Что есть Гандзасар для меня

Опубликовано: Июнь 13, 2012

При геологическом обследовании в Джерахской долине в 1994 году, я как-то остался в лагере довести шлиховые пробы. Заодно и позагорать. Мой телохранитель, омоновец (ребят с автоматами которые в Ингушетии действительно борются с преступлениями, как-то неловко называть таким бранным именем) стройный блондин (что нередко у ингушей) Адам, увидев меня полуголым, стал рассматривать крест на моей груди. Подошел и новенький, грубовато позвал Боева Мусу, творящего намаз на коврике у соседней палатки. И тоже уставился на мой необычный для русских крест с раздвоением на окончаниях, как на каменных хачкарах Арцаха и Араратской долины Армении, без изображения распятого Иисуса.

– Вас удивил необычный крест на мне? Он из Гандзасара. Где похоронена голова Иоанна Крестителя.

На заре перестройки, в 1991 году руководители Аз.ССР провозгласили свое единство с Турцией, по принципу «один народ – два государства», взялись за силовую чистку отведенной им по советской Конституции земли от армян, в меньшей степени – других народов. Начало этой волны геноцида положил кровавый погром в Сумгаите в 1988 году еще в составе СССР. Попустительство со стороны Москвы позволило проводить геноцид под лозунгом проверки паспортов, в нарушение еще действовавшей Конституции. Но азербайджанцам понадобилось отделиться от российской опеки. Они назвали себя турками, точнее – «азерла-туркола», подчеркивая, что они – «огненные», хотя огнепоклонниками были жившие здесь мидийцы и часть сменивших их албанцев, затем курдов. Воинственные сельджуки, прапрадеды тюркоязычных азербайджанцев, принесли мусульманство, вытеснив остатки огнепоклонников (изидов) в нагорную часть, в том числе – в нынешнюю Армению, иудеев-талишей прижали к южному берегу Каспия, лезгинов в северо-западную часть главного Кавказского хребта, а кумыков – в юную часть приволжской степи. Карабах тут не причем, но отнесенный большевиками к созданному ими Азербайджану он часто подвергался «чистке» от армян, первыми принявшими христианство на государственном уровне еще под римским протекторатом, за 300 лет до рождения пророка Магомета.

Определение «огненные» к осевшим здесь тюкским пришельцам не привилось, но азербайжданцев разных племен (и не тюркских), Эльчибей (писатель, историк, потом президент) называл турками. В разговорной русской речи – их чаще зовут «азеры».

Летом 1991года волна выселения армян докатилась до Вериншена. В боях с бакинскими омоновцами, поддержанными 23-й дивизией 4-й армии, были оккупированы Геташен, Мартунашен, Эркенч, Манашид, Бузлух. Беженцы запрудили Шаумяновск, частью – задержались в Вериншене. Из Бузлуха в Вериншен дорогу бронетехнике, еще полковника Будейкина, преградила застава “афганца” Дживана. Два БТРа подбиты, третий удрал, волоча на буксире собрата. Дживан и его друг погибли. За день перед моим прилетом, в наряде на этом же месте погиб Сергей Сагателян. Его русская мать, Валентина Степановна, с двустволкой заболевшего из-за ран мужа, Левона, встала на место сына. Турки затаились. Нельзя выйти за околицу Вериншена: короткое “фьюкание” невидимых птиц там, где я собирал душистую траву (хот) на чай, как мне объяснили ребята, это посвист пуль. Лучше не дразнить снайперов. Я прилетел корреспондентом “Курантов” – внештатным, вместо участия от своего института в намечавшемся Съезде Демплатформы КПСС.

Вскоре в Гюлистан прилетели депутаты Верховного Совета СССР – летчик-испытатель В.С. Смирнов, доктор физ-мат.наук А.Е. Шабат, Н.И.Белозерцев. Последний застрял в Гюлистане, на чудесном вине у матери Шагена, а первые два приехали в Вериншен, с депутатом Моссовета В.К. Титовым. Как-то незаметно появились двое мемориальцев из Москвы и корреспонденты – греческий, минитюрная пышноволосая итальянка и громкоголосый Андрей Черкизов. Увидев мою корреспондентскую безграмотность, он объяснил, что писать я могу только то, что сам видел, чужие рассказы – как редчайшее исключение, только со ссылками на источник для редакции, но не читателю. Вмешиваться в события, даже в драку или насилие – не имею права. Моя обязанность – только фиксировать, что произошло. Если в бою, то только с фотоаппаратом в руках. Наши военкоры времен ОВ – нарушали хартию корреспондентов имея на груди автоматы. Теперь этого делать нельзя.

