1989 года неконституционного органа был гарантией блокирования любой инициативы армянского большинства автономии.

Таким образом, в условиях вакуума власти в НКАО, местным органом власти и управления фактически стала сугубо азербайджанская часть так и не созданного на паритетных началах Оргкомитета. Соответственно, этому «недоношенному» органу, официально начавшемуся именоваться «республиканским Оргкомитетом по НКАО», де-факто подчинялись и дислоцированные в регионе войска, которые должны были подчиняться союзной контрольно-наблюдательной комиссии. Но эта комиссия существовала лишь на бумаге, и ее глава В. Фотеев лишь пару раз посетил регион за все время действия ЧП.

То есть контингент внутренних войск в районе чрезвычайного положения НКАО и прилегающих районов АзССР де-факто подчинялся Баку.

Об этом неоднократно прямо заявляли и военные коменданты района чрезвычайного положения. Так, генерал-майор Генрих Малюшкин сказал побывавшим в июле 1990-го со специальной миссией в НКАО сопредседателю московского «Мемориала» Олегу Орлову и председателю правозащитной комиссии Всесоюзного общества «Мемориал» Дмитрию: «Государственной властью является правительство Азербайджана. Организационный комитет по НКАО представляет правительство Азербайджана, деятельность которого направлена на стабилизацию обстановки в НКАО»10.

Генерал-майор Владислав Сафонов, заместитель начальника штаба внутренних войск МВД СССР по Северному Кавказу, был с небольшими перерывами комендантом района особого положения с осени 1988 года. После введения чрезвычайного положения он с перерывами исполнял обязанности военного коменданта района чрезвычайного положения НКАО и прилегающих районов АзССР на протяжении 1990 года.

Этот человек, которого карабахцы считали главным карателем в Карабахе, также не скрывал, кому подчиняется он и его контингент: «Согласно Постановлению ВС СССР от 28 ноября 1989 года контингент внутренних войск в НКАО подчинен и Союзной контрольно-наблюдательной комиссии. Фактически комиссия не действует. Ее председатель В. Фотеев приезжал сюда несколько раз на два-три дня, и этим дело ограничилось… В отсутствие союзной комиссии многие вопросы управления приходится согласовывать с Оргкомитетом.

…Войска находятся на территории республики по ее инициативе, республика обеспечивает их содержание. Чтобы внутренние войска были полностью независимы от республики, в которой они дислоцируются, необходимы законодательные основы, принятые Верховным Советом СССР, а их нет»11.

10 апреля 1990 года был принят Закон СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения», который более обстоятельно разъяснял и уточнял ряд положений, содержавшихся в Указе о введении ЧП в НКАО и прилегающих районах. Однако принятие этого закона ничуть не изменило ситуацию в Нагорном Карабахе.

Более того, закон даже усугубил правовой произвол в НКАО. Ибо в его статье 5 говорилось: «Высшие органы государственной власти и управления Союза ССР или соответствующей союзной, автономной республики вправе отменить любое решение нижестоящих органов, действующих в местностях, где объявлено чрезвычайное положение». То есть, даже после гипотетического восстановления органов власти НКАО, - а об этом ни Москва, ни тем более Баку даже не задумывались, - всегда была возможность отменить любое (!) решение Облсовета или его исполкома.

Наконец, в Законе СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения», в статье 3 говорилось, что при введении чрезвычайного положения указываются «срок и территориальные границы его действия». В случае с НКАО никаких сроков действия ЧП не называлось. Было очевидно, что ЧП в Нагорном Карабахе предполагалось бессрочное, вплоть до «окончательного решения» вопроса по сумгаито-бакинскому образцу.

На практике чрезвычайное положение в НКАО так и не было отменено вплоть до распада СССР. И лишь в ноябре-декабре 1991-го, когда уже начались непосредственные боевые действия, и карабахцы открыто вышли на защиту края с оружием в руках, попутно разоружая части ВВ МВД СССР и громя отряды азербайджанского ОМОНа, чрезвычайное положение свернулось само по себе, с поспешным уходом из региона сил МВД СССР.

Но до тех пор в Нагорном Карабахе у руля власти оставались военные, которыми как марионетками управлял «половинчатый» Оргкомитет, проводивший в жизнь самые разнузданные планы официального Баку по скорейшему уничтожению непокорной автономии.

Оргкомитет был плоть от плоти руководства АзССР. Возглавил его второй секретарь ЦК КП Азербайджана, в недалеком прошлом политический советник просоветского лидера Афганистана Наджибуллы Виктор Поляничко. Этот человек, по свидетельствам многих знавших его, был настоящим политическим авантюристом, что в полной мере и проявилось в ходе его почти 20-месячной карабахской эпопеи, закончившейся бесславным бегством в Баку, а потом и дальше, в Москву.

Впоследствии, летом 1993-го В. Поляничко был убит на Северном Кавказе, в зоне осетино-ингушского конфликта: его кортеж был расстрелян из засады так и не установленными лицами. В числе прочих версий высказывалось и предположение, что это могла быть месть карабахцев за те беды и страдания, что принес Поляничко со своими «комитетчиками» народу краю. Однако вряд ли мы когда-нибудь узнаем всю правду об этом загадочном покушении.

По странному распоряжению судьбы, на московском Новодевичьем кладбище могилы В. Поляничко и главы КОУ А. Вольского находятся неподалеку друг от друга…

В состав Оргкомитета был также включен, по причине своего русского происхождения, и зампред Совмина АзССР Матвей Радаев, и группа азербайджанцев - работников ЦК КП Азербайджана, Совмина и КГБ АзССР.

Использование этнических русских, вольно или невольно выражавших интересы азербайджанского руководства, было очень характерной чертой политики удушения армянского Нагорного Карабаха, проводившейся Баку. Их использовали на всех направлениях, включая партаппаратное, милицейское, «кагэбэшное» и так далее. Тем самым, во-первых, облегчалось выполнение многих задач, трудновыполнимых для чиновника-азербайджанца, а, во-вторых, весьма небезуспешно вбивался клин в армяно-русские отношения. Ведь в той же Армянской ССР, где и так зрело недовольство действиями военных, тезис о том, что «Баку руками русских душит наших братьев в Карабахе», объективно играл на обострение и без того сложных отношений Еревана с официальной Москвой…

29 января под охраной воинского контингента и спецназа из Баку в Степанакерт прибыли и сами члены Оргкомитета. Разместившись в специальных бронированных вагончиках на Степанакертском железнодорожном вокзале, где уже давно базировалась часть внутренних войск, они передвигались «из дома» на работу исключительно в БТРах.

К их приезду спецназ практически очистил здание Обкома партии от прежних обитателей. Еще в середине января, готовясь к приезду «гостей» из Баку, подразделение спецназа без всякого повода устроило разгром в помещениях, еще занимаемых бывшими членами Комитета особого управления. Поломав замки и двери, сокрушив мебель и разбросав всевозможные бумаги, спецназ МВД СССР выстроил лицом к стене «последних из КОУ», включая и генерал-майора МВД СССР (!) Сергея Купреева. Тем самым во вполне большевистском духе «комитетчикам» продемонстрировали, что «караул устал» и пора выметаться.

Излишне говорить, что по приезде новоявленных «хозяев» горного края, с трудом протискивавших на волю свои тучные тела в дорогих пальто и норковых шапках-ушанках из боковых десантных люков БТР-80, весь технический персонал обкомовского здания, включая уборщиц, покинул его, перебравшись в здание областного исполкома.

Нагорный Карабах и до того уже походил на прифронтовую зону. Но в конце января 1990-го он стал походить на огромный военный лагерь, где гражданское население с его бытом и заботами, казалось, было лишь надоедливым и ненужным придатком. Придатком к многочисленным комендатурам, полит- и особым отделам, казармам, фильтрационным пунктам, лагерям техники, бивуакам, блокпостам, БМП у мостов через горные речки, нарядам и патрулям, патрулям, патрулям…

Репрессии и террор

В середине января 1990-го, сразу после столкновений в азербайджано-карабахском пограничье - Шаумянском районе и Геташене, в опубликованной в областной газете статье партийный руководитель Гадрутского района НКАО, высказал мысль, которая очень вскоре подтвердилась.

«15 января Президиум Верховного Совета СССР принял Указ о введении чрезвычайного положения в Нагорно-Карабахской автономной области и некоторых других районах. Что он изменит? Вспомним, ведь год назад было введено особое положение. Мы не сумели посеять и собрать урожай, экономически разорились, периодически подвергались ограблениям со стороны соседей. Азербайджанцы же вооружились до зубов и сейчас угрожают армянскому населению всеми видами оружия. Не повторится ли то же самое, - рассуждал Григор Багиян. – Не для того ли вводится чрезвычайное положение, чтобы обезоружить тех шаумянских ребят, которые появились в объективе программы «Время» с ружьями в руках, чтобы не сумели они защитить свою Свободу и Честь…»12

То, что цель чрезвычайного положения заключается именно в недопущении карабахскими армянами какого-либо сопротивления властям АзССР в стремлении последних окончательно утвердить свой расистско-колониальный режим, стало очень вскоре очевидно. При этом речь шла о практически всех сферах жизни: от экономики, транспорта, связи до культуры, образования и отправления религиозных обрядов.

Репрессивный по отношению к карабахским армянам характер режима, установленного в НКАО и прилегающих районах, был вполне очевиден уже с первых дней после введения ЧП.

Сразу после введения чрезвычайного положения были арестованы сроком на 30 суток ряд активистов карабахского движения. Так, 18 января был арестован заместитель главного редактора газеты «Советский Карабах», в будущем – министр иностранных дел, президент Нагорно-Карабахской Республики Аркадий Гукасян. Арестован за публицистическую статью об армянских погромах в Баку, опубликованную в газете двумя днями ранее. Обманным путем его выманили из редакции, посадили в армейский УАЗ с офицером и двумя солдатами, ткнули автомат в горло и увезли в аэропорт. Вертолетом доставили сначала в тбилисскую тюрьму, где обнаружилось, что «в деле Гукасяна нет ни протокола задержания, ни постановления об аресте – вообще ничего, кроме газеты с его статьей. Даже много повидавшие офицеры МВД не могли скрыть изумления»13. Затем А.Гукасяна отправили в Новочеркасскую тюрьму, где он отсидел 17 суток.

Нормой повседневной жизни в НКАО стали избиения на улицах военными патрулями за непонравившееся слово, издевательства над гражданами в фильтрационных пунктах. Гигантские по тем временам штрафы в 500-1000 рублей (средняя ежемесячная зарплата составляла тогда рублей 200) за отправленные в Ереван и Москву телеграммы с рассказом о творящихся беззакониях. Аресты на 15 суток за малейшие нарушения устанавливаемого военными режима. И никаких тебе прокуроров, адвокатов.

Единственное дело, к которому был допущен адвокат, обнаружило вопиющий произвол военных, наплевательское отношение к действовавшему законодательству СССР.

«Юрий Нерсесян, генеральный директор Нагорно-Карабахского редакционно-производственного объединения, был освобожден от занимаемой должности приказом начальника штаба комендатуры района ЧП полковника Овчинникова. Приказ был противоправен, ибо подобное увольнение – прерогатива органа государственного управления. Нерсесяна вызвали в комендатуру для ознакомления с приказом. Он отказался поставить на приказе свою подпись, и был тут же арестован. 30 суток. Из рапортов, на основании которых Нерсесян был задержан, следует, что виновен он только в несогласии с приказом. В деле отсутствует письменное объяснение Нерсесяна и – что всего удивительнее – постановление об административном аресте»14.

Отметим, что беззаконное «освобождение» Ю.Нерсесяна от работы военным комендантом произошло 25 мая, то есть после принятия Закона СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения». В соответствии с Законом, все действия, предпринимаемые в районе чрезвычайного положения – суть прерогатива органов власти и управления, а вовсе не военных, привлекаемых для помощи и обеспечения безопасности граждан.

Карабахской властью Москва и Баку считали Оргкомитет. Но последний действовал из-за спины комендатуры, руками военных творя беспредел и ожесточенно пытаясь столкнуть военных с карабахцами, вынудив последних на отчаянные шаги. Так что название статьи «мемориальцев» о произволе в Карабахе – «Медленный взрыв» - как нельзя лучше характеризовало ситуацию в регионе.

Между тем, арестам и задержаниям подвергались даже лица, в соответствии с советским законодательством считавшиеся неприкосновенными, в частности, ряд депутатов ВС Армянской ССР, постоянно проживавших в НКАО. Надо отметить, что законодательство того времени позволяло баллотироваться в высшие законодательные органы власти независимо от места проживания. Именно для получения неприкосновенности в условиях царящего в Нагорном Карабахе произвола и террора ряд активистов карабахского движения выставили свои кандидатуры по ряду избирательных округов АрмССР и прошли в республиканский Верховный Совет. Более того, членами ВС АрмССР были избраны следователи Генпрокуратуры Тельман Гдлян и Николай Иванов из Москвы и Ленинграда, ставшие широко известными после расследования нашумевшего тогда и весьма неоднозначного дела о коррупции в Узбекской ССР, но затем подвергшиеся преследованию со стороны ЦК КПСС.

