Геноцид длиною в век

Бакинская трагедия в свидетельствах очевидцев

Книга вторая

Опубликовано: Июль 14, 2017

Сусанна Мкртичян (Вартазарова)
Дочь – Оксана Мкртичян

Сусанна:

Мои дедушка и бабушка по папиной линии из Карабаха, из Степанакерта, папа тоже там родился. А я родилась уже в Баку, закончила школу, профтехучилище, вышла замуж, у меня двое детей. Особых национальных проблем до событий у нас не было, хотя, например, при виде группы азербайджанцев на улице нам становилось не по себе, особенно по вечерам. Не скажу, что жили мы там очень хорошо, но нормально – квартира, работа. Мои свекровь и муж работали в морской флотилии. И когда все это началось, мужу запретили ходить на работу. Сказали, лучше оставайся дома, предупредили, что будет плохо. Это было в конце ноября 1988 года, и вот тогда мы поняли, что действительно пришло время уезжать.

Даже после Сумгаита мы не верили, что такое может и в Баку произойти. Думали, введут войска и остановят. Но очень многие начали тогда уезжать. А у меня на работе женщина одна говорила: «Зачем переживаешь, зачем плачешь? Разве допустят, чтобы в Баку такое было?!» Друг друга успокаивали, хотя жизнь, конечно, изменилась – бульвар опустел, все ходили с оглядкой, в городе была очень напряженная обстановка. Но мы все равно надеялись, что «не допустят». И конечно, не думали, что горе постигнет каждую семью, потому что армян в Баку было очень много. Толпы ходили ночами, кричали, орали, невозможно было спать. Мы держали кислоту около дверей на случай нападения – чтобы защищаться. Но все равно не понимали, как такое вообще может быть.

А когда уже с мужем это случилось, свекровь сказала, что надо что-то делать. Мой заведующий тоже сказал, чтобы я больше не ходила на работу – дали машину, отвезли меня домой, и все, с работой было покончено. Свекровь тоже перестала ходить, дети были маленькие. Мы хотели ехать в Ереван, но не могли сами выйти, найти машину и доехать до вокзала. Соседи достали нам билеты, правда, всего два, с морфлота прислали машину, потому что таксисты отказывались везти армян, к тому же это было небезопасно – могли бы по башке дать…

Что творилось на вокзале!.. Помню, кто-то забыл старого родственника, и все кричали: «Кто забыл дедушку, заберите дедушку!» В поезд сажали всех, даже билеты не проверяли. Доехали до Минвод, там нас высадили и сказали, чтобы ждали дополнительный состав. Подогнали вагоны и велели взять побольше еды, потому что неизвестно, за столько дней доедем до Еревана – состав был вне расписания. Это было ужасно... Полно детей, еды нет, ни умыться, ни сварить что-то – смешивали манку с водой и давали детям, они отказывались кушать, плакали, кричали… кошмар, одним словом. Доехали до Спитака. Поезд остановили и сказали, что кто хочет, может сойти здесь, потому что в Ереване вас никто встречать не будет. Мы поехали дальше. В Октемберяне нас всех посадили на автобусы и отвезли на окраину, поселили в каком-то недостроенном общежитии. Даже окон не было, пол цементный, а на дворе зима. Это было за три дня до землетрясения. Потом привезли и раздали нам одеяла, теплую одежду. А в Ереване нас ждала моя золовка, и они сильно переволновались. Потом приехали в Октемберян, нашли нас и увезли к себе. А моя мама с братом остались. Муж и свекровь собирались утром выехать в Сисиан, чтобы попытаться найти жилье.

Оксана:

Именно в этот день в Армении случилось землетрясение… Мы приехали в Ереван 6 декабря, на следующий день утром дядя с тетей пошли на работу, их дети в школу, а мы отсыпались. И вдруг слышим крики, шум… Они жили на втором этаже девятиэтажного здания, мы увидели, как жильцы бегут вниз, во двор, но не понимали, что происходит. Выбежали на улицу вместе со всеми и потом уже узнали, что случилась беда. На следующий день мы поехали в Сисиан, у нас там дедушка жил. Остались у него, а родители поехали искать, где мы можем устроиться.

Сусанна:

Бабушка моего мужа была родом из Кафана (ныне Капан. – Ред.) и мечтала туда переехать. Говорила, что там родилась, там и должна умереть. Мы ее послушались и поехали туда – на границу с Азербайджаном. Два года прожили нормально, а потом поняли, что попали в капкан…

Оксана:

В Кафан мы приехали в конце 1988 года. До 1991-го все было спокойно. Армянского мы, правда, не знали, и у нас с братом из-за этого были большие проблемы – в школе, в транспорте. Нам дали квартиру прямо на вокзале, и каждый раз, когда проезжал поезд, у нас дома все тряслось. К тому же условия были очень плохие: зимой не было воды, не работала канализация. Мы даже не знали, что такое уголь, что такое дрова, как печку топить. С братом Артуром воду таскали, ходили в лес за дровами, приносили уголь… Папа устроился на работу – цемент разгружал, чтобы было на что жить. Два года мы прожили нормально – трудно, но без войны. А потом началась война: как-то мы шли со школы и увидели в небе вертолеты и самолеты, которые бомбили город.