Полковник летчик-испытатель через мегафон в сторону позиций осаждающих, именем русского офицера призвал вертолетчиков, своих коллег, прекратить налеты на мирные деревни ни в чем не повинных мирных армян.

Шаген попросил меня, как первого прилетевшего и старшего по возрасту, опекать корреспондентов, чтобы не лезли под пули. Но мемориальцы без дороги, полем, пошли к подножью Шампропитека, где на вершине был блиндаж с крупнокалиберным пулеметом. Я изловил их:
– Куда вы идете, ну полковник военный, он знает что к чему. Шабат – тот считает, что его депутатский значок пуленепробиваемый. Он и под Воскепаром лез под обстрел, правда – там и его и жителей русские артиллеристы пожалели, перестали обстреливать. Но Вы то – кроме ярких, хебешных рубашек ничего не одели. Куда лезете?

Мою тираду мемориальцы презрели и обошли меня стороной. Иностранцы русского совсем не понимали, но говорили на армянском. Они захотели перейти линию фронта.

– “Как можно стрелять в безоружных?”

Вместе с переводчиком- вериншенцем пришлось и мне, помахав распашонкой, показать туркам голое тело под ней и двинуться с ними. “Фьюканье” пуль усиливалось по мере хода, а корреспонденты махали книжечками и шли. Переводчик по окрику лейтенанта Сергея Челяна остановился, а мы еще метров 200 прошли и тут голос пуль изменился, цокание о камни стало каким-то резким. Сергей грозно заорал и корреспондеты трусцой повернули назад. Грек хвастался, что его (мягкий на ощупь!) белый бронежилет непробиваем, но малышка армянка из Италии была в легонькой кофточке! Я приотстал от неё, полагая, что будучи крупней – загорожу. Пуля если и прошибет меня насквозь – то будет не смертельная для неё. Только вот как знать – откуда стреляют?Прибежали за последнее укрытие, выслушивать упреки Сергея на армянском. Меня, на русском, он не ругал. Но корреспондентов поторопился отослать в Гюлистан, на вертолет. Мемориальцам пришлось хуже. Их автоматными очередями уложили в колючки. До вечера не позволяли головы поднять. Пришлось окапываться мыльницей и лежа справлять малую нужду. Вечером обгорелые на солнце пришли в штаб и сказали, что уйдут через Русские Борисы. Так и перебрались к туркам. В Москву улетели через Баку. Публикации их – на редкость взвешенные. Все виноваты, и палачи и жертвы. Одинаково, беспристрастно. Я не понимаю этого.

Обстрелы нервировали и беженцы потянулись вниз, в Шаумянск. Депутаты – Шабат, Титов и я с ними попробовали поговорить с людьми в клубе, остановить панику, нас вежливо выслушали и пошли собирать детей. Наше красноречие бессильно. Но Всевышний – для чего-то защитил нас от пуль! И я радировал Зорию Балаяну, что срочно нужен священник. Буквально назавтра через омоновские заслоны пришел о. Тер-Григор из Гандзасара и принялся за простое дело священника. Он крестил до 60 человек в день! Храм Вериншена при колхозах был превращен в зернохранилище, жители сплошь некрещеные. К вечеру хрипел шепотом – во время службы армянские священники поют, как в опере с одним солистом. Надо беречь горло. Но паника прекратилась, вскоре дети потянулись из пыльного Шаумяновска (Неркиншена) назад, к родным. А когда за спиной дети, дом, жена и старики – омоновцы и солдаты не страшны. Так я увидел силу служения Богу.

Пшеницу уже надо бы убирать, да окопавшиеся с помощью техники Будейкина омоновцы стреляют, не дают. В.Титов решил самолично вывести комбайн – русского, мол не осмелятся расстрелять, но как только комбайн сунулся на поле – пулеметная очередь заставила Шагена отобрать штурвал и развернуть машину:

– “Мне машина еще пригодится, а тут и Вас убьют и машину сожгут!”