Осенью 1990 года военными были арестованы в Степанакерте и переданы в Баку депутаты ВС АрмССР карабахцы Ролес Агаджанян и Гамлет Григорян, проведшие несколько недель в азербайджанских застенках. Военный комендант района чрезвычайного положения В. Сафонов отрицал свою причастность к этому делу, и потребовалось вмешательство Президиума Верховного Совета СССР, чтобы депутатов отпустили.

Несколько месяцев провел в тюрьмах АзССР и РСФСР депутат ВС АрмССР карабахец Размик Петросян.

25 декабря 1990-го прямо в степанакертском аэропорту был похищен военными народный депутат СССР от НКАО Борис Дадамян. Захватившие его представители внутренних войск угрожали ему расстрелом, издевались, изрезали штык-ножами костюм и брюки. Затем его несколько часов держали в подвале частного дома в каком-то селе азербайджанского Агдамского района, допрашивали с шантажом и угрозами, после чего пожилого человека вытолкнули из машины близ военной комендатуры в райцентре Агдам. Лишь по счастливой случайности Дадамян не стал жертвой местных фанатиков-националистов.

«Налицо явный сговор властей разного ранга с целью растоптать национально-освободительное движение в Нагорном Карабахе. О наличии этого сговора свидетельствуют и обстоятельства моего похищения. Ведь задержали меня, если можно так сказать, официальные структуры, а потом они передали своего пленника преступным, антигосударственным формированиям. Мне кажется, что в Нагорном Карабахе отрабатывается сценарий подавления демократии, установления в стране пиночетовского режима», - говорил вскоре после своего похищения на пресс-конференции в гостинице «Москва» народный депутат СССР Борис Дадамян15.

Характерно, что и в этом, и ряде других случаев похищений представители азербайджанского Оргкомитета распускали слухи, что похищение – провокация самих армян.

Виктор Кривопусков в 1990-1991 годах длительное время находился в НКАО в качестве начальника штаба следственно-оперативной группы МВД СССР, бывал в регионе в специальных командировках. Изучив ситуацию изнутри, он проникся симпатией к народу Нагорного Карабаха и осознал преступность политики Кремля в отношении карабахцев. Много лет спустя В. Кривопусков изложит свои воспоминания и впечатления о периоде чрезвычайного положения в своей книге «Мятежный Карабах», дважды изданной в России.

Вот как Виктор Кривопусков пересказывает содержание своего разговора с В. Поляничко вскоре после исчезновения народного депутата Б. Дадамяна: «Поляничко пригласил меня сесть к столу. Он подтвердил, что в курсе похищения Дадамяна. Но уверенно заявил, что сделали это сами армяне, его же собственные сотрудники, водители большегрузных машин. Мстят Дадамяну за то, что он их обирал, денежные поборы устраивал… Об этом только что передавало республиканское радио»16.

Попытка переложить собственные преступления на противника – типичный прием информационной войны, часто используемый азербайджанскими спецслужбами. Как правило, распусканию слухов способствуют и СМИ: не случайно, что похищение народного депутата от НКАО сопровождалось соответствующей дезинформацией республиканского радио, о чем упомянул и В. Поляничко.

Подобные случаи были далеко не единичны. Тот же В. Кривопусков свидетельствует: «В конце 1990 года мне станет известно, что против народного депутата СССР (Зория Балаяна – прим. автора) азербайджанские спецслужбы готовили строго засекреченную и коварную акцию. Идея была до примитивности проста. Чтобы обезглавить карабахское движение, предполагалось убить Зория Балаяна и руководителя боевого крыла карабахского подполья Роберта Кочаряна (Роберт Кочарян, впоследствии президент НКР (1994-1997) и Республики Армения (1998-2008) – прим. автора), их тела бросить на территории Иджеванского района Армении недалеко от границы с Казахским районом Азербайджанской ССР. Затем распространить слух, что ярых армянских националистов убили сами армяне, считавшие их главными виновниками нынешних армянских несчастий»17.

Добавим к этому, что в ноябре 1998 года, вскоре после убийства в подъезде собственного дома в Санкт-Петербурге депутата Госдумы РФ Галины Старовойтовой (в начале 1990-х она была одним из наиболее известных защитников прав карабахских армян), некоторые СМИ Азербайджанской Республики распустили похожий слух. В частности, ими выдвигалась «версия», что Г.В.Старовойтову убил-де некий бакинский армянин, мстивший ей за «муссирование» карабахского вопроса, принесшего столько бед армянам Баку. Воистину, цинизму азербайджанского агитпропа нет предела.

К слову говоря, в бытность свою народным депутатом РСФСР и СССР, часто посещая Армянскую ССР, Галина Васильевна Старовойтова при поездках в НКАО также подвергалась задержанию в Степанакертском аэропорту. Ее не пропускали в Карабах, мотивируя это отсутствием у нее местной приписки. Народный депутат парировала: «А что, у Поляничко есть местная прописка?»

Если в Нагорном Карабахе военные задерживали и издевались над людьми, неприкосновенными по советскому законодательству, то можно себе представить, насколько бесправными перед военно-полицейским террором были обыкновенные граждане!

Обычным делом стали похищения военными людей и передача их за соответствующую мзду за пределы НКАО, азербайджанским бандам для получения последними выкупа от родных похищенного. Или их передача азербайджанским правоохранительным органам, которые фабриковали на похищенных карабахских армян «липовые» дела, используя издевательства и средневековые пытки, от которых задержанные часто умирали или становились инвалидами.

«У нас не прекращаются зверские убийства, похищения людей. В день моего фактического ареста, 25 декабря, в Мир-Баширском районе были растерзаны озверелой толпой два работника судмедэкспертизы области Роберт Григорян и Сурхай Погосян. Почему программа «Время» и «Азеринформ» ничего не сообщили об этом ужасном факте? – говорил в интервью журналу «Столица» народный депутат СССР Борис Дадамян. - Еще раньше, 7 декабря, был похищен слесарь нашего автопредприятия, отец четверых детей»18.

Все это проходило полностью безнаказанным. А центральные СМИ не только замалчивали происходящее, но и распространяли небылицы про карабахскую реальность, пичкая читателя байками об армянских «боевиках-бородачах».

Страшный произвол творился в деревнях на окраинах Нагорного Карабаха.

Так, одной из первых акций воинского контингента стало выселение армянского населения из сел Азад и Камо Ханларского района, подвергавшихся атакам в ноябре 1989 -январе 1990 гг., но успешно противостоявших всем попыткам боевых отрядов НФА овладеть ими. Для азербайджанских властей эти села, контролировавшие дорогу на Геташен и окружающий его труднопроходимый и стратегически важный горный район, были словно кость в горле. Заполучив их, можно было беспрепятственно засылать бандгруппы для террора против Геташена, чья депортация давно была в планах Баку.

Внутренние войска выполнили распоряжение властей Азербайджанской ССР и тем самым де-факто встали на позицию одной из сторон конфликта.

2 марта 1990 г. Верховный Совет Армянской ССР принял специальное заявление по этому поводу.

В нем, в частности, говорилось: «В последнее время азербайджанские власти и представители Народного фронта Азербайджана под покровительством подразделений Советской Армии и внутренних войск развернули бурную деятельность с целью выселения жителей из армянских сел Азат, Камо, Мартунашен и Геташен Ханларского района. Посредством темных сделок, фиктивной купли-продажи домов уже опустошено село Азад. Второго марта начато насильственное выселение жителей села Камо. Та же опасность грозит селам Мартунашен, Геташен, а затем и армянским селам Шаумяновского района.

Как известно, благодаря организованной самообороне, население упомянутых сел смогло нанести серьезный контрудар бандитским нападениям и успешно защитить свое право на жизнь в родном крае. Процесс выселения начался лишь после того, как в этих селах были размещены подразделения Советской армии и внутренних войск… Судя по всему, войска прибыли в Северный Арцах не для обеспечения безопасности армянского населения, а наоборот, - с целью нарушить его нормальную жизнедеятельность. В частности, об этом свидетельствуют предпринятые воинскими подразделениями действия с целью прервать внутреннее сообщение между армянскими селами, запугать их жителей лживыми слухами, нарушить поставки продовольствия и организацию медицинской помощи из Армении»19.

В том же заявлении ВС АрмССР требовал «незамедлительного вывода войск…с размещением их в демаркационных зонах армянских и азербайджанских сел»20.

Последняя ремарка не случайна. Ибо само размещение дислоцированного в НКАО контингента ВВ МВД СССР уже говорило о том, что в его задачи входило не столько обеспечение безопасности граждан, сколько подавление любого их волеизъявления. Крупные контингенты располагались в Степанакерте и райцентрах области, в которых не было опасности каких-либо межнациональных столкновений, так как все эти города и поселки были практически мононациональными, за исключением города Мартуни, где имелся населенный азербайджанцами пригород.

А вот многие окраинные армянские села, особенно находившиеся вблизи нескольких азербайджанских, были лишены какой-либо защиты со стороны военных. Некоторые сельские руководители просто умоляли военную комендатуру разместить в их деревне воинский наряд, но чаще дальше заверений дело не двигалось. Более того, именно в такие угрожаемые села чаще всего наведывались военные в поисках оружия.

Это подтверждало, что первостепенной целью контингента ВВ МВД СССР был перманентный террор против армянского большинства Нагорного Карабаха, имеющий целью держать его в постоянном напряжении, страхе, не дать сорганизоваться на ответное сопротивление вооруженным вылазкам азербайджанских «правоохранительных сил».

Обратимся вновь к свидетельствам начальника штаба следственно-оперативной группы МВД СССР Виктора Кривопускова.

«За 1990 год (В. Кривопусков приводит статистику на начало ноября 1990 г., - прим. автора) на территории НКАО проведено 160 оперативно-войсковых операций по проверке соблюдения гражданами паспортного режима, 156 из них осуществлено в городах и селах исключительно с армянским населением. Во многих случаях, при попустительстве командования внутренних войск, они сопровождались погромами в жилищах, мародерством и грабежами личных вещей, домашнего скота и птицы у жителей проверяемых населенных пунктов. При патрулировании улиц, городов и сел допускаются необоснованные задержания, побои и унижения достоинства граждан.

Со стороны азербайджанцев резко увеличились факты краж личного и общественного скота из армянских сел… Зарегистрировано 23 случая вооруженного нападения на армянские населенные пункты, большое количество обстрелов армянских домов. Среди нападавших азербайджанцев были люди в милицейской и омоновской форме, с автоматами... В то же время личный состав милиции из лиц армянской национальности не имеет фактически сил и средств предотвращать преступления, противостоять случаям вооруженных разбоев и угона скота. Как известно, по указанию МВД СССР, осуществленному по предложению МВД Азербайджанской ССР, с осени 1989 года в НКАО у армянских милиционеров изъяты все автоматы»21.

Осуществлявшиеся внутренними войсками МВД СССР так называемые «проверки паспортного режима», суть операции «по поиску оружия и боевиков», на деле являлись неприкрытыми акциями устрашения и подавления, в ходе которых наряду с арестованными не обходилось без избитых, раненых, а то и убитых сельчан.

Об одной из таких «операций» рассказали побывавшим летом 1990-го в НКАО сопредседателю московского «Мемориала» Олегу Орлову и председателю правозащитной комиссии Всесоюзного общества «Мемориал» Дмитрию Леонову жители окраинных сел Сарнахпюр и Даграз Аскеранского района НКАО. Эти и многие другие показания о том беспределе, который творили в Нагорном Карабахе кремлевские «миротворцы», вошли в вышеупомянутый материал «Медленный взрыв», опубликованный в московском журнале «Новое время».

«Стелла Габриелян, зоотехник: 21 июня я проснулась рано от шума. Все село было окружено военными грузовиками и машинами. В наши ворота стали громко стучать чем-то тяжелым, грохот стоял страшный. Во двор вошли человек 10 военных, документы свои не предъявили. Они стали обыскивать дом, сорвали ковер со стены, выбросили из шкафа всю одежду, ходили по ней, перевернули и сломали диван. Нам сказали: «Всех вас отправят в Сибирь».

Мой сын Севак, 12 лет, с утра ушел за скотиной. Когда он вернулся, солдаты схватили его и затащили в машину. Я не знала об этом. Когда солдаты ушли из дома, я вышла на улицу. По всей деревне стоял шум и крик. В центре села стояла машина, в которой сидели задержанные сельчане. Среди них я увидела своего сына. Он был напуган и округлившимися глазами смотрел на меня. Я очень испугалась за своего ребенка и тут же на улице упала в обморок. Мне потом рассказали, что соседей, которые бросились мне на помощь, солдаты отогнали. Мужа тоже не подпустили. Плакала и рвалась к Севаку моя мать. Солдат направил на нее автомат. Мать стала кричать: «Стреляй, фашист!»

…Они забрали без всякого объяснения колхозную машину, и назад мы ее не получили».

Зина Аванесян рассказала, что после сокрушительного и безрезультатного обыска мужа почему-то увели, а когда она, заперев дом, пошла следом, солдаты выбили окно и взяли хранившиеся дома 2300 рублей и золотые вещи. Второй «обыск», без хозяев, видели соседи. В военной прокуратуре Зине Аванесян сказали: «А где у вас доказательства, что вещи взяли военные?» Ее мужа продержали несколько дней в КПЗ, и у него стало плохо с сердцем. «Сейчас он в больнице. Мне не объяснили, за что его арестовали», - закончила женщина»22.

