Сумгаитская трагедия в свидетельствах очевидцев

Книга первая

Сумгаитская трагедия в свидетельствах очевидцев

Составитель,
ответственный редактор – САМВЕЛ ШАХМУРАДЯН,
сотрудник Союза писателей Армении,член Союза журналистов СССР

Редакционная коллегия:
АЛЛА БАКУНЦ, младший научный сотрудник Института литературы Академии наук Армении; НАДЕЖДА КРЕМНЕВА, член Союза писателей СССР и Союза журналистов СССР; МЕЛИНЭ САРКИСЯН, научный сотрудник Центра научной информации по общественным наукам Академии наук Армении; АЛЕКСАНДР АСЛАНЯН, кандидат филологических наук, доцент Ереванского университета; НЕЛЬСОН АЛЕКСАНЯН, заведующий отделом журнала “Литературная Армения”

При цитировании ссылка на сборник обязательна
При перепечатке сборника или отдельных его глав просьба извещать ответственного редактора
Просьба не распространять сборник за плату
Сведения о Сумгаитской трагедии, отзывы на сборник присылать по адресу:
375019, Ереван, пр. Маршала Баграмяна, 3, Союз писателей Армении, Шахмурадяну С.С.

АРМЯНСКИЙ ФОНД КУЛЬТУРЫ
ЕРЕВАН 1989

СОДЕРЖАНИЕ

Гукасян Александр Михайлович

Родился в 1950 году
Проживал по адресу: Сумгаит, 41а квартал, д.5 б, кв 27.
Работал учителем физики в Сумгаитской средней школе № 23

После трагических событий, а именно резни армян в городе Сумгаите, жизнь моя разделилась на два этапа: до резни и после резни. Не знаю, что больнее для человека: видеть эти зверства или переживать вновь все случившееся. Но моя боль для меня больнее вдвойне. Потому что я и видел, и не могу забыть. До резни у меня был дом и любимая работа. Я не могу сказать, что у меня она не получалась, наоборот, ко мне очень хорошо относились мои ученики, родители, учителя, товарищи. Скажу больше: я чувствовал и ценил их любовь ко мне. Привычка работать допоздна, бороться с каверзными задачами, готовить сценарии уроков и мучиться с возбужденным мозгом, который не хочет уснуть. А сейчас я не могу уснуть по совсем другой причине: мысли, мысли горькие, безрадостные, сомнения и вопросы, вопросы, на которые, точнее - не на все из которых, я могу сейчас дать ответ. Перед глазами постоянно сцены и страшные картины, которые не хотят исчезать.

Чтобы представить себе весь ужас происшедшего, достаточно вспомнить хотя бы 2 марта. В этот день мы были в сумгаит- ском горкоме партии, где скопилось более тысячи армян, жителей Сумгаита. Горком был разделен на две части: в левой части находились военные и велась работа по спасению армян из квартир, правая... правая представляла собой страшную картину. В здании, которое не было приспособлено для проживания людей, где на этажах разместились кабинеты, в которых работали инструкторы горкома партии, - вот во всех этих комнатах, на всех этих этажах, лестничных площадках, на лестницах можно было видеть людей, людей армянской национальности: и стариков, и молодых, и детей, очень много было раненых, перебинтованных. Люди - кто во что был одет, многие стеснялись, а некоторые просто забывали, что одеты лишь в домашнюю пижаму, поскольку бежать приходилось из квартир, не выбирая одежды.

2 марта, вечером, в фойе нас было очень много - мужчин, в основном, потому что женщины были в комнатах, на этажах, с детьми. Мужчины курили, нервничали, каждый рассказывал о тех ужасах, которые видел сам или которые произошли с его соседом, с его родственниками. В здание горкома партии вошли члены правительства. Возглавлял эту делегацию член Политбюро ЦК КПСС Петр Нилович Демичев, вместе с ним были и руководители республики: Багиров и его заместители. Они поднялись наверх, но слух быстро распространился по всем четырем этажам, которые были забиты армянами. Люди потребовали, чтобы члены правительства спустились к ним. Огромное фойе здания сумгаитского горкома было заполнено этими людьми, у которых в глазах стоял ужас и страх. Объявили, что к нам спустятся члены правительства. Демичев спустился. Люди стали хлопать, аплодировать, аплодировать не лично ему, аплодировали, скорее всего, наверное, русскому народу, русским - ведь именно они пришли спасать нас. Люди плакали. Требовали, чтобы их немедленно вывозили, прямо из этого здания. Требовали, чтобы на площадь приземлились вертолеты и всех их оттуда вывезли. И, наверное, еще не разобравшись полностью во всей ситуации, Демичев обратился ко всем армянам: "Не волнуйтесь, все успокоится, и вы вернетесь...". Он не успел досказать - "домой, в свои квартиры", - огромное количество рук взметнулось вверх, и все в один голос закричали: "Нет! Никогда! Мы хотим в Россию! Мы хотим уехать из этого ада!". Тогда он опустил голову, понял, что здесь произошло что-то страшное. Люди, особенно женщины, подходили к нему, теребили его за рукав, просили, умоляли: "Посмотрите, что с нами сделали!". Он попросил всех успокоиться и удалился.

Еще один эпизод. Когда стало ясно, что держать такое количество людей в здании, которое не приспособлено для жизни, опасно, потому что с минуты на минуту могла возникнуть эпидемия дизентерии,  людей начали вывозить.  Люди отказывались, люди не хотели,  люди говорили: мы будем здесь, потому что знаем, что единственным надежным местом в городе является само здание горкома партии, поскольку здесь правительство, и, следовательно, они тоже будут в безопасности. Но тем не менее мы старались уговорить людей. В частности, и я тоже откликнулся на призыв генерал-лейтенанта Краева, который в то время был комендантом города и попросил помочь уговорить людей выехать. Он гарантировал нам безопасность. И вот мы выезжали из города. Мы - это колонна автобусов, во главе колонны два БТР-а с солдатами, в середине колонны два БТР-а с солдатами, в конце колонны - два БТР-а с солдатами; в каждом из автобусов было по четыре солдата-автоматчика, десантника. Двое спереди, у первых дверей, двое - в конце автобуса, и старший машины - офицер, как правило, лейтенант. Вот так нас вывозили из города. Колонна порядка тридцати автобусов с центральной площади, от здания горкома тронулась. Нас вывозили в поселок Насосный, который находится в километрах пяти-шести от города, где в основном расположены войсковые части, нас вывозили под надежной охраной.

В воинской части нас разместили в казармах, которые освободили для нас наши солдаты. Кстати, о солдатах можно говорить очень много - большое им спасибо! Простое русское спасибо! От всех нас. От всех армян-беженцев, которым они спасли жизнь.

В казармах мы прожили до 11 марта. После 11 марта нас вывезли снова в город, опять-таки под охраной. А после этого мы насовсем уехали из города Сумгаита. Основная масса  людей выехала в Ставрополь, в Краснодар и Армению...

Недавно по делам следственной группы Прокуратуры СССР, которая меня вызвала, я снова был в Сумгаите. Ночевал у своих друзей. И вот дочка моего друга показала мне письмо, письмо, недавно полученное от моей дочери Гаяне, ей 15 лет. Они переписываются сейчас. В конце письма есть такие строчки: "Если б ты знала, как я хочу домой, а его у меня больше нет".