Дзоты с пулеметами на вершинках препятствовали уборке хлебов. Чтобы голод заставил армян убраться в Армению.
В блиндажах над селом (это выяснилось позже) сидело три сотни омоновцев “азерла-туркола”. После отъезда всех корреспондентов и депутатов, туманным утром еще в темноте, к окопам и блиндажам омоновцев подползли ополченцы, среди которых была и прилетевшая вечером Цветана Паскалева, и Тер Григор. Оживленные разговоры в штабе на армянском я не понимал и с вечера ушел спать к Камо Асаяну. Утром увидев его отсутствие, понял в чем дело и упросил сынишку Камо проводить меня к группе абовянцев, огневой поддержки, уже засветло.

Они на одноосном автоприцепе увезли (с помощью лошади) базуку и крупнокалиберный пулемет, как потом выяснилось – быстро вышедшие из строя.

Чуть рассветало, армяне дали дружный залп подствольными гранатометами и почти без выстрелов атаковали осаждавших.

Отрядом в 58 ополченцев командовал Шаген Мегрян, бывший председатель райисполкома, как теперь стало известно, наследный мелик Гюлистана. Штабом его руководил голубоглазый отставной полковник Феликс. С такими ярко-голубыми глазами, что их на Руси, даже на Севере, встретишь не часто. По требованию депутатов Верховного Совета бронетехника Будейкина отошла на вторую линию, за Бузлух.

Омоновцы спешно, после первых выстрелов армян, покинули оборудованные окопы и бежали до Бузлуха. Чтобы быстрей удрать, они на окраине поселка набились в автобус, как на рынок, под завязку. Гранатомет с плеча лейтенанта Сергея взорвал и сжег “пазик”, а разбегавшихся омоновцев, не бросавших оружия, настигли прицельные выстрелы ружей, винтовок и автоматов. Автоматы срочно забирались армянами, а в бросивших их «азеров» – не стреляли. Я спросил – почему? Ополченец мне ответил:

-Бросают это местные, после войны мы же с ними будем опять вместе жить.

У армян в бою двое было тяжело ранено. Потеряв около 40 человек, омоновцы бежали, сняв огневую блокаду Вериншена.

По громкоговорителям союзное командование (будейкинцы) передало:
– “Уважаемые (впервые зауважали!) командиры неформальных вооруженных отрядов” (только вчера их называли “боевики”, “бандформирования”) «немедленно освободите окраины Бузлуха, иначе вертолеты штурмуют ближайшие армянские селения!»

Отвечать своей кровью за неудачи ОМОНа Азербайджана будут армянские женщины и дети. Жаль, что у находящейся в атакующей цепи Цветаны Паскалевой батареи телекамеры сели за шесть часов боя и эту позорную для русского офицера угрозу ей не удалось записать на пленку! Шаген дал команду возвращаться. БМП Будейкина, через наши головы, точно рассчитанным навесным огнем пулемета, с противными, завывающими пулями крупного калибра, когда мы уже вернулись в Вериншен, обстрелял поселок и убил мальчика с женским именем Кармен. Внук пришел к деду на опасный при обстрелах, противоположный, склон долины…
Так я увидел боевитость горцев, защищающих свои дома, неуменье-нежеланье воевать в Арцахе “азерла-туркола”, подлость начавшей разлагаться, еще Советской, армии.

Были и примеры гуманности.“Горбач”, (боевой вариант МИ-8) в начале боя зашел с тыла, со стороны армянского поселка на группу огневой поддержки, которая под командой абовянца Самвела Вартаняна, одиночными выстрелами из трофейного крупнокалиберного пулемета и безоткатной пушки, снятой с подбитого БТР, помогала атакующим. Поддержка была адресной, глушила дзоты, а потому неприятной омоновцам. Они и обратились к летчикам, объявлявшим по требованию депутатов о своем нейтралитете. Мы были на обратной стороне склона бугра и вертолетчик, зависнув в 30 – 50 метрах, через прицел своих пулеметов видел всех четко, спрятаться от него было некуда. То ли мои тогда еще рыжие волосы, то ли светлые детские волосы сына Камо, увязавшегося с батарейцами, или дуло крупнокалиберного пулемета, направленного в лицо пилота Самвелом, или просто воля Божья, но что-то задержало его. Он не стрелял. Самвел тоже.