Похожими свидетельствами были полны армянские газеты в 1990 году. Но для советского читателя, которого регулярно пичкали порциями лжи центральные СМИ, материал «Медленный взрыв» стал, пожалуй, первым откровением в центральной прессе о царившей в автономной области действительности.

Ведь «Правда», «Известия», «Красная звезда» и им подобные издания навязывали читателю однобокое и жутковатое представление о коварных армянских боевиках-экстремистах и смелых советских воинах, защищающих мирное население от их происков.

Между прочим, редкие упоминания о поведении внутренних войск можно было изредка обнаружить и в азербайджанской прессе. Редкие потому, что, во-первых, сами проверки «паспортного режима» в азербайджанских селах были единичны. А, во-вторых, исходя из принципа послушания Центру, такие темы в АзССР не муссировались, а если и что-то «проскакивало», то в газетах, выходящих на национальном языке.

Но вот в изданном в Баку в 1989 г. сборнике «События вокруг НКАО в кривом зеркале фальсификаторов»23 приводится акт от 22 июля 1988 года, подписанный группой жителей азербайджанского села Гушчулар, расположенного близ Степанакерта. Ниже приводится отрывок из этого акта с сохранением стиля оригинала:

«В 16 часов в селение на машине марки РАФ (без номера) приехал некий гражданин русской национальности в сопровождении одного танка (видимо, так сельчане ошибочно назвали БТР – прим. автора) и автомашины марки «Урал», забитой солдатами и офицерами, который представился корреспондентом ТАСС, посланным сюда комиссией Верховного Совета СССР, работавшей в области. Категорически отказавшись войти в здание Дома культуры, «корреспондент» предпочел место перед магазином. Он выслушал Амирасланова Гусейнали и Джафарову Шараф. Когда же слово взял Фараджев Ахад, солдаты по приказу одетого в спортивную форму русского с дикими возгласами окружили народ и стали стрелять из автоматов в воздух.

От криков сельчан, избиваемых дубинками, сапогами и руками, волосы вставали дыбом. Не обращая внимания ни на что, солдаты по приказу того же русского в спортивной форме, ни с того ни с сего, избивая дубинками Гаджиева Сарвара Мирсафа оглы, поволокли его в танк. Не понимая, зачем с ее сыном обращаются подобным образом, мать Сарвара - Гаджиева Махмар и другие женщины, которые направились в сторону танка, по приказу неизвестного офицера были избиты солдатами. Солдаты и офицеры, производя выстрелы, вышли из селения. Испугавшись этого зверства, старики, женщины, мужчины и дети разбежались в окрестные леса».

Ясное дело, что после введения чрезвычайного положения бакинский Оргкомитет, будучи реальным хозяином военной комендатуры, принял меры по ограждению азербайджанских сел от визитов мало сведущих в этнографии, но зараженных вирусом афганского синдрома военнослужащих…

В ходе операций по «проверке паспортного режима» в армянских селах все чаще стали появляться раненые и убитые военнослужащими и командированными в НКАО подразделениями ОМОН, проходящими, таким образом, своего рода «обкатку» для распространения практики подавления на другие регионы страны.

Так, в ночь с 23 на 24 октября 1990 г. взвод рижского ОМОНа и подразделения внутренних войск провели «проверку» в деревне Каджаван Мардакертского района НКАО. Этот населенный пункт был основан на месте ферм армянского села Джанятаг (при царе близ него находился конезавод, разводивший известных коней карабахской породы) находившегося по соседству с несколькими азербайджанскими селами, откуда следовали постоянные нападения, и являл собой стратегически важную точку для контроля над окрестностями.

Поселившиеся в Каджаване два десятка молодых семей, естественно, хранили на ферме оружие для самообороны от азербайджанских милиционеров, дислоцированных в соседних деревнях и периодически совершавших нападения на армянские села и фермы. Как и везде, устанавливалось ночное дежурство, посты для предупреждения о нападении.

Ночью рижский ОМОН и внутренние войска под прикрытием БТРов скрытно подошли к Каджавану и были приняты за очередных азербайджанских визитеров сторожами фермы, которые произвели несколько выстрелов. Последствия были ужасными: двое сельчан были убиты, несколько ранены. Все жители Каджавана были избиты, их дома изрешечены пулями, мебель и посуда разбиты, украдены деньги и украшения. В ходе разгрома, по свидетельствам пострадавших, один из офицеров требовал от жительницы выдать оружие, демонстративно предлагая солдату изнасиловать ее несовершеннолетнюю дочь.

«Что касается фермы, то она практически перестала существовать», - пишет об этой операции Виктор Кривопусков24. Под «фермой», собственно говоря, скромно подразумевалось все поселение Каджаван, основанное как раз на месте ферм совхоза упомянутого армянского села Джанятаг: новый населенный пункт просто не признавался таковым Оргкомитетом, а значит и военными.

Все поголовно совершеннолетние сельчане-мужчины, 25 человек, были арестованы; против 9 из них, захваченных с оружием в руках, были заведены уголовные дела, остальные отсидели по 30 суток.

Сама деревня практически была уничтожена; женщины и дети покинули ее, ибо не могли оставаться в ней без какой-либо защиты. Тем самым, руками МВД СССР был фактически ликвидирован населенный пункт, препятствовавший планам властей АзССР по выдавливанию армянского населения из этой части Мардакертского района. Позже официальные источники сообщили, что ряд участников этой «боевой операции» против мирного населения были представлены к наградам25.

О карательной акции в Каджаване многие советские граждане узнали благодаря циклу репортажей «Карабахская трагедия» по радио «Свобода». Их автор, главный редактор московского журнала «Столица» Андрей Мальгин побывал в НКАО в конце октября - начале ноября 1990-го, где ему были представлены многочисленные факты террора и произвола.

Несмотря на расправы и репрессии против мирных граждан руководители карабахского сопротивления предпринимали все возможное, чтобы не допустить прямых столкновений вооруженных подпольщиков с военными, ибо понимали, чем это чревато.

Первой жертвой среди внутренних войск на территории НКАО стал лейтенант Игорь Цымбалюк. В январе 1990-го он был смертельно ранен в спину милиционером-азербайджанцем в одном из сел Гадрутского района, где военные пытались предотвратить столкновение местных армян с прибывшими извне сотрудниками МВД АзССР. Это был период спектакля «непослушания», конфронтации НФА с армией и советской властью. В том же январе азербайджанцами были убиты капитан и трое солдат в Ханларском районе.

До июля 1990 года в НКАО и прилегающем Шаумянском районе Нагорного Карабаха от рук карабахских армян не погиб ни один военнослужащий. Однако спецслужбы АзССР и в этом случае вовсю старались столкнуть карабахцев с внутренними войсками, не останавливаясь ни перед чем.

При этом характерно, что подобные провокации происходили именно тогда, когда обострялась обстановка в Армянской ССР, где коммунистические власти безнадежно проигрывали антисоветской силе - так называемому «Армянскому общенациональному движению» (АОД) во главе с Левоном Тер-Петросяном.

Лидеры АОД, сделавшие с весны 1988-го ставку на карабахское движение как наиболее массовое и перспективное для продвижения своих идей, быстро оттеснили от руководства ереванским комитетом «Карабах» его первых лидеров, которые ставили вопрос воссоединения НКАО с АрмССР, но не преследовали при этом каких-либо антикоммунистических целей. Харизматический Тер-Петросян и его окружение очень быстро повернули карабахское движение в русло борьбы за «десоветизацию» Армянской ССР, а в последующем – и за выход из СССР.

В мае 1990-го местные коммунисты с треском проиграли выборы в Верховный Совет Армянской ССР, где создалось прочное «демократическое», АОДовское большинство. В этот период в Ереване крайне обострилась обстановка, был спровоцирован ряд кровопролитных инцидентов. 27 мая, в ходе стычек с внутренними войсками МВД СССР и Советской Армией на ереванском железнодорожном вокзале и в пригородах армянской столицы погибли более 20 человек, в том числе и офицер внутренних войск, ранены десятки гражданских лиц и несколько солдат.

А накануне этих событий, 24 мая вооруженный инцидент произошел в Степанакерте. Около одиннадцати вечера, перед вступлением в силу комендантского часа в районе городского автовоказала неизвестный, поравнявшись с воинским патрулем, неожиданно выхватил из-под куртки короткоствольный пистолет-пулемет и в упор расстрелял наряд. Один солдат погиб на месте, трое были ранены. Стрелявший, который явно был профессионалом, скрылся, быстро затерявшись в улочках и проулках «частного сектора».

У лидеров карабахского движения не было сомнений в том, что происшедшее – дело рук азербайджанского КГБ. Преступника, конечно же, так и не нашли, но военная комендатура тут же бездоказательно заявила, что нападение – дело рук «армянских боевиков». Но самое страшное произошло сразу после расстрела патруля.

Военные и бронетехника вышли на улицы Степанакерта, открывая беспорядочный огонь по домам, прохожим, избивая попавшихся под руку прохожих, вламываясь в квартиры домов, расположенных в районе автовокзала.

«Давыденко Ирина Владимировна, врач «скорой помощи» рассказала нам, что она выехала на вызов в район автовокзала около 23 часов… Когда бригада возвращалась, в городе уже шла стрельба. Солдаты хватали прохожих и избивали дубинками. В течение часа с лишним военные не давали машинам «скорой помощи» выезжать на многочисленные вызовы местных жителей. На жалобу врачей заместитель коменданта города ответил, что жалеть жителей Степанакерта нечего. Выехав, наконец, в город, бригада обнаружила на улице адмирала Исакова УАЗ с водителем, у которого рука практически была оторвана пулями. По мнению врача, он пролежал в машине более часа. В этот момент проезжающий БТР открыл огонь из пулемета по окнам жилого дома, едва не задев врачей. В больнице водитель УАЗа скончался.

Другие бригады «скорой помощи» также доставляли в больницу избитых, с пулевыми ранениями, с переломами, с сотрясением мозга жителей Степанакерта. Ирина Владимировна говорит, что офицеры на улицах кричали: «Всех поубиваем, всех стрелять надо!» Потом старшие офицеры уже пытались остановить солдат, но не могли.

Бывший фронтовик Гурген Агасарян видел из своей квартиры, как обстреляли случайно подвернувшийся УАЗ, как стреляли по домам, избивали прохожих. Он позвонил в областное управление милиции, и дежурный сказал, что такое творится по всему городу»26.

Между тем, военный комендант района ЧП генерал-майор Генрих Малюшкин заведомо лживо заявлял представителям «Мемориала»: «Бронетранспортеры не стреляли на улицах города. Стрельбу из автоматов вели только военнослужащие, находившиеся в составе наряда, подвергшегося нападению. Стреляли только по боевикам, отражая нападение»27. В то время как нападение на патруль было молниеносным, сам нападавший не пострадал и скрылся, а десятки людей были ранены, избиты и один убит далеко от самого места происшествия.

Нетрудно догадаться, что этот и другие инциденты были представлены центральными СМИ в качестве самоотверженной борьбы внутренних войск с «армянскими боевиками». Между тем, совершенно очевидно, кому на руку был этот акт, за которым просматривался знакомый еще по Аскеранскому инциденту февраля 1988-го почерк КГБ АзССР.

Многократно имели место и случаи обстрелов военнослужащими комендатуры района чрезвычайного положения нарядов карабахской милиции, выезжавшей по вызовам граждан. Так, 9 сентября 1990-го, в Мартунинском районе НКАО, прибывшие из соседнего Физулинского района военнослужащие и азербайджанские омоновцы напали на вновь открытый незадолго до того монастырь Амарас, ограбили церковное имущество, стреляли по куполу и стенам из автоматов, избили священника. При этом был убит житель ближайшего к монастырю армянского села, чей труп был обнаружен лишь на следующий день. Еще полтора десятка человек были захвачены в заложники. А прибывший по вызову наряд милиции, вооруженный лишь пистолетами, был разоружен автоматчиками, милиционеры избиты и увезены за пределы области, в РОВД соседнего азербайджанского района.

Горбачевская «перестройка» и «гласность» входили в Нагорном Карабахе в новую фазу.

Политика фактической ликвидации НКАО

Используя чрезвычайное положение как удобную ширму, скрывающую истинное положение в регионе от союзной и мировой общественности, власти АзССР приступили к очередному этапу удушения армянского Нагорного Карабаха.

21 апреля 1990 года Президиум Верховного Совета АзССР издал Указ о частичных изменениях в административно-территориальном делении районов НКАО и города Степанакерта. В нарушение действовавшего советского законодательства, а также в обход органов власти автономной области создавался целый ряд новых административных единиц, с повышением их статуса и созданием соответствующих партийных и властных структур.

Так, селу Ходжалу, где жило около двух тысяч человек, придавался статус города с образованием горсовета и горотдела милиции. Населенной преимущественно азербайджанцами деревне Киркиджан - пригороду Степанакерта – статус поселка городского типа с образованием поселкового Совета и отделения милиции, и так далее.

Эти меры преследовали сразу несколько целей.

Во-первых, парализовав местные органы власти НКАО, выстроить структуру исключительно из местных органов власти азербайджанских населенных пунктов, которым передать все фактические полномочия.

Во-вторых, ускорить и без того форсированное развитие азербайджанских населенных пунктов, переселяя туда все новых азербайджанских переселенцев, а также бежавших после резни в Фергане в большинстве своем в АзССР турок-месхетинцев.