Я не слабый человек, но сейчас, когда жизнь разделилась на два этапа, эти эпизоды действительно не дают мне заснуть.

Вопросы я себе задаю в огромном количестве, но среди них, естественно, на самом первом место стоит один: как это могло случиться? Как?

38 лет я живу в этом городе. 38 лет. Город Сумгаит. У въезда в город висит огромный плакат-стенд, на котором написано: "Сумгаит - живое воплощение идей Владимира Ильича Ленина". Должен сказать, что вот в эту последнюю поездку его уже там не было, его сняли, наверное, от стыда, от стыда за то, что там случилось.

Да, действительно, город был молодым, армян проживало в городе много, порядка 18 тысяч. В основном работали мы в таких сферах, как школы, сфера обслуживания населения - это магазины, предприятия бытового обслуживания, парикмахерские, портняжные, сапожные мастерские, часовые, и, конечно же, огромное число армян работало на заводах - это, в первую очередь, высококвалифицированные специалисты, каждый из них очень хорошо знал свою работу да и любил ее.

Вообще же в Сумгаите проживало порядка 260 тысяч населения. Если говорить о том, чем мы занимались, кроме работы, то духовная жизнь города, если и не была на высоком уровне, - идеального у нас ничего нету,- во всяком случае, она была организована неплохо: у нас было много клубов, а в последнее время - я сейчас точно не могу сказать, наверное, года два - действует, работает уже большой дворец химиков - огромное, красивое здание, построенное между девятым и четвертым микрорайонами. Я со своей семьей бывал на концертах, к нам приезжали, была встреча с известным сатириком Ивановым, ведущим передачи "Вокруг смеха", к нам приезжали артисты, были встречи с Караченцевым, Збруевым, приезжали на гастроли ленинградские ансамбли. Последнее представление, на котором я был, - это концерт Лаймы Вайкуле. Были еще и неплохие спортивные мероприятия. В этом плане в городе, например, любой желающий мог записаться в любую секцию: футбола, тяжелой атлетики, легкой атлетики, были квалифицированные тренеры. В частности, на Приморском бульваре, например, действовали спортивные секции штангистов - а это очень красивое место, Приморский бульвар, город же сам стоит на берегу Каспийского моря. А в последнее время в городе стали увлекаться хорошим, красивым видом спорта, сейчас и в Союзе он получил путевку - это большой теннис. В общем, я должен сказать, что, если рассматривать всю эту жизнь - и духовную, и просто быт, организация была неплохая.

И вот опять-таки задаешь себе вопрос: как же это могло случиться? Каким же образом? Ведь если подумать, то никаких вроде бы предпосылок и не должно быть. Однако, находясь здесь, анализируя все эти события, приходишь к мысли, что, наверное, все-таки была какая-то закономерность. Когда и где же она возникла?

Мне кажется, толчок этим событиям был дан неправильной политикой руководителей республики. Все мы, каждый армянин, житель города Сумгаита, несмотря на то, что ходили на работу, посещали театры, спортивные зрелища, тем не менее где-то в душе мы всегда чувствовали, что мы - армяне, не просто граждане Советского Союза, а именно армяне. Да, когда заходила речь о том, кого награждать на работе, ну, конечно же это должен был быть Мамедов или там Алекперов, к примеру. Когда надо было посылать делегата на какую-нибудь там встречу, конференцию, съезд и так далее, то, естественно, это опять был какой-нибудь Мамедов или Алекперов. Я могу сейчас смело говорить: с попустительства руководителей республики всегда ущемлялись наши права. Всегда. Мы это сознавали, но вслух, может быть, действительно в какие-то застойные времена не могли это сказать, да и кому сказать, собственно говоря? Кто бы тебя слушал? А в своем кругу делились своими бедами: рассказываешь, а что толку, махнешь рукой и все. Так оно и катилось под гору. Все хорошие должности, все хорошие места обычно занимались лицами, гражданами только азербайджанской национальности. В Сумгаите я не могу назвать, потому что не найдется, ни одного директора завода - армянина по национальности, ни одного директора школы - армянина, и в руководстве города тоже нету ни одного человека армянской национальности. Вот, наверное, закономерность, вот истоки.

Прожив в этом городе 38 лет, я незаметно для себя как-то привык к своему ущемленному положению, как будто это так и должно было быть. И здесь, в Армении, и я, и семья моя почувствовали себя духовно полноценными, раскрепощенными. Ведь с детства мы привыкли, что нас обзывали... армянами. Хоть и нет специального унизительного слова об армянине, наподобие "янки", "итальяшки", "черномазые", "жиды", но в само слово "эрмени", то есть "армянин", иногда вкладывалось столько презрения и ненависти, что и мы порой не могли сдержать себя и защищали свое достоинство. Среди молодежи такое оскорбление могло привести и приводило к дракам. Представьте себе и такую картину: двое армян едут в транспорте, стоят в очереди, встретились на улице и, естественно, беседуют на своем родном языке, и тут к ним обращается совершенно незнакомый азербайджанец и требует: "Говорите на человеческом языке!”. Подобное, думаю, случалось с каждым сумгаитцем.

Продолжить эту тему можно и в таком аспекте: в Сумгаите никогда не было армянской школы, был всего-навсего маленький армянский сектор. Он и поныне существует, грубо говоря, это какой-то придаток того большого образования, которое имеется в городе. Этот придаток, естественно, не мог развиваться еще и по такой причине: каждый старается продолжить свое обучение, получить высшее образование для того, чтобы работать в дальнейшем по какой-то любимой, выбранной специальности, но он не имеет такой возможности. Почему? Ответ очень простой: в самом городе нет ни одного учебного заведения, даже сектора, даже маленькой группы, в которой велись бы занятия на армянском языке. То есть человек, окончивший армянский сектор, не мог продолжить обучение в Сумгаите на своем родном языке. Такая же ситуация и в Баку: если раньше там был филиал /всего лишь факультет математики и физики в Азербайджанском государственном педагогическом институте, который я закончил/, то даже эти два факультета, которые существовали, затем ликвидировали. Кстати, в Баку, где проживает более двухсот тысяч армян, вот уже который год нет ни одной армянской школы.

И вот грубое попрание национальных прав, как правило, подогревало националистические черты в самом азербайджанском народе.

Говоря об истоках сумгаитской трагедии, невозможно умолчать о "нахалстрое". Что это такое? Это сотни хибарок из картона, жести, фанеры - практически целые поселения, трущобы на краю города, в основном - в черте заводов, где жили тысячи людей, приехавших в Сумгаит из районов Азербайджанской ССР. Нетрудно представить быт и нравы обитателей "нахалстроя": грязь, антисанитария, отсутствие какой-либо культуры, хулиганство, наркомания. И не случайно, что основным "поставщиком" сумгаитских банд являлся как раз "нахалстрой". Почему бы не решить свои жилищные и материальные проблемы за счет этих "эрмени"!

Теперь я расскажу о том, как коснулись меня эти трагические события. Как я о них услышал и как я спасся со своей семьей.