Не знаю, выдержал бы я эту моральную дуэль, будь на курке моя рука. Спастись от его огня нам, как и ему уцелеть от выстрела в лоб, вероятности было мало. Дуэль должна была закончиться взаимоубийством. Но Бог послал мне в руки только авторучку и бинокль, а Самвел (командир абовянцев, мой коллега, гидрогеолог) был очень добрым человеком. И не только храбрым, но и разумным, а для своих 12 фидаинов еще и крестным отцом. Тер-Григор крестил их в день перед боем в только что восстановленной и еще заново не освященной церкви Вериншена. Цветана Паскалева в кинокартине по Карабаху показала этот обряд. (9 мая следующего года он, вместе с епископом Паргевом и Зорием Балаяном, не дожидаясь окончания боя, под объективом Цветаны вошел в освобожденный христианский храм, используемый азерами как склад ракет “Града” в Шуши). А в 1991 году – пугавший нас “Горбач” улетел без выстрелов…
Когда ослабло кольцо блокады остатков “партизанского края”, я попросил Самвела помочь мне добраться до Гандзасара. В детстве крещеный, я не носил креста. Хотя убежден, что абсолютно неверующих людей на свете не бывает. Особенно – в районе боев. Могут быть разной веры, даже сатанисты, поклоняющиеся злобе или Марксу-Ленину, как генералы РФ, воюющие с мирным населением Кавказа всех конфессий. Но не верующих – не может быть. Я воочию увидел силу Божьего слова и дела. Решил, что пора попроситься в лоно матери церкви. Тер-Григор сказал мне, что попасть в Гандзасар – реально, но с проводником.

Для этого Самвелу пришлось провести меня через линию фронта из партизанского Шаумянского района, окруженного Софринской дивизией из Подмосковья, Карагандинской из Казахстана и омоновцами Азербайджана, в сохранившийся монастырь, как раз накануне ГКЧП. Это время для меня было знаменательно не горячими разборками в правящей элите Москвы, завлекшими и интеллигенцию, а чудом предотвращения расправы над Арцахским селом Атерком по схеме Громова. Его предотвратили депутаты В. Смирнов, А.Шабад и член Совета солдатских матерей Е.Лунина.

На обратном пути из Гандзасара – повезло близко познакомиться с епископом Арцаха Паргевом. Человеком разносторонне одаренным, бесстрашно служащим своему народу, а значит, Правде на Земле.

О знаменитой цитаделе хритианства на Кавказе, Гандзасаре, где покоится отсеченная голова Иоанна Крестителя, написано много, квалифицированно. Я знаю мало. Удивило, что храм на горе, имеет свой водопровод. Самотеком! Сохранилось много фресок, письмен, со следами варварских сколов азерами, хотевшими превратить храм в мечеть, как Собор святой Софии в Константинополе, переименованном в Истамбул. Начавшие разрушать его персидские войска по приказу шаха восстановили разрушенное после осмотра им барельефов. К вандализму приложило руку новейшее офицерство. БТР не смог добраться по крутой дороге, так офицер с солдатами пешком дошел искать армянских боевиков и оружие. Ломами поднимать плиты гробниц в притворе. Оказавшаяся там главврач поликлиники Степанакерта, Людмила Григорян, усовестила его:

– Как Вы, православный человек, русский офицер, заходите с оружием в храм Господень, не снимая фуражки, да еще подозреваете священнослужителей в святотатстве – ищите оружие в гробницах! Уподобляетесь диким туркам – теперь-то даже они не нарушают покой святых!

Офицер хотел арестовать священника, но одумался, ушел с добром.

Проехали мы на КАМазе удачно, на окраине Ванка Самвел показал мне дорогу вверх, на гору, увенчаную монастырем, а сам повез в Степанакерт базуку, ремонтировать. Завтра утром на этом же месте я должен подождать его. В монастыре высокий, в подряснике Грант Ованесян спросил о моем желании. Сказал, что поскольку обряда крещения второй раз в жизни не проводят, требуется только возложить крест – он это может сделать и без Тер-Григора, хотя посвящения в сан еще не принял, ждет в скором времени. А крестики у него есть.