В-третьих, развернуть как можно большее количество новых отделений милиции и направить в них подразделения ОМОН МВД АзССР, которые с разрешения Кремля стали в большом количестве формироваться в АзССР. Для вооружения этих отрядов из фондов МВД СССР и МВД АзССР было передано большое количество автоматического оружия, включая пулеметы, пистолетов Макарова и скорострельных автоматических пистолетов Стечкина, бронежилеты, спец- и бронетехника.

«Особую напряженность, по многочисленным данным, в том числе по итогам оперативного рейда-проверки, проведенного личным составом СОГ МВД СССР, создают пребывающие на территории НКАО и прилегающих к ней районах дополнительные подразделения ОМОНа республиканского подчинения… По решению Совета министров республики дополнительно увеличен штат милиции НКАО на 460 человек, из них создано 12 отделений милиции с дислокацией в азербайджанских населенных пунктах, - говорилось в шифровке, отправленной из Степанакерта в Москву членами следственно-оперативной группы МВД СССР. - Ведется формирование сверхштатных подразделений ОМОНа… Подразделения ОМОНа, по указанию республиканского МВД, не взаимодействуют с местными органами внутренних дел, комендатурами участков района чрезвычайного положения и командованием внутренних войск, отмечаются случаи, когда они вступают в конфликты с воинскими подразделениями»28.

«Действовало несколько десятков незаконных, вооруженных автоматами омоновских групп. Днем они отсыпались в специальных базах-лагерях на территории азербайджанских населенных пунктов, а ночью нападали на армянские села, животноводческие фермы, бесчинствовали на дорогах, убивали, грабили. Были случаи, когда убивали и грабили и азербайджанских жителей»29.

Напомним, что при этом ОВД и райотделы внутренних дел НКАО (кроме населенной азербайджанцами Шуши) и Шаумянского района были практически разоружены. А внутренние войска, спецназ и командированные отряды союзного ОМОНа методично проверяли армянские села с целью изъятия подпольно хранящегося оружия.

…За достаточно короткие сроки властям АзССР удалось построить в превращенном на бумаге в город селе Ходжалу десятки новых многоквартирных домов, открыть филиалы нескольких предприятий. Были открыты и несколько филиалов республиканских вузов, куда без экзаменов принимались юноши и девушки из районов АзССР – просто по факту прописки в этих карабахских «нью-васюках».

Под охраной военных шли и шли в Ходжалу, расположенное близ железнодорожной ветки Агдам-Степанакерт, железнодорожные составы, колонны с грузами, садились и взлетали вертолеты. В селе (!) был образован отдельный строительный трест «Ходжалыстрой»30.

Ходжалу зловеще расползалось в сторону Степанакертского аэропорта, и уже появились «жалобы граждан» на мешающий жизни и работе шум самолетов с требованием прикрыть аэропорт. Вылетая из Степанакертского аэропорта в первых числах сентября 1991-го, в один из немногих дней, когда военными временно, для вылета в Ереван обучающихся там карабахских студентов было открыто ранее полностью заблокированное воздушное сообщение с Ереваном, автор этой книги увидел внизу, в Ходжалу, несколько новых семи- или девятиэтажных жилых домов. На их крышах уже стояли контейнеры с готовыми к монтажу лифтами…

Дороги же, ведущие из НКАО в Армянскую ССР, были, как и прежде, заблокированы. При этом если раньше блокаду осуществляли местные жители-азербайджанцы, а военная комендатура ссылалась на «невозможность» что-либо предпринять в связи с этим, то теперь блокаду основной дороги Степанакерт-Лачин-Горис осуществляли сами военные.

«Еще II Съезд народных депутатов СССР принял постановление, в котором говорится о недопустимости экономической блокады в политических целях. А блокада со стороны Азербайджана продолжается до сих пор! – говорил народный депутат СССР от НКАО Борис Дадамян. - Бывший комендант района чрезвычайного положения Сафонов прямо заявлял, что если будет указание Горбачева, то он снимет блокаду»31.

Отвечая на вопрос корреспондента «Московских новостей» относительно причин блокирования карабахской «дороги жизни», военный комендант района чрезвычайного положения В. Сафонов отвечал:

«Мы готовы обеспечить движение по этой дороге. Однако правительства Азербайджана и Армении пока не достигли соглашения по этому вопросу… Если говорить о проблеме блокады дорог, то она была передана для решения на республиканском уровне Постановлением Верховного Совета СССР от 5 марта 1990 года»32.

Между тем, в названном генералом Сафоновым постановлении, в пункте 5 содержался лишь общий набор фраз по обсуждаемом вопросу: «Советам министров Азербайджанской ССР и Армянской ССР совместно с Министерством путей сообщения СССР и Министерством гражданской авиации СССР обеспечить заключение соглашения между республиками по немедленной нормализации обстановки на железнодорожном, автомобильном, воздушном транспорте региона и разработать систему мер для надежного функционирования транспортных артерий»33.

Слова так и остались на бумаге, а «дорога жизни» была разблокирована лишь после распада СССР, в мае 1992-го, когда силы самообороны НКР штурмом взяли Шушу, и выбив в последующие дни азербайджанские оккупационные силы из Шушинского района НКАО, заняли райцентр Лачин и полностью взяли под контроль дорогу Шуша-Лачин-Горис…

Да и само очередное постановление горбачевского Верховного Совета было заведомо пустым звуком, попыткой переложить ответственность за стабилизацию в регионе с центральных властей на республиканские. В первом пункте Постановления от 5 марта 1990 года, в частности, говорилось: «Принимая во внимание, что Азербайджанская ССР и Армянская ССР несут полную ответственность за обеспечение прав и безопасности граждан всех национальностей на своих территориях, поддержание нормальной жизнедеятельности и общественного порядка, обязать органы государственной власти и управления республик… вступить в переговоры для заключения межреспубликанского договора о восстановлении доверия и согласия между народами, исходя из принципов равноправия, суверенитета и территориальной целостности обеих республик»34.

Тем самым вопрос окончательно загонялся в тупик. Ибо очевидно, что власти Азербайджанской ССР были заинтересованы как раз в дестабилизации ситуации и бесконечности чрезвычайного положения, под покровом которого они осуществляли программу окончательной ликвидации НКАО и самих карабахских армян.

А Еревану предполагалось, полностью игнорируя очевидное волеизъявление карабахских соотечественников, подписать с Баку договор, «исходя из суверенитета и территориальной целостности республик», тем самым:

- во-первых, фактически принять азербайджанскую версию о «территориальных притязаниях и вмешательстве Армении в дела суверенного Азербайджана»;

- а, во-вторых, согласиться с закланием карабахских армян на жертвенный алтарь геноцидных правителей Баку, имея перед глазами резню в Сумгаите и совсем недавнюю – в Баку, погромы и депортации, блокады и набеги, вооруженные атаки и нескрываемое желание окончательно уничтожить армянский Нагорный Карабах и «взяться» за Зангезур.

Вообще, само это постановление в очередной раз продемонстрировало полное неумение М.Горбачева и его ЦК КПСС управлять огромной страной, стало еще одним ударом лопатой по глиняным ногам советского колосса.

…Заблокировав НКАО со стороны АрмССР, военные легко разблокировали дороги из Азербайджана в Нагорный Карабах, куда вновь потянулись колонны с грузами, стройматериалами для азербайджанских населенных пунктов, вещами все новых и новых азербайджанских и турко-месхетинских колонистов-переселенцев.

Весной военные БТРы и грузовики сопровождали стада овец общим поголовьем более миллиона на летние пастбища Лачина и Кельбаджара. В то время как армянские села подсчитывали все новые убытки от набегов одетых в милицейскую форму автоматчиков, и хоронили безоружных сторожей и пастухов.

Политика апартеида, получившая развитие еще в советские десятилетия, стала еще более уродливой. Блокируя Степанакерт, города и села армянского большинства НКАО, власти АзССР создали параллельные структуры, призванные обеспечивать и развивать исключительно населенные азербайджанцами пункты. Появились столь специфические должности, как, например, «заведующий отделом народного образования районов с азербайджанским населением автономной области»35.

Между тем, политика фактической ликвидации автономной области была продолжена и на уровне отдельных районов. Летом-осенью 1990 года отряды внутренних войск и спецназа силой заняли райкомы партии и исполкомы местных советов Гадрутского, Шаумянского, Мартунинского и Аскеранского районов Нагорного Карабаха. А на их место были посажены «районные оргбюро» во главе с присланными из Баку аппаратчиками русской национальности – этакими «мини-поляничками». Эти мероприятия сопровождались столкновениями войск с населением, не обошлось без слезоточивого газа, стрельбы, массовых избиений.

Как это ни показалось бы удивительным во многих других регионах страны, где отношение к райкомам партии, коммунистам было весьма прохладное, в Нагорном Карабахе сотни людей вышли на защиту райкомов и исполкомов. Но ясное дело, не из-за симпатии к компартии, а чтобы защитить «растаскиваемые» после ликвидации областных структур теперь уже и районные органы местной власти.

11 сентября ТАСС сообщил в связи с этим, что «армянские боевики и хулиганствующая молодежь захватили здания райкомов партии в райцентрах Аскеран, Гадрут, Мартуни, превратив их в легальные штабы по борьбе с республиканскими органами власти». Под прикрытием этой демагогии сотни солдат были брошены на разгон занявших здания районных администраций граждан, среди которых были и депутаты. Только в райцентре Аскеран, где административное здание удерживали 70 безоружных граждан, среди которых были и женщины, на его захват были брошены 220 автоматчиков, которые применили газ, дубинки, саперные лопатки и после 4 часов «боя» очистили его для «районного оргбюро».

В начале сентября, накануне и во время захвата внутренними войсками административных зданий в Аскеранском и Мартунинском районах НКАО область была полностью лишена телефонно-телеграфной связи, оказавшись в полной коммуникационной блокаде.

В разгар этих событий народные депутаты СССР от НКАО Зорий Балаян и Вачаган Григорян, председатель областного исполкома (формально распущенного, но реально работавшего несмотря на давление комендатуры) Семен Бабаян, прибыв в Москву, объявили о начале бессрочной голодовки, которую и начали в депутатских номерах своей делегации в гостинице «Москва». Эта акция, к которой присоединились два народных депутата СССР от Армянской ССР - всемирно известный ученый-астрофизик Виктор Амбарцумян и народный артист СССР Сос Саркисян, получила широкий резонанс в мире и заставила Кремль призвать Баку временно ослабить нажим на карабахские органы власти. Однако именно временно, потому что вскоре последовали все новые репрессии и кровавые акции.

Ликвидация районных органов власти в армянских райцентрах края была частью единой программы. В Баку уже были разработаны планы ликвидации всех районных учреждений карабахских райцентров и их перевода в азербайджанские села, где загодя были созданы «территориальные райкомы партии». На базе этих сел планировалось создать новые райцентры, а сами районы перекроить, как это было сделано в 1920-1930 гг. в районах Северного Нагорного Карабаха, оставшихся за пределами Автономной области Нагорного Карабаха.

Именно такое решение и было впоследствии принято (впрочем, оно осталось лишь на бумаге) Верховным Советом Азербайджанской ССР 26 ноября 1991 года, накануне развала СССР. Этим решением НКАО упразднялась. Мардакертский район НКАО делился пополам с присоединением, соответственно, западной части к Кельбаджарскому, а восточной – к Мирбаширскому районам АзССР. Аскеранский район становился Ходжалинским, Мартунинский – Ходжавендским (от населенной азербайджанцами деревни- пригорода райцентра Мартуни) … Ну, и так далее.

Под угрозой оказались и последние ворота автономной области во внешний «неазербайджанский» мир – воздушные.

По требованию Оргкомитета военная комендатура резко ограничила число рейсов из Еревана и в Ереван - до 4-х в день, в то время как реальная потребность составляла не менее 10-12 рейсов. Периодически все рейсы просто отменялись, а на взлетно-посадочную полосу выводились БТРы, так что уже бывшим на подлете к Степанакерту пассажирским Як-40 приходилось возвращаться в Ереван. Участились случаи задержки рейсов, арестов самолетов, задержания экипажей.

Периодически, под угрозой уничтожения, запрещались полеты вертолетов в полностью блокированный Геташен и села соседнего с НКАО Шаумянского района Нагорного Карабаха.

19 мая военные власти арестовали три самолета Ан-2 Управления гражданской авиации АрмССР в аэропорту райцентра НКАО, города Мардакерт. Затем с помощью военно-инженерной техники была перепахана взлетно-посадочная полоса и разрушены строения. Тем самым аэропорт, принимавший рейсы из Еревана и армянского райцентра Сисиан, был выведен из строя. Крупнейший по территории и населению сельский район НКАО лишился единственной связи с «большой землей».

Наконец, в середине ноября 1990 года военная комендатура передала Степанакертский аэропорт под контроль ОМОН МВД АзССР. До зубов вооруженные «милиционеры», среди которых были лица с откровенно уголовным прошлым, превратили процедуру прохождения контроля в аэропорту в сущий ад. Любого карабахца при этом могли оскорбить, избить, ограбить, или еще хуже - арестовать.