С 24 февраля я не выходил на работу, потому что сильно простудился, заболел, был на бюллетене. Срок бюллетеня оканчивался I марта. I марта я должен был выйти на работу. 28 февраля я почувствовал себя немножко лучше; а так как со своей семьей живу отдельно от моей мамы, проживающей в другой части города, в 9 квартале, по улице Пушкина, то решил проведать ее. Она недавно перенесла операцию. Это было приблизительно в половине пятого, после обеда. Погода стояла, как назло, отличная. Светило солнце. У нас весна приходит быстро, незаметно. Я вышел из дому. Постоял на остановке, обратил внимание, что очень долго нет троллейбуса, и решил пойти пешком. Отойдя метров 150 /улицы, в общем-то, были пустынные, два человека стояли всего молодых - я обратил внимание/, вижу - навстречу мне идет женщина. Как впоследствии выяснилось, она жила в нашем квартале, знала меня, поскольку я учитель, меня многие знают. Она направляется ко мне. С ней двое детей. Подойдя ко мне, она, сама азербайджанка, сказала следующее: "Я вас прошу, вернитесь обратно, идите домой". Ну, я, естественно, сильно удивился: ни с того, ни с сего вдруг к тебе подходит женщина и заявляет "вернитесь обратно". Спрашиваю: "А что такое? Что случилось?". Она говорит: "Только что при мне в районе магазина "Спутник" с балкона выбросили двух мужчин-армян. И потом: в центре города, рядом с этим магазином и в районе автовокзала, ужасная, огромная толпа озверевших людей разбивает витрины и бьет людей армянской национальности, бьет их и убивает". Я, не сказав больше ничего, повернулся и пошел обратно. По дороге домой в голову лезли мысли. Буквально автоматически вспомнились рассказы моей бабушки, которая пережила резню 1915 года. И как-то моментально все себе представил четко и ясно: началась резня. Я точно помню, что именно это и была первая мысль: началась резня. Не доходя до дому, сразу подумал о том, что придется бежать, придется прятаться. И решил зайти купить хлеба, потому что в любом случае в дороге нужен хлеб. Купив хлеба, пришел домой, позвонил, дверь открыла жена. Вошел, закрыл дверь. Она удивилась: "Почему обратно вернулся? В чем дело?". Я молчу, не отвечаю. А в прихожей сын мой, Грант, ему еще нет 17 лет, одевается. Я ему говорю: "Раздевайся, сиди дома". Опять начались расспросы. Я отвел жену в сторону, коротко объяснил, в чем дело, и мы стали думать, что же нам делать, какие предпринять шаги. Я сказал: "Не спеши, надо все обдумать". Первая мысль была: встать и убежать. Но, естественно, раз волнения в районе автовокзала, то путь уже отрезан, выехать на автобусе мы не могли.

Все это было в воскресенье, 28 числа. Уже стало темнеть. Я стал выглядывать с балкона во двор, пытаюсь найти кого-то из соседей, подробно расспросить. Но они стояли в стороне, далеко, кричать или самому выходить из дому тоже не хотелось. Потом, вижу, подошла соседка, она шла с сеткой в руках, с пустой сеткой, держится за голову и что-то говорит другим соседям. Когда она подошла ближе - мы живем в одном подъезде, - я сказал жене: "Спроси, в чем дело". Жена вышла к ней, а соседка говорит: "Я вас прошу, снимите табличку с двери". Когда стали спрашивать: "Ну, а что все-таки?", - "Ужас, - говорит, - я шла на базар мимо автовокзала, мимо магазина "Спутник", а там - ужасная, огромная толпа, несколько тысяч человек, и страшные, страшные драки, жгут автомашины, переворачивают их, ищут армян, входят в квартиры, выбрасывают вещи...". Потом подошел сосед, который живет в нашем же подъезде на 5 этаже. У него есть "Москвич", старенький, правда, такой. Я попросил его, чтобы он отвез нас в Баку, на железнодорожный вокзал, - мы хотели уехать, вообще уехать.

Он сказал, что у него камера пропускает и далеко он уехать не может, кроме того, сказал, что выезжать сейчас из города опасно, потому что на дорогах везде стоят банды, останавливают машины, проверяют документы.

Мы поняли, что в этот день выехать не сможем. Ну, и сидеть дома и спокойно ждать, пока придут и убьют тебя, тоже было нельзя. Я стал подготавливать инструменты, чтобы дать отпор. Я занимаюсь подводной охотой, у меня есть подводное ружье - достал подводное ружье, проверил его, зарядил, положил на балконе, достал топор, достал старый отцовский кинжал. Потом подумал, оценил обстановку: живу я на первом этаже, два балкона. Я и сын, сын неопытный, естественно, десятиклассник, что мы можем сделать? И решил, что все-таки будет лучше, если мы уйдем из дома. Всего нас четверо: я, жена и двое детей. Сын и девочка, ей скоро 15 лет. Решили уйти, но куда? Вариантов у меня было несколько. Дело в том, что наш квартал стоит далеко от центра, на краю города, и через камыши, через пустыри можно было выйти на бакинскую трассу. Это была первая мысль. Вторая мысль: выйти через заводы за город и попробовать добраться до военных. Третья мысль: спрятаться в подвале нашего дома. Четвертая мысль: спрятаться на крыше дома. Пятая мысль: попробовать найти машину спецназначения, типа "скорой помощи" или пожарной машины. Я еще наивно предполагал, что такие машины никто не будет останавливать, никто не будет трогать. Это только впоследствии мы узнали, что останавливали и сжигали и "скорые помощи", и пожарные машины. Хорошо, что я не пошел именно этим путем. Ну, жена предложила: у нас в соседнем подъезде на втором этаже живет очень интеллигентная семья, азербайджанцы. Сам хозяин - зовут его Нусрет - он тоже работает в школе, и жена его работает в школе, кстати, и моя супруга тоже преподает математику, вот она и посоветовала пойти к ним, попроситься на ночь. Я пошел, постучался, дверь открыла супруга, зовут ее Зумруд, и попросился, мне было как-то неудобно, неловко, но страх за судьбу детей, жены вынуждал просить, хотя я очень не люблю просить кого-то. Она сразу же сказала: "Да-да-да, заходите, заходите! Быстренько идите к нам!". Эту ночь мы провели у них дома. Есть ничего не хотелось, хотя хозяйка накрыла на стол. Попили чаю. Всю ночь мы не спали, все выглядывали в окно, смотрели через балкон: придут к нам или не придут. В эту ночь не пришли.

Утром они пошли на работу, мы вернулись к себе домой.  Стали думать: как же быть? что же делать? Пришел сосед, другой сосед, с четвертого этажа. Я его попросил выйти на улицу и попробовать поймать какую-нибудь легковую машину на Баку. Причем я говорил: "За ценой не стой - сто рублей, двести рублей, триста рублей", хотя в другое время несколько рублей нужно было заплатить. Он вышел, постоял полчаса где-то, час, пришел и говорит: "Саша, ни одна машина не останавливается, все проносятся мимо, никто не хочет останавливать, знакомых шоферов тоже нету".