Сусанна:

Мы убегали куда-то, пытаясь спастись, не понимая, что снаряды везде нас достанут. Это был настоящий кошмар. Ни у кого ни одного целого стекла в доме не осталось, а когда они начали применять «Град», началось что-то страшное. Нам надо было от нашего дома добежать до девятиэтажного здания и спрятаться там под канализационными трубами. Вот так мы полтора года залезали под канализационные трубы, едва услышав воздушную тревогу. Не успевали выключить чайник, одеть теплую одежду, не успевали ничего – там все горит, здесь все рушится… С едой было очень плохо, люди ходили как тени, худые… Каждый день хоронили кого-то, часто по несколько человек в день – с фронта привозили погибших. Ребят наших, бакинцев, на передовую отправили, в Карабах. Муж работал на хлебозаводе, всех мужчин забрали, один он остался, работал ночью. И когда дети шумели, кричали, родители говорили им: «Тише, пусть дядя Вова поспит, чтобы утром вам хлеб принес». Вода и хлеб, вода и хлеб… Позади был Каджаран, бежать было некуда. Я вообще не знаю, как мы живы остались, как дети не заболели дизентерией, ведь ничего, кроме земли и цемента не было. По ночам дети выходили, собирали осколки от снарядов, потом друг перед другом хвастались, кто самый большой кусок нашел.

Недалеко от нас была деревня. И вдруг как-то оттуда бабушки спустились и начали кричать, что турки идут. Мы не знали, куда бежать: если в Каджаран – там тупик, оттуда уже никуда не убежишь… Но тут наши ребята пошли в атаку и отбили нападение. Они потом пришли к нам, мы им принесли тазики, теплую воду, чтоб хотя бы ноги помыли.

Так прожили мы там год и месяцев семь. И в один из дней совершенно случайно увидели почтальона у своего дома, с пакетом в руках. Она говорит, уже пятый раз к вам прихожу, застать не могу, не знала, в каком подвале вы прячетесь.

Оксана:

Она пыталась найти нас, потому что поняла, что этот пакет нам очень нужен. Это было всего за три дня до назначенного нам дня собеседования в посольстве. Мы с трудом поняли, что написано в письме, увидели имя дяди, прочли, что из Америки. И поняли, что нам обязательно надо попасть в Ереван, а оттуда в Москву. Это было опять-таки зимой. Дорога через Горис была заминирована. Но мы все равно поехали, думали, или в пути умрем, или здесь. К этому времени в Кафане оставалось очень мало людей, муки не было, папа из комбикорма для скотины делал нам черный хлеб… До Каджарана шли пешком, оттуда уже нас привезли в Ереван – мама отдала водителю свои золотые украшения. В Ереване тоже продали золото и купили билеты в Москву. Это был 1993 год.

Очередь в посольстве, конечно, была огромная. Только через 18–20 часов нас приняли. Сказали, что дают статус беженца, но выехать в Америку мы можем только месяцев через десять. А нам некуда идти, негде жить. Мы нашли тетю, которая жила в это время в Харькове, она из тех, кто на пароме спасся. Сусанна: Они в Арменикенде жили. В январе 90-го к ним ворвались, дети прыгали со второго этажа, прятались у еврейской семьи в шифоньере. У тети забрали все золото, документы, изнасиловали – тогда ей было 45 лет. Их на пароме вывезли. А маминого брата избили в его же квартире. Постучались в дверь, спросили, армяне есть, а он, наивный, сказал, что армянин. Избили его до потери сознания. Он такой был бедный, некуда было ему ехать… В целом к январю в Баку оставались главным образом те, кому некуда было ехать и у кого не было денег. Тетя с детьми спаслась, у нее, правда, были повреждены почки, она в одном халате и в тапочках ехала на пароме.

Мы поехали к ним в Харьков, где оставались десять месяцев, пока документы оформляли. А моему мужу там просто покоя не давали.

Оксана:

Папу в Харькове каждый день забирали в тюрьму, потому что он «черный». И нам пришлось его отправить обратно в Ереван, к сестре, он там ждал девять месяцев. Наконец, 1 августа 1994 года мы вылетели из Ленинграда в Нью-Йорк, потом попали сюда, в Мичиган. Нас было шесть человек – бабушка, дедушка, мама, папа, Артур и я. Мы приехали в Детройт с одним долларом в руках. У нас был один чемодан на шестерых, и тот потерялся.

Сусанна:

Нас здесь встретил брат со своей семьей… Какие мы радостные были в тот день, какие счастливые!

Лансинг, штат Мичиган, США.
09.04.2016 г.