«27 декабря они зверски избили экипаж вертолета, который доставил новогодние подарки ереванцев нашим детям. Подарки выбросили, а сам вертолет отправили в Баку... Наивно полагать, что об этом произволе не знает командование внутренних войск или комендатура района чрезвычайного положения. Ведь были случаи, когда внутренние войска, чтобы помешать посадке ереванских самолетов, выкатывали на взлетную полосу бронетранспортер...»36

Граждане и народные депутаты обращались в прокуратуру, военную комендатуру и военную прокуратуру по фактам издевательств над пассажирами и даже случаям изнасилования в аэропорту. Однако никаких виновных никогда не находилось. Режим будто бы взывал к гражданам: дескать, не хотите подобного, убирайтесь навсегда с этой земли. Не случайно местом травли и издевательств были избраны едва ли не единственные ворота Нагорного Карабаха во внешний мир.

Между тем, Кремль пошел и на полное свертывание каких бы то ни было проявлений самостоятельности НКАО в области экономики. Были полностью отменены все договоры, заключенные карабахскими предприятиями со смежниками из Армянской ССР на основе советского законодательства и с подачи Комитета особого управления.

Силовым путем комендатура пыталась насадить восстановление прежних вертикалей экономической зависимости НКАО от Баку.

Это началось сразу же после введения чрезвычайного положения. Уже 1 февраля 1990 года на площадь Ленина в Степанакерте, к превращенному в хорошо охраняемую крепость зданию Обкома, где располагались Оргкомитет и военная комендатура, в сопровождении военнослужащих и бронетехники подъехало несколько грузовиков и рефрижераторов из АзССР. Военные потребовали от директора местного объединения универсальной торговли В. Саркисяна принять грузы, однако он отказался делать это, ссылаясь на отсутствие соответствующих фондов, договоров и заказов. Результат – административный арест на 30 суток. Такие «экономические» методы стали применяться повсеместно, правда, практически безрезультатно.

Зато преуспели в транспортно-экономическом пиратстве. Пользуясь анклавным положением НКАО, власти АзССР с помощью военных стали переадресовывать грузы, исходящие из области. Срывались поставки, вагоны с готовой продукцией, направленной по договорным обязательствам в Армянскую и Грузинскую ССР, разворачивались и направлялись на предприятия и к потребителям АзССР.

Так, например, «Известия» сообщали, что 175 тысяч метров шелковой ткани, отправленных ранее в Тбилиси, оказались в азербайджанском городе Шеки37.

Напомним, что десятилетиями продукция Каршелкокомбината, не имевшего полного цикла производства, направлялась на аналогичный комбинат в Шеки, где выходила уже под маркой шекинского комбината, лишая карабахских ткачей премий и собственной марки. Положение изменилось в 1988-1989 годах, когда Каршелкокомбинат официально заключил договора со швейными предприятиями Еревана и Тбилиси. Таким образом, Центр, ратовавший за «экономическую самостоятельность» предприятий, сначала навязал Нагорному Карабаху КОУ, а потом ликвидировал его и дал Баку «зеленый свет» на возвращение к национал-феодализму в экономических отношениях с НКАО. В это же самое время Горбачев вещал на внешний мир о либерализации советской экономической системы.

Вслед за произвольной переадресовкой грузов последовали и многочисленные приказы и меры, - впрочем, игнорируемые в Карабахе, - о переподчинении, роспуске предприятий и объединений. Так, например, предполагалось распустить областные автотранспортные организации, а соответствующие районные подразделения и колонны подчинить ПАТО соседних с НКАО азербайджанских районов и т.п. В ряде случаев эти меры и решения Баку пытались подкрепить силовыми мерами со стороны военной комендатуры.

А изъятие у местной метеослужбы и вывоз за пределы НКАО всех градобойных 100-мм зенитных орудий вскоре привели к большим потерям урожая, нещадно побиваемого градом. Заметим, что в соседних с НКАО районах с азербайджанским населением, где также был установлен режим чрезвычайного положения, градобойные орудия никто не изымал; их эксплуатация продолжалась под формальным присмотром военнослужащих внутренних войск.

В условиях военного режима замерла и культурная жизнь в области. В соседних с НКАО азербайджанских районах формально действовал такой же режим чрезвычайного положения. Однако там проходили массовые собрания, торжества, даже митинги, на стадионах игрались футбольные матчи, работали кинотеатры. В НКАО и Шаумянском районе с подачи азербайджанского Оргкомитета любые подобные мероприятия были запрещены; стадионы пустовали, кинотеатры были закрыты. В Степанакерте военными был закрыт даже областной армянский театр им. М. Горького. Все эти меры также нельзя было рассматривать иначе, как еще одно средство создания невыносимых условий жизни для карабахцев.

Ведь в Пакте о гражданских и политических правах от 1966 года, ратифицированного Советским Союзом в 1973 году, говорилось: «Во время чрезвычайного положения… участвующие в настоящем пакте государства могут принимать меры в отступление от своих обязательств по настоящему пакту только в той степени, в которой это требуется остротой положения, при условии, что такие меры не являются несовместимыми с их другими обязательствами по международному праву и не влекут за собой дискриминации исключительно на основе расы, цвета кожи, пола, языка, религии или социального происхождения»38.

Информационная блокада

Одним из методов сокрытия происходящего в НКАО под личиной чрезвычайного положения стала информационная блокада вокруг происходящего в Нагорном Карабахе. Если раньше она распространялась на центральные СМИ, то после введения в автономной области режима чрезвычайного положения она распространилась и на местные средства информации.

Областное телевидение лишили выхода в эфир под предлогом неподчинения коллектива областного Комитета телерадиовещания распоряжению руководству Гостелерадио АзССР. Председателя комитета Григора Согомоняна уволили приказом военного коменданта район ЧП.

Программы армянского телевидения из Еревана в течение более чем месяца вообще не транслировались на область; затем формально вещание возобновили, но так, что изображения на экранах практически было не различить, а звук передавался с шумовыми помехами. Это было следствием «работы» контролировавшейся Оргкомитетом радио- телепередающей станции в Шуше.

Радиотелецентр в Степанакерте был занят военными, областное радио оккупировано политотделом комендатуры, и там распоряжались охраняемые военными пропагандисты из ЦК КП Азербайджана и КГБ АзССР. Местное радиовещание превратилось в рупор официальной азербайджанской пропаганды; ежедневно радиосеть обрушивала на местных жителей ругань и оскорбления в адрес избранных ими народных депутатов, угрозы вроде того, что «кто не хочет жить по законам Азербайджанской ССР, может убираться восвояси».

В мае 1990 года приказом военного коменданта из сетки вещания областного радиоузла были исключены передачи из Армянской ССР как на армянском, так и на русском языках. В недрах Оргкомитета вынашивалась и идея о поголовном изъятии у населения, под страхом штрафов и арестов, радиоприемников (как это делалось в СССР в годы Великой Отечественной войны), - для полного недопущения в регион «вражеской пропаганды» из Еревана. Напомним, что все это происходило в единой стране – Советском Союзе, на пятом году провозглашения курса на демократию, экономическую самостоятельность и свободу слова.

Правда, следует отметить, что очень вскоре в Степанакерте и районных центрах были налажены подпольные радиовещательные центры, которые с помощью несложных технических устройств выходили в сетевое вещание с заранее подготовленными текстами весьма едкого содержания по адресу Оргкомитета и военной комендатуры. Поделать с этим что-либо последняя не могла, так как подключение каждый раз производилось из разных точек, да и установить, откуда именно исходили подпольные передачи, было практически невозможно.

Оргкомитетом при помощи военной комендатуры активно использовались технические возможности политуправления ВВ МВД СССР. В частности, боевые разведывательно-дозорные машины (БРДМ) с громкоговорителями. Такие машины курсировали по Степанакерту, райцентрам и сельской местности, изрыгая всевозможные приказы, агитацию самого низкого пошиба, угрозы, посулы и тому подобное.

В областной газете «Советский Карабах» была введена драконова цензура, так что газета на время практически потеряла возможность информировать читателя о реальных событиях, анализировать их.

31 января 1990 года военный комендант района ЧП В.Сафонов издал приказ за номером 19. Этот приказ предписывал подчинить редактора и редколлегию газеты «Советский Карабах» лично В.Сафонову и начальнику политотдела комендатуры; тираж газеты печатать только в Степанакерте и распространять только в области и запретить вывоз за границы области оригиналов, матриц, пленок и стереотипов полос. Коллектив редакции не подчинился этому приказу, как противоречащему Конституции СССР и Указу от 15 января, являющемуся расширительным и произвольным толкованием комендатурой своих полномочий.

28 февраля военным комендантом В.Сафоновым был издан другой противоправный приказ (№ 44), требующий изменить гриф газеты: вместо «орган областной парторганизации и Советов Народных депутатов НКАО» писать «газета областной партийной организации». После отказа редакционного коллектива сделать это, газета три недели не выходила и понесла значительные материальные убытки.

Автор книги в описываемый период работал корреспондентом по особым поручениям газеты «Советский Карабах». Практически все мое рабочее время уходило на составление жалоб, заявлений и обращений от имени редколлегии и коллектива редакции газеты и областного Союза журналистов в самые разные инстанции. От министра внутренних дел СССР, Верховного Совета СССР, Союза журналистов СССР до военных прокуратур Степанакертского гарнизона и Закавказского военного округа.

Все жалобы и заявления, направленные на имя военного прокурора Степанакертского гарнизона подполковника юстиции И. Лазуткина, последним направлялись «для рассмотрения по существу» военному коменданту В. Сафонову, то есть тому лицу, на которое и жаловался коллектив редакции.

Однако обращения в московские инстанции иной раз имели положительное воздействие на ситуацию, особенно когда они становились достоянием гласности. Сыграло определенную роль и обращение к коллегам-журналистам, в том числе и иностранным. В частности, ни в Баку, ни в Москве никто явно не ожидал столь бурной реакции, которая последовала в ответ на арест редактора русского издания «Советского Карабах» Аркадия Гукасяна со стороны международной организации «Репортеры без границ». Вынужденно Гукасяна выпустили до окончания 30-суточного срока заключения.

Положительную роль сыграли и контакты с нарождавшейся тогда независимой прессой. В частности, автору удалось опубликовать летом 1990-го в первой независимой правозащитной газете «Экспресс-хроника» ряд материалов о произволе военных властей в НКАО, перепечатанных потом в ряде зарубежных русскоязычных изданий. Огласке были преданы и многие незаконные приказы и распоряжения военного коменданта В.Сафонова и других его «коллег».

А среди этих документов были настоящие перлы.

Так, в апреле 1990 года генерал-майор В.Сафонов утвердил «служебные обязанности коменданта газеты «Советский Карабах». Среди прочего военный комендант газеты был обязан:

- координировать деятельность редакции газеты по освещению национальных проблем;

- знать о перемещении корреспондентов по территории района чрезвычайного положения и за его пределы;

- не допускать совместной работы корреспондентов газеты и других изданий, в том числе иностранных, без разрешения коменданта района чрезвычайного положения;

- привлекать к труду работников, уклоняющихся от выполнения своих обязанностей (!) и т.п.

Моральный террор в отношении редакции областной газеты выражался и в периодических явлениях в редакции разного рода «политотдельщиков», которые грозили и пугали: «над вами сгущаются черные тучи», «редактора могут арестовать» и т.п. Однако проявленная коллективом редакции твердость постепенно свела всю эту нездоровую активность к минимуму.

Была установлена предварительная военная цензура. Военный цензор, как правило, приходил в редакцию, где требовал ознакомления с материалами. Вечером он являлся в типографию и контролировал гранки. Безжалостно вычеркивалось все, что не устраивало Оргкомитет: сообщения о нападениях и скотокрадстве, действительные или кажущиеся выпады против властей АзССР, малейшее упоминание о блокаде. Само это слово стало «персоной нон грата» на страницах газеты, а вскоре цензоры стали вычеркивать из текстов и слово «изоляция» применительно к ситуации в области.

Труднее было бороться с армянским изданием. Из военных цензоров никто не владел армянским языком; знавшие же его прикомандированные из Баку в Оргкомитет переводчики-азербайджанцы не могли перемещаться за пределами здания обкома иначе как под усиленным нарядом охраны.

24 июня 1990 года в газете «Труд» была опубликовано интервью с заместителем начальника политуправления внутренних войск МВД СССР генерал-майором Е.Нечаевым. В этом интервью, высокопарно названным «К штыку приравняли перо?» высокопоставленный политрук голословно отрицал все безобразия, чинимые военной хунтой в отношении СМИ и журналистов в НКАО.

В ответ, на основании имевшихся оригиналов и копий незаконных приказов и распоряжений военного коменданта и иных чинов комендатуры, в редакции «Советского Карабаха» был подготовлен подробный документ, изобличающий политработника в сокрытии истинной картины и откровенном вранье. Этот документ с приложенными копиями приказов и распоряжений военного коменданта района ЧП был размножен и разослан нами во многие СМИ, и, прежде всего, главному редактору газеты «Труд». Позже знакомый офицер внутренних войск в Москве рассказал мне, что знакомство с редакционным документом произвело на генерала Нечаева эффект разорвавшейся бомбы.

Цензура в областной газете сохранялась вплоть до 1 августа 1990 года, когда вступил в силу новый Закон ССР «О печати», не допускавший предварительную цензуру. Этот прогрессивный и по нынешним временам закон, принятый после многолетних проволочек 12 июня 1990 года, позволил «Советскому Карабаху» в считанные дни восстановить свой статус рупора карабахского освободительного движения. К вящему неудовольствию как бакинских властей, так и политотдела внутренних войск МВД СССР.