Я еще надеялся на своего друга, он тоже работает в школе. 28-го я ему звонил, просил найти машину и заехать за нами, в крайнем случае - приютить на ночь. И вот мы его ждали. Часов в одиннадцать пришла его жена, тоже работает в школе, учительница математики. Как только я закрыл за ней дверь, она уронила сумку на пол и стала плакать. Спрашиваю: "В чем дело?". А она работает в школе № 13, что в 3 микрорайоне, недалеко от нас, минут 7-8 ходьбы. Она говорит: "Ужас! Какой ужас! Что я видела! Пошла на работу - кругом валяются вещи, вокруг домов выброшенные матрасы, одеяла, мебель, телевизоры, холодильники, - все это валяется на улице. И в одном дворе валяются два трупа...".

Рассказывает обо всем этом и плачет, и плачет, не может остановиться. Все окончательно стало ясно. Началась резня, самая настоящая, во всем своем ужасе, резня именно армян, а не как передают по Центральному телевидению: "погибли лица разных национальностей" и действовали при этом "хулиганы, уголовники". Никакие это не уголовники, никакие это не хулиганы - это была банда самых настоящих националистов. Кто все это организовал - конечно, выяснится, я думаю, в скором времени, но для меня не секрет, что, в первую очередь, во всем этом принимали участие именно азербайджанцы и что все это было организовано и направлено против нас, армян. Итак, продолжу свой рассказ. Она стала предлагать нам пойти к ним домой пешком. Она сказала: "Я прошла - вроде так тихо, спокойно, меня никто не остановил, хотя встречались какие-то люди. Может, пройдем как-нибудь окольными путями, через 8 микрорайон?". Мы оделись. Я, честно говоря, все-таки сомневался, не хотел пока выходить из дому, не принял окончательного решения, но жена меня подтолкнула.

В общем, они вышли в подъезд, я следом за ними, и буквально в дверях подъезда я столкнулся с нашим управдомом, управляющий домами в нашем квартале. Азербайджанец. Он мне говорит: "Куда вы идете? ". Я говорю: "Вот, хотим пойти к товарищу"- Он говорит: "Никуда не ходите, очень, - говорит, - опасно в городе, останавливают, проверяют паспорта, если армянин - могут убить". Я говорю: "Ну, мы как-нибудь дворами пройдем". "Нет, - говорит, - не надо, я вас прошу, идите домой". Я потом только, сейчас стал понимать, почему именно домой, потому что всем армянам, которым искренне советовали укрыться, спасти жизнь, никто не говорил: иди домой, сиди дома, наоборот, все говорили: уйди из дома, уйди куда-нибудь, уйди к соседям, только не сиди у себя дома. Нельзя было сидеть в армянской квартире! А этот подонок, этот негодяй меня посылал снова к себе домой, и был бы уверен, что я буду сидеть дома, и, наверное, притащил бы за собой эту ораву, кстати, так, наверное, и получилось*.

Жена товарища ушла одна. Около двенадцати часов жена с дочкой поднялись к соседу, чтобы позвонить, узнать, что творится в городе, и попытаться как-то организовать отъезд. Не покидала мысль - уехать, уехать, уехать, уехать из этого города. Но жена с дочкой задержались, минут десять уже прошло, их нет, а для меня главной задачей было - не разъединиться, потому что, если б в этот момент на квартиру было нападение, я бы уже был оторван от своей семьи. Переживал сильно, сам поднялся к соседу и вот смотрю, жена /очень интересный был момент/, жена, значит, с дочерью стоят в коридоре у телефона и не звонят. Я говорю: "В чем дело?". Она говорит: "Там занято, звонили к товарищу, подожди, сейчас позвоним еще раз". Значит, стоим мы с сыном в прихожей соседа, в другое время он всегда просил: заходите, заходите, приглашал в квартиру, садитесь, чаю, стакан чаю, пока освободится телефон. А тут в квартиру не приглашает и, я это сразу почувствовал, просто боится, что мы застрянем у него дома. Я это понял и озлобился, сказал жене: "Пошли домой". Она говорит: "Ну, еще позвоним". Я повторил и сделал ударение на слове "домой", чтобы он знал, будто мы уходим домой, хотя в мыслях у меня было совсем другое, но я не хотел, чтобы он знал, куда я уйду со своей семьей. Если человек не приглашает меня в дом и не предлагает мне укрыться у себя, значит, он может в любую минуту выдать наше местонахождение.

И мы спустились в квартиру. Я спросил у жены, когда приходят с работы соседи, у которых мы укрывались ночью? Она говорит: "Жена обещала подойти к трем часам". А было всего двенадцать часов, максимум - половина первого. И тут буквально через пятнадцать минут опять подошел сосед, которого я просил вывезти нас, у которого есть автомобиль. Он говорит: "Саша, я сейчас опять выходил в город, там творится ужасное, всех подряд проверяют, все паспорта, жгут машины, опять громят квартиры. Единственное, чем могу тебе помочь, - это время от времени информировать тебя о том, что творится в городе".

Он выходил, снова приходил, говорил, что беспорядки продолжаются. И в это время звонок в дверь. Я открываю - стоит женщина, у которой мы укрывались. Она с дочкой, уже пришла с работы. Говорит: "Вы не уехали?". Говорю: "Нет, мы не смогли выехать". И буквально тут же добавил: "Можно мы снова к вам придем?". Она сказала: "Да, конечно, идем". Я говорю: "Нет, вы идите, мы потом придем". Не хотел, чтобы кто-то видел, что мы идем к ним, все время боялся, что нас могут выдать. Она ушла, снова пришел сосед, минут через 15, и говорит: "Саша, все, убегайте, уходите, они приближаются к нашему кварталу!". "Кто они?" - спрашиваю. Он говорит: "Огромная толпа, от светофора повернула, идет к нам". Я ему сказал: "Выйди, посмотри в подъезде, перед домом, посмотри - нет ли посторонних". Он вышел, посмотрел: "Никого нет, бегите!".

Мы вышли. До этого мы приготовили чемоданы, саквояжи. Я сказал жене: "Возьми самое ценное из вещей, в основном из одежды, самое новое, праздничное". Она уложила в чемодан джинсы, кроссовки, кофточки, магнитофон "Националь-Панасоник" - память от отца, около 25 кассет, даже пачку чая взяли и те злополучные две буханки хлеба, которые я купил. Так мы их и не съели ни в воскресенье, ни в этот день.

Когда мы стали выходить из дому, она говорит: "Давай хоть что-нибудь еще возьмем из вещей". Я говорю: "Нет, ничего не бери". Это было унизительно, понимаете, ну, я не знаю, как это объяснить... Куда-то бежать, с вещами... И - перед кем?! Перед кем?! И такая меня злость взяла. Сказал: "Брось все к черту, пусть подавятся!". Была и такая мысль: если идти с вещами, то, значит, нас легко засечь, человек сразу бросается в глаза. И я решил, что мы ничего не будем брать из дому.

Мы оделись и вышли. Снова зашли аккуратненько в соседний подъезд: я шел последним и оглядывался - кто-нибудь видит нас или нет. Вроде никто не заметил. Поднялись к соседям. Мужа дома не было, только жена и дочь, ровесница моей дочери, они до сих пор созваниваются, переписываются.