Служба в полузатененном из-за узких окон огромном зале базилики с высоченными суровыми стенами без росписей, свойственным русским храмам, производила впечатление действительно важного поступка. Красивым, музыкально-поставленным голосом, Грант пел на непонятном языке, ставшем узнаваемым мной за последние месяцы. И я, не зная молитв и на русском – мысленно общался с Всевышним, без слов прося принять меня под свою опеку и в дальнейшем, как хранил он от пуль в Вериншене. Перекрестив и окропив святой водой, священник одел на меня бронзовый крестик на цепочке. Я с благодарностью поцеловал его руку – теперь могу с полным основанием считать себя православным, если не буду грешить.

На склоне холма, за оградой, кладбище. Есть заросшие плиты и с русскими восьмиконечными крестами. Это могилы казаков Стеньки Разина, сбежавших в Персию. О. Тер- Григор, а потом и сам Паргев – обещали здесь место и моему праху, когда Всевышний призовет.
Теперь крест из Гандзасара для меня дорог. Для России, в том числе чеченцев, он необычен, что, вероятно, озадачило Адама и нового охранника, которого я немедленно отчитал за то, что он так грубо окликнул молящегося Мусу. Выслушав меня молча, он ушел в палатку- камералку. Ребята после этого стали подчеркивать мое возрастное старшинство в лагере. А когда приехал геолог из ЦНИГРИ мне на смену, они устроили теплые проводы с вином, зная, что я водку не пью. Против русской горькой в Коране ничего не написано, но вино осуждается. Возможно поэтому бутылки от водки в лагере появлялись, а винные – нет. Но для проводов – появились. Эти ребята, не дай Бог им погрузиться в пьянку, будут хорошо служить своему народу, если у них проснется сознание, что высший судья – все видит и ценит прежде всего – правду. Она одна во всех Авраамовых религиях. А как Вы её несёте, через какую религию – это не так важно. Важно одно – чтобы люди обратились к Богу – на любом языке, Святой Дух, сойдя на апостолов – сделали их язык понятным всем.

В Карабахской проблеме, как и в другой кровавой – Чеченской – дефицит грамотных богословов очевиден. Полуграмотные религиозные служители, играющие под фанатиков, прикрывают религией свои мирские замыслы, разыгрывая противостояния религий. Авторитетные служители церкви – кроме армянских, опасаются высказаться. Но армян политики упорно не хотят слушать: страна бедная, разрушена землетрясением, нефти не имеет. Одна из бед – нет в районе конфликта других священников. Я попытался инициировать приезд российских иерархов. Карабахский србазан Паргев – «за», Нерсес в Эчмиадзине – тоже. Но в то время Тер-Петросян тянулся к Западу, содействия не оказывал, тем более – публичного. А от него многое зависело. Попробовал позвать в Карабах доктора геолого-минералогических наук, Глеба Александровича Коляду, авторитетного нефтяника, в священстве о.Глеба, настоятеля Свято-Петровского монастыря (в Москве). Он согласился только если пригласят хотя бы через Московскую армянскую церковь и будет разрешение Патриарха. Все уперлось в откровенное нежелание московского србазана Тирана. Он мне на встрече так и сказал:

– “Ты русский, зачем вмешиваешься в наши дела?”

Тиран только через пять лет заговорил о единении и дружбе двух православных церквей – Армении и России. Теперь, при новом московском србазане, это становится реальностью. Уже без моего участия. Дай Бог! А чтобы подчеркнуть единение Карабаха и России хотя бы в моей груди – я купил русский крест в храме Косьмы и Демиана в Шубане, где священники – сподвижники о. А. Меня, и ношу два креста на одном гайтане.

Попробовал помочь карабахцам по своей специальности – организовать работы по изучению геологии Арцаха, обучать студентов: я же еще не совсем поглупел.. Но тут – осечка. После того, как мне не удалось перевезти свою библиотеку по минералогии в Степанакерт – при мягких отказах разных инстанций и искренних желаниях других, от которых ничего не зависит, я перевез её в Грозный. Карабах, видимо, не созрел до стремления к науке. Да и Ереван, где сохранилась высокая наука и образование – рядом, если стремление появится. (..)

К.М.Алексеевский. 11.10. 03
Proza.ru