Оргкомитет во главе с В.Поляничко лелеял надежду, что областная газета не пройдет регистрацию (что новый закон о печати предписывал сделать всем СМИ до 1 января 1991 года) в Госкомитете по печати АзССР.

Однако и тут коллектив нашел выход. Учитывая, что подавляющее большинство подписчиков «Советского Карабаха» жили за пределами НКАО, и не только в Армянской ССР, но и в других республиках и различных регионах страны, газета де-юре подпадала под определение «всесоюзного средства массовой информации», которые проходили регистрацию в Москве, в Госкомпечати СССР.

Этим вопросом как раз пришлось заниматься автору этой книги, который на тот момент был уже московским корреспондентом газеты, имевшим официальную аккредитацию в пресс-центре МИД СССР. Надо сказать, что в отделе периодических изданий Госкомпечати СССР оказались вполне нормальные люди. В конце концов, газета получила регистрацию как общесоюзное СМИ и смогло продолжать свою деятельность. Хотя для этого потребовались и многочисленные хождения в Госкомпечать СССР с привлеченным юристом, и разные дополнительные документы.

Сотрудник, который занимался нашим делом и по странному совпадению носил ту же, что и военный комендант НКАО фамилию – Сафонов, уже позже показывал мне целый ворох телеграмм и факсов, поступивших в Госкомпечать СССР от «республиканского Оргкомитета по НКАО» в декабре 1990 – январе 1991 года. В этих телеграммах В. Поляничко и его подчиненные изливали всю свою желчь сначала в связи с возможной регистрацией «Советского Карабаха», а потом – по уже свершившемуся факту этой регистрации…

Таким образом, «Советский Карабах» стал единственным СМИ областного уровня, которому в течение большей части периода чрезвычайного положения удалось сохранить свою самостоятельность. После отмены цензуры оргкомитета и военная комендатура пыталась «урезонить» журналистов, направляя на них иски в городской суд, но в силу их «высосанности из пальца» и неграмотности, подавляющее большинство дел было выиграно редакцией.

Последовали и попытки Генпрокурора АзССР Исмета Гаибова (в 1988 году был прокурором Сумгаита и после сумгаитской резни пошел на повышение) подать в суд на редакцию, чтобы, дойдя до верховных республиканских судебных инстанций, закрыть-таки газету. Но многого он не успел, ибо первое и последнее заседание суда по этому иску состоялось в Степанакерте в дни августовского путча. Редакцией «Советского Карабаха» к делу был подключен и Союз журналистов СССР, куда для экспертной оценки загодя была послана практически полная подшивка газеты за август 1990 - июль 1991 гг.

19 августа 1991 года, когда в блокадном Карабахе бесчинствовали внутренние войска и азербайджанский ОМОН, стало известно о путче в Москве. Там, как известно, был образован «старший брат» оргкомитета-комендатуры - Государственный Комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП). В. Поляничко и его команда еще днем 19-го на радостях срочно вылетели в Баку для консультаций: как думали ненадолго, но оказалось навсегда.

В тот же день, 19-го в редакцию «Советского Карабаха» поступил приказ за подписью военного коменданта района чрезвычайного положения полковника В.Жукова: увеличить тираж на 1 тысячу экземпляров и опубликовать документы ГКЧП.

Удивительным образом, но даже в условиях перманентного террора и репрессий редакции газеты удалось «заволокитить» приказ, который уже через два дня стал совершенно неактуален в силу произошедших в Москве событий и провала путча. После провала путча последовало самоубийство министра внутренних дел СССР Б. Пуго и страшная паника в соседнем с редакцией здании обкома, где располагалась военная комендатура.

Так, начальник ее политотдела полковник А.Полозов направил в редакцию записку, в которой сообщал: «Распоряжение об опубликовании постановлений ГКЧП, засланное в редакцию газеты 19 августа, комендант района чрезвычайного положения полковник В. М. Жуков не подписывал. Его подпись была сфальсифицирована. По данному факту проводится служебное расследование»39.

Между прочим, смелый отказ редакции «Советского Карабаха» от публикации приказов ГКЧП вскоре принес и вполне материальные дивиденды. В сентябре, вернувшись в Москву из поездки в блокадный Карабах (на традиционный тогда вопрос о том, где был во время путча, не без сарказма отшучивался: «В Карабахе отсиживался»), автор этой книги попал на прием к заместителю «ельцинской» Госкомпечати Михаилу Федотову. Которому и вручил письмо от редакционного совета областной газеты, подборку номеров «Советского Карабаха» за август и копии приказов военного коменданта района чрезвычайного положения. В письме высказывалась просьба содействовать отправке в Степанакерт вагона с газетной бумагой, которую, по согласованию с Ереваном, должен был отгрузить из полагающихся Армянской ССР фондов Соликамский целлюлозно-бумажный комбинат. Но почему-то не отгружал.

Надо сказать, что все связанное с противостоянием ГКЧП по понятным причинам тогда проходило на «ура». Зампред Госкомпечати был просто в восторге от неподдающегося «Советского Карабаха» и немедленно сделал какие-то начальственные звонки, направив московского корреспондента карабахской газеты в подведомственное снабженческое учреждение. Последнее, к моему удивлению, оказалось буквально на соседней с моим домом улице; приняли же меня по звонку сверху быстро и по-деловому.

Вагон с газетной бумагой из Соликамска прибыл в Степанакерт где-то 20 ноября 1991 года. Это был последний или предпоследний из составов, что изредка, по специальным договоренностям сторон (ведь и у Баку была необходимость что-то направлять через армянскую территорию в Нахичеванскую АССР), еще пересекали административную границу НКАО. 22 ноября все пути были окончательно закрыты: Союз ССР был на грани распада, провозгласивший независимость Азербайджан готовился объявить о ликвидации НКАО и начале военного похода на Нагорный Карабах, боевые действия уже шли по границам края. Этого вагона бумаги хватило и на печать газеты до конца года, и на возобновление ее выпуска после прорыва блокады в мае 1992 года…

В отличие от областной газеты областные радио и телевидение были надолго выведены из строя. Радио возобновило вещание лишь после провала августовского путча 1991 года и поспешного бегства Поляничко и всего оргкомитета в Баку. А телевидение возобновило свою деятельность и того позже…

А в сентябре 1990 года настоящий переполох в стане политуправления внутренних войск произвел комендант степанакертского телерадиоцентра подполковник Александр Ищук. По окончании срока своей командировки из Новосибирска в район чрезвычайного положения НКАО и прилегающих районов он дал подробное интервью карабахским журналистам и записал интервью, которое затем было показано по Армянскому телевидению. Это выступление было перепечатано областной газетой «Советский Карабах» и главными армянскими республиканскими газетами

Александр Ищук рассказал, как карабахских журналистов незаконно отстранили от эфира, чтобы передать радиотелецентр пропагандистам из Баку, фактически обвинив военную комендатуру в нарушении законов.

«В январе с введением режима чрезвычайного положения в Нагорном Карабахе стало ясно, что средства массовой информации – это мощное оружие. Кто владеет ими, тот имеет возможность влиять на сознание людей. Видимо, исходя из этой предпосылки в январе этого года с введением режима чрезвычайного положения телевидение области прекратило свое существование»40.

Спустя несколько месяцев в номере за март 1991 года журнала «Журналист», органа Союза журналистов СССР, выйдет очерк Александра Ищука «Не хочу быть марионеткой. (Из дневника коменданта Степанакертского телерадиоцентра)». В нем он рассказал немало интересных эпизодов, свидетелями которых стал. В том числе дал оценку работе местных журналистов и подпольщиков.

«В Академии мы изучали по курсу «Партполитработа» организацию и ведение спецпропаганды в условиях войны: листовки, звуко-, радио-, телевещание. Это с противником. Но кто мог тогда сказать, что эту работу будем вести со своим населением. А та сторона работает профессионально – то и дело появляются листовки; радио Еревана говорит по-русски на наши войска и по-армянски обращается к населению.

…Те, кто следит за нашими радиопередачами не могли допустить в эфир от нас голос армянки – заглушили. Так нам еще раз дали понять, кто хозяин в доме, и кто мы здесь.

…Сегодня радиопередачи не глушили – результат нашего контроля за прохождением трансляции. Но в обед после нас вышла на полчаса подпольная станция, которая вылила по ушату грязи на Горбачева, Муталибова, Поляничко, на комендатуру»41.

В том же материале содержалась и трезвая оценка значения и последствий происходившего тогда в Нагорном Карабахе для всего Союза ССР: «Страна, ее будущее видятся в пятнах районов ЧП, во власти военных комендантов. За два года здесь (в Карабахе – прим. автора) прошли обкатку офицеры внутренних войск. Получен опыт, освоена тактика. Теперь дело за малым – объявляй режим ЧП и властвуй!»42

В ходе информационной войны обе стороны активно использовали листовки и прочую агитационную литературу, причем и в этом случае бакинские и военные пропагандисты работали весьма грубо и топорно, явно проигрывая карабахским подпольщикам.

Спецпропагандисты составляли и распространяли по областному центру листовки, подписанные от имени комитета «Арцах» или «Друзей народа». В листовках содержались призывы сотрудничать с азербайджанскими властями, поносились карабахские лидеры, как формальные, так и неформальные, обливались грязью народные депутаты от НКАО. Всe эти бумаги были состряпаны настолько грубо, что вызывали у населения эффект, прямо противоположный тому, которого добивались их составители.

Было очевидно даже, что состряпаны они отнюдь не местными жителями. Например, в листовке про одного из карабахских активистов было сказано: такой-то «со своей женой-жидовкой». Однако в НКАО, где по официальным данным переписи населения СССР 1989 года насчитывалось… аж 9 (!) граждан еврейской национальности, никогда не было ни антисемитизма, ни сопутствующих этому явлению определений лиц данной национальности.

Напротив, листовки на армянском, предназначенные исключительно для местного населения, писались местными же жителями и содержали конкретную информацию, интересующую практически каждого жителя карабахских городов и сел.

А выпускавшиеся карабахским подпольем листовки на русском языке, адресованные населению от лица реально не существовавшего комитета «Офицеры за перестройку», были написаны профессионально и содержали факты и предположения из области существующих реалий. Эти листовки читались и солдатами из контингента внутренних войск, и офицерами, среди которых действительно имелись сочувствовавшие карабахцам и сотрудничавшие с подпольщиками люди. А огульные отрицания существования в принципе чего-либо подобного со стороны высокопоставленных политработников лишь усиливали веру граждан и военнослужащих в реальность существования Комитета, заставляли их прислушиваться к советам и мыслям, содержавшимся в листовках.

Некоторые листовки, также на русском языке, пародировали и выставляли в дурацком свете руководство Оргкомитета и военной комендатуры. В них приводились факты коррумпированности последних, - сообщалось, например, о не соразмерных никакому разумному жалованию денежных переводах, отправляемых многими офицерами и даже рядовыми в разные регионы СССР. Эти листовки также попадали в руки военнослужащих и заставляли их задумываться о навязанной им роли карательной силы шовинистического режима Баку.

Формирование образа врага

В период силового подавления национально-освободительного движения карабахских армян политическое руководство СССР, Азербайджанской ССР, политорганы МВД СССР и АзССР, Советской Армии, средства массовой информации АзССР и СССР вели грязную пропагандистскую кампанию, имевшую целью формирование образ врага в лице армянского народа. Эта беспрецедентная кампания клеветы в адрес одного из народов страны была предпринята в целях внушить к нему чувство неприязни со стороны других народов и граждан СССР в целом, облегчив, тем самым осуществление преступной политики, проводимой Баку и Кремлем в отношении армян Нагорного Карабаха.

Ведь как признавались сами офицеры комендатуры, «приказ однозначен – сохранить Карабах за Азербайджаном»43.

Подобного рода пропаганда имела многоуровневый характер и варьировалась в зависимости от объекта своей направленности. На уровне всесоюзном в этом направлении работали центральные и ведомственные (газеты МВД, Советской Армии) средства массовой информации. В Азербайджанской ССР эту функцию весьма органично взяли на себя местные СМИ, которые и без того соревновались друг с другом в антиармянских выпадах и измышлениях.

На уровне района чрезвычайного положения НКАО и прилегающих районов АзССР соответствующую пропаганду среди военнослужащих внутренних войск МВД СССР и Советской Армии вели в основном политорганы, а также наезжающие пропагандисты из ЦК КП Азербайджана и КГБ АзССР.

На политзанятиях военнослужащих целенаправленно «обрабатывали», настраивая не только против карабахцев, но и против армян вообще, что преследовало цель подготовить личный состав и к предстоящим карательным операциям против Армянской ССР, где к власти окончательно пришли антикоммунистические силы.

Рядовой войсковой части 5471 внутренних войск МВД СССР Александр Волошин, покинувший свой пост в Степанакерте с оружием и радиостанцией 12 августа 1991 года и скрывшийся, объяснял в сделанном им специальном заявлении причину своего поступка. Он, в частности, сказал: «Нас здесь фактически держат в роли карателей… Здесь нам постоянно твердят, что мы защищаем азербайджанский народ от армянских боевиков, но, как я сам разобрался, это не так». Заявление А. Волошина было зачитано по подпольному радио и передано для печати в газету «Советский Карабах», но не было опубликовано, дабы не создавать лишних проблем беглецу.