Сидим у них в квартире, я не нахожу себе места, не могу ни сидеть, ни ходить, ни стоять, ни говорить - все ждем, ждем чего-то. Смерти ждали, наверное. Минут через двадцать пять- тридцать вдруг я услышал звон стекол. Дома у нас пятиэтажные, стоят параллельно друг другу, и подойти к окну для нас было бы опасно: увидят с соседних балконов. Между тем, на соседних балконах стоят женщины и мужчины, которым просто любопытно посмотреть. До сих пор, когда перед глазами встают эти картины, задаю себе вопрос: на что смотреть? На то, как будут убивать? Убивать зверски, убивать топорами людей, детей, взрослых... Услышав звон стекол, я инстинктивно подошел к окну, а хозяйка вышла на балкон, ей-то ничего не грозило: это ее квартира и она азербайджанка. Она говорит: "Банда у нас во дворе".

Я не вытерпел, все-таки выглянул за занавесочку. Большая толпа, человек сто-сто пятьдесят, у каждого в руке топоры, ножи, причем ножи кухонные, большие, какие-то прутья металлические, там же машина легковая, номера я не запомнил, вроде "Жигули" с милицейской сиреной. Кстати, эта сирена в первый момент немножко ввела в заблуждение. Когда мы услышали милицейскую сирену, то подумали: ну, наконец-таки! О милиции я потом еще скажу. Флаги несли, большие, огромные шелковые флаги в руках, два флага я видел, флаги Азербайджана.

В соседнем доме напротив, на первом этаже, жили армяне - там на балконе орудовали молодчики, толпа молодых  людей в курточках, лет 17, 18, 19, выбрасывали вещи. Прямо перед балконом вырастала груда вещей. Тумбочки, стулья, люстры. Затем подошел один, облил вещи бензином и поджег. Загорелся костер. На третьем этаже тоже живут армяне. Смотрю - бьют стекла, они вошли с подъезда, подъезд с противоположной стороны дома, а мне виден только балкон, который во двор выходит. И оттуда тоже летят вещи, снова их сжигают. В это время послышалась речь через мегафон. Я его не видел, он стоял близко к дому, но четко, ясно был слышен голос, на весь квартал. Речь азербайджанца, хорошая, грамотная речь. О таких говорят - хороший оратор, но мне кажется, правильнее будет сказать - тамада. Тамада, который речью зажигал  людей, потому что он начал с того, что /я по-азербайджански хорошо понимаю и вполне хорошо говорю/ мы приехали из Армении, из Кафана, и нас там армяне сильно избили, наших жен изнасиловали, наших молодых девушек изнасиловали, повырезали им груди и так далее, и так далее в таком духе. Причем все это преподносилось по нарастающей интонации. И в конце он с воплем таким крикнул: "Выдавайте армян! Покажите, где они! Мы им отомстим, мы тоже должны их всех вырезать!". И вот после такой речи раздается свист, шум, крик, вой стоит - звери, ну, буквально звери! От такого, знаете... Я говорю, что не слабый человек, но в этот момент, после такой речи во мне просто...

Я не знаю, страх, конечно, был не за себя - за свою семью, за свою дочку. Я представил, что было бы сейчас, будь мы в своей квартире... Он, значит, в толпе все говорит, а от толпы отделяются молодчики, влетают в соседний подъезд и начинают громить квартиры.

Отошел от окна. Думаю: а вдруг пронесет... Такое мещанское чувство, страх за свой очаг. Думаю, пронесет. Это сейчас я: гори огнем, пусть они подавятся всем этим, но в то время я все так спрашиваю у хозяйки: "Ну как, ушли?". Говорит: "Да, ушли, ушли к соседнему дому". И я думаю: может быть, все-таки не войдут в наш дом. Потом она опять выходит на балкон: "Ой, они опять возвращаются к нашему дому!". И в это время, буквально после ее слов, я почувствовал, что они входят в мою квартиру.

Не знаю, как это можно выразить словами. Я только услышал, что с криком, воплем разломали нашу веранду, стекла, хотя мы находились на втором этаже, а квартира наша на первом этаже в соседнем подъезде, но дом панельный, слышимость хорошая, новые дома имеют такое качество. Были слышны удары топора, звон стекол в квартире, посуды, топот, гул. Хозяйка не выдержала, говорит: "Идите в маленькую комнату, спрячьтесь". Я понял, что в этот момент она стала бояться и за себя тоже, потому что могли ее выдать, а в таком случае, возможно, не пожалели бы их тоже. Мы вошли в соседнюю комнату, маленькую спальню, присели на полу около кроватей. В это время раздался страшный грохот. Жена спрашивает: "Что это?". Ну, я сообразил, говорю: "Телевизор выбросили". Потом послышались удары топором по пианино... Сволочи!.. У нас пианино "Беларусь", дочка ходила на музыку, сын уже окончил музыкальную школу. Дочка заплакала: "Пианино ломают". Под конец четко услышали, как кто-то из погромщиков с улицы позвал товарища: "Хватит, пошли". А тот ответил: "Подожди, еще поиграю", и топор опять загремел по клавишам.

Долго, очень долго ломали квартиру, грохот стоял минут сорок. А я думал: только бы нас не нашли здесь, в чужой квартире, только бы не нашли в чужой квартире. Боялся, что какой-нибудь подонок мог увидеть и выдать нас. Боялся и за свою семью, и за эту семью, у которой прятался. Не считая сына, я был единственный мужчина в доме, все могли надеяться только на меня. И, наверное, последним ужасом, который пришлось испытать в этот момент, был топот, топот в подъезде, в котором мы прятались. Вдруг послышался сильный топот, огромное количество этих бандитов ворвалось в подъезд, и я подумал, что все пропало, нас выдали. Но топот пробежал мимо нашей двери, наверх. Жена подтолкнула меня, говорит: "Там наверху живут... муж армянин и жена грузинка, наверное, их будут громить".

Но, правда, тихо было. Снова топот по лестнице вниз, мимо двери. Тут зашла хозяйка и говорит: "Они отошли от нашего дома". Мы вышли из спальни в коридор, потом - на кухню, большую, светлую кухню. Толпа обогнула наш дом - из кухни очень хорошо виден весь квартал, все дома, которые стоят вокруг пустыря. Я стал наблюдать: толпа с флагом, размахивая топорами, ножами, вошла в соседний дом, в соседний подъезд, и я увидел, как из подъезда вынесли и бросили метрах в десяти от подъезда мужчину - там жили армяне на 3 этаже. И опять оттуда полетела мебель, имущество, снова огонь. Потом толпа пошла к соседнему - он стоит параллельно нашему - дому. Разгромили там еще одну квартиру. Кстати, Оганян Валера, он с нами в пансионате, его семья тоже сейчас находится здесь - их квартиру разгромили. А еще в этом же доме, где разгромили квартиру Оганяна Валеры, там еще живет армянская семья, мужа тоже зовут Валера, а жена - моя коллега, работаем в одной школе, она сейчас находится в декретном отпуске по уходу за ребенком, ему скоро годик исполнится. Так вот, вижу из кухни, что Валера стоит на балконе и не уходит. И крикнуть не можешь: спрячься, громят же! А дом наш так закрывает толпу - ему не видно. И когда толпа уже обогнула наш дом, он увидел, увидел и скрылся. Ну, думаю, тоже пошли к соседям прятаться. Впоследствии я встретил Валеру уже в здании дворца культуры химиков, СК, как мы его называем; он, оказывается, не доверился соседям и спрятался в подвале дома: он, его жена, старшая девочка шести лет и бабушка, которой около 80 лет, - все они всю ночь до утра по пояс в воде простояли в подвале. Так они спаслись. Толпа пошла дальше, к дому номер 2 б и там задержалась надолго, часа на полтора. Только потом я узнал, что там они вырезали целую семью - это семья Мелкумянов.

После того, как зверства у этого дома были закончены, толпа с криком "Да здравствует Азербайджан!", "Смерть армянам!", "Да здравствуют сумгаитцы-азербайджанцы!" ушла из нашего квартала.

Стемнело, было около девяти вечера, громили они в принципе днем; в половине третьего, в два начался погром армянских семей в нашем квартале, и громили они до восьми-девяти часов вечера. После того, как толпа ушла, пришел с работы муж хозяйки, и мы стали обсуждать варианты нашего спасения. Я боялся, что толпа вернется обратно. Как я потом узнал, третий микрорайон громили три раза! Искали прятавшихся в подвалах... В тех квартирах, что ломали напротив, судя по всему, никого не убили: наверное, как и мы, армяне спрятались. Я знал, что они поймут, что армяне прячутся где-то здесь, и, естественно, вернутся. Я был уверен, что они начнут проверять азербайджанские квартиры. Этого я боялся больше всего.

Всю ночь мы беседовали о том, что же можно предпринять, как же можно уйти. Где-то под утро, часов в пять утра /еще темно, все-таки зима/, увидели: во двор въезжают какие-то машины. Когда одна приблизилась к фонарным столбам, я увидел: бортовая машина, задний борт отброшен, как на похоронных процессиях бывает. Грузовая машина. Она подъезжает к трупу мужчины, которого убили у подъезда своего дома. Он лежал там всю ночь, всю ночь. Когда было светло, толпы проходили мимо, смотрели на него и проходили мимо, а некоторые вообще не смотрели, так проходили, будто рядом дохлая кошка или курица лежит, а не человек. Ну, абсолютные звери, понимаете?! Значит, проходят мимо, потом подошли двое пацанят, эти два негодяя, ткнули его ногой, повернулись и ушли. Мертвого человека! ..

Из машины вышли люди - я их лица не видел издалека, - подняли его, бросили в машину, и грузовик уехал. Я понял, что собирают трупы. Я видел один труп, - значит, где-то еще подбирали. То есть ездили по микрорайону и затемно, когда люди еще спят, вывозили трупы. Имени погибшего я не знаю.

Дом наш внутриквартальный, а тот, откуда его вывели и убили, по краю квартала идет, перпендикулярно нашему дому**.

После того, как эта машина уехала, где-то в половине шестого появились еще две машины. Я, честно говоря, не сразу разобрался, а хозяин говорит: "Это военные машины". Потом я уж присмотрелся: БТР-ы. На них сидят солдаты. Въехали в квартал и остановились как раз перед тем домом, где Валера, как я потом узнал, прятался в подвале. Ну, от нас до него метров двести. Остановился перед их подъездом. Сосед говорит: "Смотри, военные! Наверное, - говорит, - будут вывозить армян, тех, кто прячется". И действительно: по лестнице - подъезд освещен - спускаются дети, дети, а с ними взрослые. Садятся в БТР с солдатами. Вот-вот он должен отъехать. Тут сосед говорит: "Сейчас побегу к ним и скажу, что вы здесь, чтобы вас тоже забрали". Я говорю: "Ну, попробуйте, успейте!".

В общем, он выбежал и побежал. Обогнул дом, добежал до БТР-а, а тот уже отъезжал. И он успел, догнал, пришел и говорит: "Быстро одевайтесь!". А мы, собственно говоря, и не раздевались. Военные сказали, что машина перегружена, минут через пять снова подъедем, выходите. Мы вместе с соседом спустились в подъезд, но выйти из него побоялись. Стоим в подъезде, темно, моросит дождь, это с 29-го на 1-oe, 1 марта утром моросил дождь. Стоим, такая нервозная обстановка. Минут пять постояли - БТР-а нету, а время тянется, кажется, что уже долго стоим. Сосед говорит: "Ладно, давайте домой поднимемся". Поднялись к квартиру, а я не могу... Чувствую, что солдаты рядом, помощь близко. "Нет, мы пойдем". И он со слезами на глазах говорит: "Хорошо, раз решил — идите".

Мы вышли из подъезда, подняли капюшоны, я детям сказал: "Спрячьте лица, закройте шарфами". И мы вчетвером тронулись.

Ни жена, ни дети на квартиру не оглядывались. Я все-таки оглянулся: перед балконом огромная гора вещей, все это промокло под дождем. И я отвернулся.

Прошли метров 300, вышли на большую трассу - рядом с домом проходит,- в городе очень тихо, только изредка прохожие встречались, те, что шли на работу. Я удивился, что кто-то еще ходит на работу. Вдруг смотрю - едет колонна машин: впереди два БТР-а, сзади - грузовики военные, брезентом закрытый кузов. Я тут же выскочил на дорогу, встал перед БТР-ом, руки сложил на груди, умоляя остановиться. Остановились.

Идет дождь, моросит, открылся люк, из БТР-а выглянул офицер: "Что хотите?". Я говорю: "Мы армяне". И все. Два слова только сказал. Он говорит: "Секундочку". Спустился вниз, видать, там совещались... то ли что. Потом выглянул, говорит: "Здесь места нет, идите в соседнюю машину". Военная машина в колонне. Подошел к водителю, он говорит: "Быстро, быстро в машину". Мы поднялись в кузов, там сидели офицеры, военные, их было человек пять: полковники, подполковники. Жена стала сильно плакать. Почувствовали спасение, наконец. Нас привезли в горком партии.

Когда мы проезжали через автовокзал - наш квартал находится на окраине, - я выглядывал через окошечко в кузове машины и видел: стоял большой автобус "ЛАЗ", весь сгоревший, там дальше скверик  идет - все заборы снесены, столбы согнуты, еще один '’ПАЗик" желтого цвета, кажется, тоже обгоревший весь, краска вся обуглившаяся на нем, уперся носом в столб, и радом еще одна машина - непонятной марки, потому что вся сгоревшая, перевернутая лежала на асфальте. Кругом на асфальте пятна, большие черные пятна от пожаров. Так мы проехали к центру и вошли в горком.

Сумгаитский горком партии - большое четырехэтажное здание - находится на площади Ленина. Это центр города: здесь проходят демонстрации, парады. Стоит памятник Ленину, там же трибуна. Напротив горкома, я говорил, стоит большой дворец культуры химиков, коротко СК называем. Первое, что бросилось в глаза, - солдаты вокруг горкома. В металлических касках, с автоматами, в форме десантников. Когда мы вышли, смотрю - и из других машин и бронетранспортеров выходят люди и все, как и мы, под охраной военных.