Другой оставивший свою часть, рядовой Вильнюсского специального полка внутренних войск Александр Енчин, рассказывал в интервью журналу «Столица»: «Как только мы приехали в Степанакерт, - сразу начались антиармянская пропаганда и инструктаж. Нам говорили: армяне – сплошные уголовники, террористы, поголовные наркоманы и прочее. Каждый день до нас доводили ложную информацию о том, что армяне напали на тот или иной пост, бомбили тот или иной объект. И, наоборот, вопреки реальности в течение всего времени моего пребывания в Степанакерте, с июля до ноября (1990 года – прим. автора), не было ни одного случая, чтобы нас информировали о нападениях, совершаемых азербайджанцами. Вся пропаганда была строго направлена против армян»44.

Центральные СМИ продолжали пичкать советских граждан страшилками про армянских боевиков, терроризирующих мирных азербайджанцев. Особенно усердствовали органы военной печати: «Красная звезда», издания МВД. При этом доходило до откровенных оскорблений в адрес целого народа.

Так, в номерах 8 и 9 «Военно-исторического журнала» за 1990 год был опубликован материал «Дашнаки», основанный на материалах Департамента полиции царской России за 1908 год. Напомним, что это было время, когда после известных событий 1905-1906 гг. армяне рассматривались самодержавием как «ненадежный элемент» со всеми вытекающими последствиями. «Краснознаменный» журнал, тем самым, вольно или невольно поставил себя в один ряд с, казалось бы, ненавидимой коммунистами «царской охранкой».

В этом материале, напряженность в Закавказье ненавязчиво, устами анонимного жандармского подполковника «объяснялась» некоторыми присущими армянам особенностями. Они-де «отчасти уподобились притаившейся и свернувшейся в кольцо змее, выжидающей случая ужалить кого-либо из окружающих»; имеют «черную душу»; их отличает «двуличность: преклонение и лесть перед сильным, и в то же время старание принести ему чем-либо вред»; они являются элементом «чуждым» и «неблагодарным» к русским и так далее. В предисловии к публикации говорилось, что она «представляет интерес для читателей».

Публикация в «Военно-историческом журнале» была типичным примером пропаганды и агитации расовой и национальной вражды с точки зрения законодательства СССР. Однако наивно было полагать, что главный редактор журнала или автор подготовки публикации В. Копылов могли бы понести хоть какое-то наказание за свою стряпню.

Антиармянская истерия в армии и особенно внутренних войсках была столь раскручена, что доходило порой до курьезов. Так, на учредительном съезде Компартии РСФСР в июне 1990 года на пост ее первого секретаря баллотировался бывший второй секретарь ЦК КП Армении Олег Лобов. Начальник политотдела Приволжского управления внутренних войск МВД СССР С. Кавун задал Лобову вопрос: «Есть ли у вас моральное право баллотироваться после гибели стольких российских парней в Армении при прямом попустительстве местных властей, в том числе и вашем?»

На что Лобов прямо и вполне честно ответил: «Для сведения: на территории Армении за два года погиб в вооруженных конфликтах один офицер. Это было 27 мая». Политработник внутренних войск «отпарировал» очень показательно: «Я могу вас поправить, но я не буду поправлять. Из газет все знают, сколько погибло…»45

Дезинформацией занималась и комендатура района чрезвычайного положения НКАО и прилегающих районов АзССР в подготавливаемых ею «сообщениях военного коменданта» - сводках происшествий. Последние были обязательны для публикации в областной газете «Советский Карабах» как в период действия военной цензуры, так и после ее отмены, и часто носили откровенно подстрекательский характер. Например, после упоминавшегося расстрела неизвестным наряда внутренних войск в Степанакерте 24 мая 1990 года в подготовленном на следующий день сообщении военного коменданта голословно утверждалось: «Бандитствующие элементы армянской национальности совершили ряд преступных акций по отношению к войсковым нарядам внутренних войск»46.

Буквально через несколько дней после гибели рядового внутренних войск в Степанакерте и драматических событий в Ереване, где погибли 23 гражданских лица и офицер, последовало сообщение «Азеринформа» об обращении к М. Горбачеву из Баку «общего собрания военнослужащих внутренних войск комендатуры района чрезвычайного положения».

Стиль обращения непонятно как собранного в Баку «общего собрания военнослужащих», расквартированных в «НКАО и вокруг нее», был соответствующим:

«Опять на улицах Степанакерта звучат выстрелы, опять по вине армянских террористов льется кровь наших товарищей… Бандитская пуля армянских террористов оборвала жизнь нашего бывшего сослуживца… Погиб в мирное время от рук подлых убийц… Нас глубоко возмущает бездействие руководства Армянской ССР, спокойно взирающего на бесчинства, творимые террористами»47.

Эти примеры наглядно демонстрируют, как в условиях чрезвычайного положения политорганами внутренних войск МВД СССР и Советской Армии сознательно искажалась информация, распускались заведомо лживые слухи и нагнеталась слепая ненависть к ставшему неугодным одному из «братских народов» СССР.

В угоду политическим устремлениям не только представители Баку, но и политработники и военные журналисты преднамеренно задним числом искажали обстоятельства гибели военнослужащих в зоне конфликта.

Так, в редактируемой А. Прохановым газете «День»48 было опубликовано открытое письмо подполковника запаса М. Дубравки бывшему министру внутренних дел В. Бакатину, озаглавленное «Чья вина?». В нем, в частности, упоминалось о гибели троих рядовых и капитана внутренних войск в январе 1990-го в Ханларском районе АзССР. В январе-феврале 1990 г. многократно сообщалось, что они были убиты азербайджанскими «народнофронтовцами». Отставной подполковник же заявлял, что в армянских селах Азад и Камо, куда погибшие были посланы для защиты мирных жителей, было «полно вооруженных так называемых бойцов самоохраны», но солдаты были все же посланы в армянские села и «погибли от рук экстремистов». Повтор эпитета «армянский» в сочетании с умалчиванием национальной принадлежности убивших военнослужащих «экстремистов» был призван поддержать официозный заказ на разоблачение пресловутых армянских боевиков.

Подобного рода цинизм возмущал многих офицеров внутренних войск, однако их мнение можно было почерпнуть разве что из местной прессы. Так, в сентябре 1990 года комендант армяно-карабахского села Геташен капитан Курбан Гасанов (чеченец по национальности) сказал в интервью газете «Советский Карабах»: «В январе в азербайджанском селе Гаджикент были зверски убиты капитан Осетров и трое его солдат. Им отрубили головы, а из обезглавленных тел развели костер. Многочисленные подразделения собрали деньги для установления на месте преступления обелиска в память о погибших товарищах. Однако памятника до сих пор нет. Зато установлен памятник азербайджанским боевикам, надругавшимся над телами убитых»49.

Тот же капитан Гасанов привел пример того, как грубо и топорно действовали пропагандисты из МВД при «проверке паспортного режима» азербайджанским ОМОНом в селе Геташен 29 августа 1990 года: «Азербайджанцы говорили, что пришли разоружить геташенцев. Но поскольку оружия они не нашли, то вынуждены были взять у нас радиостанцию, заснять ее на пленку и заявить на всю страну, что отобрали ее у армян. Между тем это была наша военная радиостанция, установленная на месте посадки вертолетов. Почему никто не спросил меня, ведь я, черт бы их побрал, комендант этого района?!»50

Заместитель коменданта Шаумянского района Нагорного Карабаха Иосиф Железко сказал в интервью корреспонденту «Советского Карабаха»: «Баку выискивает новые способы для дестабилизации обстановки. Именно эту цель преследует создание оргбюро в Шаумянском районе»51.

А командир дислоцированного в селе Манашид того же района взвода внутренних войск Михаил Гридин откровенно признал: «Здесь живут добрые, гостеприимные люди и между нами сложились самые теплые, дружеские отношения. Сказать по правде, у меня складывается впечатление, что кому-то не по душе эти отношения, что кому-то очень хочется вбить клин между русскими и армянами»52.

Естественно, что, пробыв какое-то время в Нагорном Карабахе, многие думающие солдаты и офицеры в корне меняли свой первоначальный взгляд на происходящее, во многом навеянный официальной пропагандой и ложью СМИ. Именно поэтому многих офицеров комендатуры «задвигали» куда подальше с глаз долой, а то и поскорее отправляли назад к месту службы. Тот же вышеупомянутый подполковник Иосиф Железко до назначения в Шаумянский район был военным комендантом газеты «Советский Карабах», но проявил «либерализм» за что и был «сослан» на окраину.

А воинские контингенты старались менять как можно чаще; считалось, что после 3-4 месяцев несения службы солдаты становились ненадежными, проникаясь пониманием забот местных жителей, а то и симпатией к ним…

Весомую лепту в создание образа врага в лице армянского народа внес КГБ СССР. Одной из наиболее показательных провокаций этой организации стало так называемое «Ковровское дело».

Осенью 1990 года «Правда», «Известия», «Советская Россия», «Красная звезда» наперебой вдруг начали рассказывать о крупных хищениях оружия с одного из заводов райцентра Коврова, что во Владимирской области. А именно - с Ковровского механического завода (КМЗ), выпускающего наряду с прочим некоторые виды стрелкового оружия и боеприпасы, приборы для вооруженных сил. О «ковровском деле» активно заговорили и программа «Время», телевизионные сводки МВД СССР, другие радио- и телепередачи.

Сотрудники КГБ, расследовавшие это дело, раздавали направо и налево все новые интервью. В них все чаще и чаще звучали мотивы, указывавшие на политический характер расследовавшегося госбезопасностью дела о хищениях. Так, начальник следственной группы Управления КГБ по Владимирской области, подполковник юстиции Николай Зотов говорил: «Оказалось, что имеем дело с группой, связанной общим преступным замыслом не только похищать с завода боевое оружие, но и надежно его сбывать за немалую плату. Не оставалось сомнения, что они располагают широкими контактами, простирающимися в те регионы страны, где сегодня неспокойно, нередко пускается в ход боевое оружие, проливается кровь... Особенно сложным оказалось расследование путей, которыми похищенное оружие переправлялось для закавказских боевиков... Так, при встрече в ресторане гостиницы «Советская»... руководитель одного из предприятий Армении обещал закупить оптом оружие... на сто тысяч рублей»53.

Речь шла об арестованном КГБ в результате спланированной провокации начальнике управления «Армгазпрома», уроженце НКАО Григории Асряне. А суть провокации была в том, чтобы каким-то образом связать единичные случаи хищения оружия с пресловутыми «армянскими боевиками». Но сделать это было не так просто, поскольку хищения с КМЗ были не столь масштабны: 4 пулемета Калашникова (ПКМ), полтора десятка сигнальных пистолетов, несколько пулеметных стволов (они шли на изготовление вкладышей к охотничьим ружьям местных охотников-любителей), два прицела ночного видения и по несколько сот боевых, мелкокалиберных, сигнальных патронов и капсюлей «жевело».

Тут-то КГБ и разыграло провокацию.

…В 1996 году в Москве вышла книга бывшего начальника 5 Главного управления, а затем и первого заместителя председателя КГБ СССР Филиппа Бобкова «КГБ и власть».

Любопытно, что бывший шеф советской политической полиции («охранки») вскоре после отставки поступил на службу к новоявленному олигарху В. Гусинскому, заведовал службой охраны группы «Мост». В своей книге Ф. Бобков явно приукрашивал роль и место КГБ в советской действительности.

Вот как прокомментировал некоторые пассажи из книги «КГБ и власть», относящиеся к теме нашего исследования, бывший подчиненный Ф. Бобкова по 5-му управлению подполковник Александр Кичихин.

«На словах, на всевозможных совещаниях… нам постоянно внушали, что провокации – это методы западных спецслужб, и нам запрещено использовать этот прием. Однако на практике он был обиходным в работе органов госбезопасности. Вот примеры, хорошо известные мне.

1990-й год, город Ковров, завод по производству оружия. В КГБ поступила информация, что некоторые работники завода торгуют оружием. Тогда вовсю полыхал армяно-азербайджанский конфликт, сведения казались очень убедительными, но выйти на торговцев и покупателей не удалось. И поступили следующим образом. Среди рабочих завода нашли нескольких агентов госбезопасности, которые и выступили в роли продавцов. Они чуть ли не по улицам ходили, предлагая купить оружие. Естественно, в скором времени покупатели нашлись. Во время сделки и те, и другие были захвачены. Об этой операции в газете «Правда» была большая публикация, а также снят телевизионный фильм, который шел по Центральному телевидению. Однако когда мы смотрели этот фильм до показа, все без исключения пришли к выводу, что это провокация, которая была осуществлена для того, чтобы показать оперативную работу органов госбезопасности»54.

Впрочем, А. Кичихин тоже не договаривал. Ибо продавцами выступили именно оперативники КГБ, которые сами вышли на командированного в Москву начальника управления снабжения «Армгазпрома» Г. Асряна. Они предложили ему продать мебель, которую он собственно и должен был закупить в столице для пансионата «Армгазпрома», переданного потерявшим кров и имущество беженцам из Баку. Но в день сделки в фургон с мебелью были предварительно подброшены несколько мешков с оружием иностранного производства (пистолеты-пулеметы «Томпсон» и пистолеты «Вальтер»), взятым «напрокат» из арсеналов подмосковного КГБ в городе Ногинске. Таким образом, собственно сами ковровские похитители оружия послужили лишь затравкой для крупномасштабной, но примитивной провокации госбезопасности.