Это было утром 1 марта. И вот нас ввели в здание горкома партии, где я часто бывал на учительских конференциях. Я просто слов не нахожу, что я там увидел: огромное количество людей - оказывается, их привозили сюда еще с 29 числа. Все - армяне, многих я знаю. Там, в этом здании, среди этой массы людей - мои ученики, их родители, просто знакомые, товарищи, друзья. Сразу бросилось в глаза, что у многих лица исцарапанные, кровоподтеки, синяки, у одного мужчины рубец такой, окровавленный рубец на голове и рубашка вся в кровавых пятнах. Это был какой-то кошмар. Но все время в голове мысль, что нас спасли, нас защищают солдаты. Еще не представляя себе масштабов всего случившегося, я не мог, конечно, правильно сориентироваться. Потом уже, в ходе разговоров, рассказов стала вырисовываться общая трагедия, цельная ужасная картина всего, что произошло.

Здесь в горкоме, как я уже говорил, я встретил своих учеников, и знакомых, и друзей. У всех в глазах была одна боль, ужас и страх.

После того, как приехали члены правительства, на следующий день утром ко мне подошли двое ребят - они работают инструкторами в горкоме партии - и спросили: "Ты Александр Михайлович, учитель?". Я говорю: "Да". Мне сказали: "Тебя вызывают к Демичеву". Ну, я, честно говоря, удивился... Мы пошли. В большой комнате за столом сидели Демичев, Багиров, генерал-лейтенант Краев, первый секретарь горкома Муслим-заде, другие работники аппарата. Меня попросили рассказать о том, что я знаю, в общем, дать информацию. Ну, насколько я понял, требовалась информация из низов, то есть непосредственно от нас.

Когда я закончил свой рассказ, Демичев задал вопрос. Дело в том, что в предыдущий вечер он уже встречался с народом, и он меня спросил: "Почему же все-таки люди не хотят вернуться домой?". Вот так был поставлен вопрос. Ну, я опять-таки сделал вывод, что, наверное, власти города не показали ему наши разгромленные квартиры. Его, наверное, провезли по тем районам, которые не пострадали. Поэтому у него неполное представление. Я тогда сказал: "Как объяснить, если два часа дня, светит солнце, мы сидим у себя в квартирах, смотрим телевизоры, кто-то читает книгу, кто-то слушает музыку, воскресный день, и вдруг - вдруг! - в твою квартиру начинает вваливаться банда озверевших, оголтелых людей, которых даже и людьми нельзя назвать, банда зверей, скорее всего, и начинает убивать мужа, убивать жену, насиловать. Как это можно воспринять? Раз. Второе. Все это случилось днем. Ни одного милиционера не появилось ни в одном квартале! Кому же верить? Ведь нас никто не защищал. Мы бы согласились, может быть, вернуться в свои квартиры, но когда мы увидели, что нас никто не защищал, никто, ни один человек!.. Естественно, что страх проник в наши души и буквально до кончиков ногтей".

Ну, Багиров начал мне что-то говорить: "Понимаете, нельзя же сделать теперь так, чтобы всем взять и уехать, потому что эти хулиганы, которые громили ваши квартиры, скажут, мол, чего мы хотели, того и добились". А я говорю: "Вы извините меня, но лично я сам первый уеду отсюда, я здесь не останусь; думаю, что такого же мнения будут и все остальные армяне, которые спаслись". В это время меня поддержал генерал- лейтенант Краев. Он встал и, обращаясь к Демичеву, говорит: "Петр Нилович, Александр Михайлович правильно сказал в отношении милиции. Когда я прибыл в Сумгаит, в городе было сосредоточено 850 человек милиции. 850 человек! А результатов никаких! Вся милиция разбежалась. Я, генерал, - говорит, - со своим батальоном в районе автовокзала чудом остался жив! Чудом! Мы едва вышли из этого ада, где потоки камней обрушились на меня и на моих солдат. Нас, - говорит, - закидали камнями. Щиты не выдерживали, ломались у солдат! Я лично чудом остался жив!". Демичев тогда опустил голову и сказал: "Поднять руку на армию - это уже слишком! Позовите Сеидова!". Председателя Совета Министров Азербайджанской ССР, значит.

Когда вошел Сеидов, он ему приказал... Он сначала так сказал: "Я прошу", а потом говорит: "Нет, я приказываю вам: составьте списки тех милиционеров, которые должны были быть 28- го и 29-го числа в районе автовокзала, кто на месте не находился, - говорит, - составить списки и отдать под суд". Это он при мне сказал, я сидел там. А потом он обратился к Муслим-заде: "А как же вы? - говорит. - Что вы делали? Где же вы были?". Муслим-заде, значит, встал, он тоже сидел, первый секретарь, бывший первый секретарь горкома партии.

"Вы понимаете, - говорит, - я...". Значит, 28-го прилетел он из Москвы - так он говорил, и узнал обо всех этих митингах. "Я, мол, вышел перед этой толпой. У меня была такая идея, такая мысль: увести эту толпу к морю. И я призвал эту толпу, значит, стал с ними идти. Я хотел, - говорит, - увести их от центра города, увести на край города". Горком партии недалеко от Приморского бульвара, и он повел их в ту сторону. "Я, - говорит, - повел толпу вот туда. Но дело в том, что они, - говорит, - шли за мной до Приморского бульвара, а потом перестали идти. Плюнули на все, повернулись и пошли снова в город"... То есть пошли уже громить квартиры. 28 числа. Мне посоветовали пойти к людям, успокоить их. А Сеидов обратился ко мне, попросил, чтобы я помог ему составить списки погибших. И когда я оттуда вышел, мне выписали отдельный пропуск, дали бумагу, ручки шариковые. И мы, несколько человек, стали записывать. Записывали не только погибших. Потом уже по своей инициативе записывали одновременно, кто в какие районы за пределы города собирается уехать, чтобы как-то это организовать. В списке, который мы составили в горкоме партии, было человек 16 погибших. Причем старались записывать не просто "я слышал", "кто-то мне сказал", а достоверные сведения: вот ты знаешь, что твой родственник, или твой брат, или кто-то конкретно стопроцентно погиб. Потом меня попросили, чтобы я такой же список сделал среди тех, кто находился в здании СК. Я пошел туда,- но в СК, в здании этого дворца культуры, по сравнению с горкомом, вообще было ужасное состояние: огромное количество людей! Весь дворец культуры был забит - люди сидели на цементном полу, потому что сидеть просто негде было. Все фойе, все полностью было забито людьми. И пробовать там что-то организовать, пусть даже элементарно найти место, где можно было бы поставить столик или стульчик, сесть, чтобы вести запись, было невозможно. Я вернулся обратно, сказал, что я здесь такую работу выполнить не смогу. После этого мы прекратили эту работу, я сдал списки. Вместо этого стали организовывать людей, чтобы вывезти из горкома.

Много, очень много можно говорить об ужасах, которые мне довелось слышать. Среди множества людей я увидел свою ученицу Карину. Карину М. Жила она в 3 микрорайоне, их три сестры, Карина, Люда и младшая Марина. Лицо этой девушки было полностью исцарапано, и сама она ходить не могла, ее поддерживали сестры, взяв ее под руки. Я подумал, что, вероятно, ее избили, но впоследствии, поговорив с Людой и с другой сестрой Карины, узнал, что с ними произошло самое страшное, что можно было предположить.