Автор этой книги, будучи в описываемый период московским корреспондентом газеты «Советский Карабах», неоднократно бывал на судебных заседаниях в Коврове, общался с адвокатами обвиняемых. Кстати, один из адвокатов, Валентин Бакланов, сам в прошлом был следователем по особо важным делам КГБ СССР и знал, как говорится, всю кухню изнутри. Судебный процесс вскрыл многочисленные подтасовки и накладки в ходе следствия. По итогам журналистского расследования мною был подготовлен материал для журнала «Столица», вышедший в свет как раз в дни августовского путча 1991 года55.

Вскоре после путча дело «спустили на тормозах», а обвиняемых выпустили, «приговорив» их к уже отбытому в СИЗО сроку. Но сколько информации, статей, телесюжетов и репортажей было придумано, написано, разыграно, и показано по всей стране, чтобы лишний раз запугать советских граждан жупелом «армянского терроризма»!

Между прочим, в этом КГБ преуспел еще задолго до карабахских событий. Известно, что в январе 1977 года в московском метро прозвучала серия взрывов, погибли и были ранены люди. В этом преступлении были обвинены четверо жителей Армянской ССР – членов подпольной организации, выступавшей за выход республики из состава Советского Союза. Обвинение было явно сфабриковано, ибо все подсудимые имели алиби, подтверждаемые многочисленными свидетелями. Но их осудили и приговорили к расстрелу. При этом приговор был приведен в исполнение подозрительно быстро, вопреки всем действовавшим нормам и законам.

В защиту осужденных выступили тогда многие правозащитники, включая академика Андрея Сахарова, подвергшегося за это выступление очередной кампании травли в советской прессе56. Позже, уже в постсоветское время в прессе появились публикации, в которых процесс в отношении армянских антисоветчиков прямо назывался сфабрикованным от начала и до конца. КГБ-ФСБ так ни разу и не опровергли эти утверждения, не подали в суд на авторов публикаций.

Очевидно, что взрывы в метро были лишь предлогом для расправы с активистами движения за выход Армянской ССР из состава Советского Союза. Власти СССР всегда подозрительно относились к республике, где чуть ли не каждый третий имел родственников за рубежом. Советская же пропагандистская машина на протяжении всех лет советской власти вбивала в голову жителей Армянской ССР, что физическое существование республики возможно лишь в рамках СССР: иначе ее сразу же «сожрут» турки. Оттого ростки идеологии независимости в этой республике были особенно нетерпимы для Кремля.

Очевидно и то, что процесс над армянскими диссидентами был просто сказочным подарком Гейдару Алиеву и его команде, ибо позволял на законных основаниях усилить борьбу с «дашнаками и армянским национализмом» в Азербайджанской ССР. То есть ускорить удушение Нагорного Карабаха и окончательно тюркизировать «армянское Косово» - Нахичевань.

Учитывая упомянутые тесные связи Гейдара Алиева со свояком Л.Брежнева, бывшим шефом КГБ АзССР, впоследствии заместителем председателя КГБ СССР Семеном Цвигуном, а через него и с председателем КГБ Юрием Андроповым, нетрудно предположить, что по всем этим линиям имела место координация деятельности.

Не случайно многие исследователи отмечали, что ставший Генсеком ЦК КПСС «либерал» Андропов развернул кампанию по борьбе с коррупцией, которая благополучно обошла стороной Азербайджанскую ССР. Да и сам Гейдар Алиев вполне процветал при Генсеке из КГБ.

Любопытно и то, что в годы карабахского конфликта и после него сфабрикованная версия о взрывах в метро неоднократно всплывала в разного рода передачах и документальных фильмах, которые с подозрительной регулярностью прокручивались по каналам российского телевидения. Так, например, в 1997 году такой фильм показывали дважды, причем второй раз аккурат накануне визита президента Азербайджанской Республики Гейдара Алиева в Москву.

В феврале 2004 года, сразу после взрыва на московской станции метро «Автозаводская», повлекшего за собой многочисленные жертвы, в газете «Московский комсомолец» появилась заметка известного своими контактами с азербайджанскими спецслужбами журналиста Александра Будберга. В ней высказывалось провокационное предположение о возможном «армянском следе» во взрыве в метро: дескать, таким вот образом армяне могли «отсалютовать» к приезду в Москву с официальным визитом президента АР Ильхама Алиева-младшего57.

Любой человек, занимающийся вопросами идеологии, скажет вам, что подобные информационные провокации не бывают случайными, не связанными друг с другом.

Однако вернемся к последним годам существования СССР. Нет никакого сомнения и в том, что в период обострения ситуации «в Нагорном Карабахе и вокруг него» действовала сильная коррупционно-мафиозная связка по линии КГБ АзССР - КГБ СССР, доставшаяся руководителям АзССР в наследство от Гейдара Алиевича.

В 1989-1991 годах КГБ АзССР возглавлял бывший комсомольский лидер республики Вагиф Гусейнов, человек последнего секретаря ЦК и первого президента Азербайджанской ССР Аяза Муталибова. После отставки Муталибова он перебрался вместе с ним в Москву, где и возглавляет ныне один из бесчисленных политологических центров.

В 2000 году руководитель Исполнительного аппарата президента Азербайджанской Республики Рамиз Мехтиев, разоблачая «антиалиевскую» деятельность В. Гусейнова в официозе «Бакинский рабочий», упомянул кое-какие интересные детали.

А именно: «7 октября 1989 года приказом председателя КГБ республики Вагифа Гусейнова была создана так называемая «Кризисная группа», которая состояла из 12 офицеров различных подразделений комитета. Возглавлял ее Владимир Мирзоев — начальник 5-го отдела (славянское или христианское имя у этнического азербайджанца почти стопроцентно свидетельствовало о его неазербайджанской матери – прим. автора). Официально в задачу группы входила организация целенаправленной «работы по выявлению, предупреждению и нейтрализации враждебных действий противника, подготовки упреждающей информации в инстанции и КГБ СССР». Нельзя не заметить трафаретный характер этой формулировки, которой обычно как кодом пользовались в органах безопасности. Материалы следствия по «Кризисной группе» показывают, что в действительности круг ее действий был значительно шире и выходил далеко за пределы того, что определялось приказом. Провокации, взрывы, поджоги квартир, покушения с целью убийства — таков неполный перечень дел, которыми занималась эта группа»58.

Думается, обвинения в адрес В.Гусейнова в «антиалиевщине» со стороны Р. Мехтиева носят чисто ритуальный характер. Ведь совершенно очевидно, для борьбы с каким таким «противником» создавалась «кризисная группа» КГБ АзССР в октябре 1989-го, в разгар блокады Нагорного Карабаха и Армянской ССР, многочисленных провокаций и нападений на армянские села, транспорт. В тот самый момент, когда азербайджанские власти решили временно и неявно отступить от политики «послушания», выдвинув на первый план «плохих парней» из Народного фронта. Скорее всего, люди именно из этой группы осуществили многие теракты в НКАО, в том числе и расстрел воинского наряда в Степанакерте 24 мая 1990 года.

Обращает на себя внимание и то, что во главе «Кризисной группы» КГБ АзССР, созданной для осуществления диверсий и провокаций против карабахских армян, стоял начальник 5-го отдела КГБ АзССР – то есть младший коллега бывшего всесоюзного шефа политической полиции Филиппа Бобкова. Неужели и это тоже случайное совпадение?

Наконец, еще одна деталь, свидетельствующая о тесных связях бывшего шефа КГБ СССР, «гэкачеписта» Владимира Крючкова и шефа КГБ АзССР, «комсомольца» Вагифа Гусейнова.

Газета «Время новостей» в конце октября 2007 года сообщила о письме «бывших руководителей КГБ СССР», призывающих российских силовиков к прекращению конфронтации (противостояние между ФСБ и Госнаркоконтролем спровоцировал арест генерала А. Бульбова)59.

Письмо подписали бывший председатель КГБ СССР Владимир Крючков, бывший председатель КГБ Азербайджанской ССР Вагиф Гусейнов и несколько неназванных бывших начальников управлений КГБ СССР. Думается, если по истечении стольких лет политэмигрант Гусейнов подписал совместный документ с бывшим начальником - шефом КГБ СССР, то это, как минимум, свидетельствовало об их прежних личных связях.

Вышеприведенных фактов, видимо, вполне достаточно, чтобы уяснить, какие мощные силы в Москве поддерживали в 1988-1991 гг. националистическое руководство Баку не только по политическим мотивам, но и исходя из тесных личных связей.

Между тем, создание образа врага в лице армян и постоянное муссирование темы «армянского экстремизма» логично предшествовало дальнейшим шагам руководства Азербайджанской ССР и Кремля по подавлению карабахского освободительного движения и силовому удержанию в советском пространстве начавшей дрейф к независимости Армянской ССР. Этими шагами стали массовые депортации армянского населения из окраинных регионов Нагорного Карабаха, чья территория зримо и ускоренно сжималась с начала кризиса 1988 года.

1 «Литературная газета», 17.01.1990 г.
2 «Советский Карабах», 05.12.1989 г.
3 Там же
4 Там же
5 Там же
6 «Советский Карабах», 22.11.1989 г.
7 Там же
8 «Известия», 16.01.1990 г.
9 Там же
10 «Медленный взрыв», журнал «Новое время», N 38, 1990 г., стр. 20
11 «Московские новости», N 47, 25.11.1990 г.
12 «Советский Карабах», 18.01.1990 г.
13 «Медленный взрыв», «Новое время», N 38, 1990 г., стр. 21
14 Там же
15 Мешков А., Кудяков А. Борис Дадамян: «Я видел оскал фашизма», «Cтолица» № 5, 02.1991 г.; http://www.press.karabakh.info
16 Виктор Кривопусков. Мятежный Карабах. Москва. Голос-Пресс. 2007, стр. 152-153
17 Там же, стр. 45
18 Мешков А., Кудяков А. Борис Дадамян: «Я видел оскал фашизма», «Cтолица» № 5, 02.1991 г.; http://www.press.karabakh.info
19 «Коммунист», 03.03.1990 г.
20 Там же
21 В.Кривопусков. Указ. соч., стр.124
22 «Медленный взрыв», «Новое время», N 36, 1990 г.
23 АН Азерб. ССР. Ин-т истории; Сост. М.А.Исмаилов. - Баку: Элм, 1989 г.
24 В.Кривопусков, указ. соч., стр. 27
25 «Каратели прибыли из Риги», «Советский Карабах», 18.11.1990 г.
26 «Медленный взрыв», «Новое время», N 38, 1990 г., стр. 22-23.
27 Там же
28 В.Кривопусков. Указ. соч., стр. 124-125
29 Там же, стр. 117
30 «Новая школа в Кяркиджахане», «Бакинский рабочий», 02.09.1990 г.
31 «Cтолица» № 5, 02.1991 г.; http://www.press.karabakh.info
32 «Московские новости», N 47, 25.11.1990 г.
33 «Правда», 07.03.1990 г.
34 Там же
35 «Бакинский рабочий», 02.09.1990 г.
36 «Cтолица» № 5, 02.1991 г.
37 «Известия», 23.03.1991 г.
38 Часть 1, ст. 4 Пакта
39 «Советский Карабах», 29.08.1991 г.
40 «Советский Карабах», 14.09.1990 г.
41 А. Ищук, «Не хочу быть марионеткой», «Журналист», № 3. 1991 г., стр. 16-17
42 Там же, стр. 19
43 А. Ищук, «Не хочу быть марионеткой», «Журналист», № 3. 1991 г., стр. 18.
44 «Столица», № 14 (20), 1991 г., стр. 19-20
45 «Советcкая Россия», 23.06.1990 г.
46 «Советский Карабах», 26.05.1990 г.
47 «Коммунист», 05.06.1990 г.
48 «День», № 10, май 1991 г.
49 «Советский Карабах», 15.09.1990 г.
50 Там же
51 Там же
52 Там же
53 «Известия», 19.09.1990 г.
54 «Генерал КГБ и его правда», «Известия», 17.04.1996 г.
55 Арсен Мелик-Шахназаров. «Подлог. Как сфабриковали «армянское дело» в Коврове», «Столица», № 29 (35), 1991 г.; http://www.press.karabakh.info
56 См. например: «Позор защитникам убийц», «Известия», 07.02.1979 г.
57 «Московский Комсомолец», 07.02.2004 г.; см. также А.Андреасян, «Комсомолец» Будберг и азербайджанские фрукты», «Ноев ковчег», № 3, март 2004 г.
58 «Бакинский рабочий», 24-25.02. 2000 г.
59 «Время новостей», 31.10.2007 г.





Armenia

Подготовлено при содействии Центра общественных связей и информации аппарата президента РА, Армения, Ереван

stop

Сайт создан при содействии Общественой организации "Инициатива по предотвращению ксенофобии"


karabakhrecords

Copyright © KarabakhRecords 2010

fbtweetyoutube

Администрация готова рассмотреть любое предложение, связанное с размещением на сайте эксклюзивных материалов по данным событиям.

E-mail: [email protected]