На их квартиру напала большая банда. Карина могла, конечно, спрятаться, но решила остаться с родителями, которые пытались успокоить банду. Надо хорошо знать Карину, чтобы понять состояние ее души в тот момент. Карина - я преподавал ей до восьмого класса - девочка очень симпатичная, высокая, она всегда была в классе ведущей, вокруг нее всегда собирались все девчата, она была смелая, очень смелая на язык, никогда не боялась сказать правду, она могла, если нужно, дать отпор, даже если перед ней стоял мальчик. Если он ее как-то обидел, она могла даже полезть в драку и дать ему сдачи. Эта девочка в то же время была добрейшей души человек, любила компании, любила веселиться. Я помню, мы были как-то на свадьбе у товарища, она тоже там была - как она лихо плясала! И вот эта девочка не выдержала. Ну, а кто мог выдержать? Защищаясь, она напала на этих негодяев, стала царапать им лица, драться с ними, ну, они, естественно, мать и отца сразу бросили, ударили и оттолкнули, а сами напали на девочку. Надругались над ней страшно.

Затем им показалось, что в квартире мало места, потому что их было очень много, по словам Люды, где-то человек 30. Карину вытащили на лестничную площадку, раздетую абсолютно, голую, столкнули ее ударами ног по лестнице. От этого у нее и шрамы на лице остались. Вывели ее, выволокли во двор и продолжали надругательства уже на улице. На улице эта озверевшая толпа, надругавшись над ней, избила ее страшно. Ногами били и по ребрам, и по голове. Она потеряла сознание. Тогда они бросили ее и ушли в соседний подъезд, вернее, стали уходить. Когда они вошли в соседний подъезд, Карина очнулась, пришла в себя и стала подниматься. Они, увидев это, вернулись обратно... Звери!.. И стали вновь ее избивать. Она опять потеряла сознание. Только после этого они оставили ее...

Что говорить, таких примеров можно приводить много. Я рассказываю не для того, чтобы у кого-то вызвать слезы, а чтобы люди, которые будут слушать это, более реально представляли себе весь кошмар, который нам пришлось пережить.

Нас под охраной вывезли из горкома и СК: это была ужасная картина, в автобусе стоял плач, около 30 автобусов колонной выезжало из города. Русские женщины, которые стояли на балконах, откровенно плакали. Все понимали, кто в этих автобусах, кого вывозят из города. Нас привезли к военным, там мы жили семьями. Еще раз хочу сказать: большое спасибо солдатам, которые уступили нам свои места, а сами ютились в автобусах. Они готовили пищу, они нас кормили.

Из эвакопункта были организованы автобусы, которые ежедневно брали людей в город в свои квартиры, чтобы они могли взять какие-то вещи, потому что многие выбежали в чем попало. Они могли передвигаться только под охраной солдат. Такое никогда не забывается. Мы поехали к себе на квартиру, я и моя жена, посмотреть, может, что-то осталось, потому что вечерами и по утрам было довольно холодно, надо было как-то потеплее одеться. Хотя было очень-очень трудно, просто физически трудно, морально трудно ехать в свою квартиру, зная, что там побывала банда, банда националистов.

Приехали мы. В автобусе было из каждой семьи по одному, по два человека. Автобус выехал из Насосного, в автобусе была охрана, автоматчики. Подъехав к дому, мы вышли с женой, подошли к двери... Дверь - понятие в данном случае условное, потому что двери как таковой не существовало, она была сорвана с петель, она просто прикрывала дверной проем. Толкнул ее - она упала вовнутрь, в прихожую. С нами был один солдат с автоматом. Он остановился в прихожей и сказал: "Давайте только по-быстрому, надо успеть объехать остальные квартиры".

На квартиру было больно смотреть, пианино страшно изуродовано топорами. У нас была мебель-стенка: витрины как таковой не существовало, по полу ходить невозможно, потому что валялась груда разломанной, разбитой посуды. Вещи, диван перевернуты, разрезаны, кресла порезаны лезвием. В каждой комнате творилось такое же. Не было ни одного уголка, в котором вещь осталась на своем месте, - все было перевернуто. Часть вещей исчезла. Естественно, не оказалось и тех саквояжей, которые мы собрали для побега. Сумок тоже не было. То есть это была и резня, и грабеж в буквальном смысле этих слов.

Пытались что-то найти, но, честно говоря, очень трудно было в таком хаосе, в таком беспорядке найти что-нибудь. Во-первых, ни куртки ни одной не нашли, ни плащей, жена не могла найти обувь, сапоги ее финские тоже исчезли... В общем, абсолютно разграбили, а остальное было выброшено на улицу. Холодильник изрубили топорами, стиральную машину вообще помяли . А я еще со школы собирал книги. У меня была хорошая библиотека: художественная литература и богатая техническая литература. Я сам физик, жена моя математик - очень много было книг по специальности. Честно говоря, душа болела не столько за тряпки, если так выразиться, сколько за книги. И я инстинктивно стал собирать книги. Взял какую-то простыню, стал набрасывать туда книги, которые были в хорошем состоянии. Мне в руки попался один из томов трехтомного издания Пушкина, темно-красного цвета. Смотрю - на нем следы топора. Я хотел вначале выбросить, а потом думаю: нет, я это сохраню. Я это сохраню, потому  что только варвары могли рубить книги, только те, кто не имеет элементарной культуры, могли сотворить такое. Набрал столько книг, сколько можно было унести.

И после этого - время было ограничено - мы выехали, сели в автобус и уехали... Да, прежде, когда мы подъехали к дому, спустились соседи, соседки. Они принесли наши фотографии, я фотолюбитель, у меня было два альбома фотографий и еще одна большая коробка - их некуда было больше класть, они у меня в коробке хранились: в основном семейные фотографии. Эти фотографии были разбросаны по всей комнате, облиты чернилами, порваны, а соседка принесла несколько карточек - десять-двенадцать. Я говорю: "Откуда вы их взяли?". Она говорит: "Ваши фотографии летают по всему кварталу...".

8 мая 1988 г., Ереван

*Управдом из 41а квартала в тот же день, 29 февраля, зашел на квартиру к Мелкумянам и убедительно просил их никуда не выходить. Через пятнадцать минут после его ухода началось нападение, в результате которого погибли пять членов семьи Мелкумянов и И.Амбарцумян. См. рассказы Ирины Мелкумян и Каринэ Мелкумян

**Речь идет об убийстве Арташа Левоновича Аракеляна, проживавшего по адресу: 41а квартал, д.5 а, кв.9





Armenia

Подготовлено при содействии Центра общественных связей и информации аппарата президента РА, Армения, Ереван

stop

Сайт создан при содействии Общественой организации "Инициатива по предотвращению ксенофобии"


karabakhrecords

Copyright © KarabakhRecords 2010

fbtweetyoutube

Администрация готова рассмотреть любое предложение, связанное с размещением на сайте эксклюзивных материалов по данным событиям.

E-mail: [email protected]