Автор: Ирина Мосесова
Документы. Свидетельства очевидцев.
Газетные и журнальные публикации.
Факты и комментарии к ним.
Ереван “Айастан” 1998
Десятилетиями армяне Баку традиционно составляли значительную часть интеллигенции и высококвалифицированного рабочего класса города. В книге дана попытка раскрыть вклад профессионального, научного, творческого, трудового потенциала армян в развитие и процветание столицы Азербайджана.
Автор на конкретных фактах, с помощью официальных документов, газетных и журнальных публикаций, свидетельств очевидцев, других материалов раскрывает историческую правду об армянских погромах 13-19 января 1990 г. в Баку, механизм их подготовки и осуществления, прослеживает связь с аналогичными событиями в 1905 и 1918 годах.
Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Скачать всю книгу в формате pdf
Вначале был шок. В небольшой городок Туркменистана на восточном побережье Каспия пришел необычный первый, а затем и остальные паромы. Позднее пришли боль, гнев, удивление. И желание разобраться в невиданной, четко спланированной и организованно исполненной акции вандализма и насилия, осуществленной в столице советской республики в последнем десятилетии нашего просвещенного ХХ века. Именно оно и заставило нас начать кропотливый поиск материалов, сбор документов, фактов, свидетельств, встречаться с сотнями людей. Все это потом сложилось в данное повествование. Составилась довольно пестрая картина того, как шли к Голгофе эти жертвы насилия и погромов. У каждого был свой путь, но с одинаково жестким результатом. Тогда у нас была единая большая страна, и в Красноводске полуживые и полуодетые люди получили первую помощь. Приведем слова тех, кто оказался не только первым невольным свидетелем кровавой бойни бакинских армян, но кто первым протянул руку помощи несчастным узникам “интернационализма”.
Пресса свидетельствует. Из газеты “Красноводский маяк”: Паром “Советская Грузия” подходит к красноводской гавани. Более полутора суток длятся эти необычные рейсы. С трапа сходят уставшие, измученные люди. Добровольцы, молодые красноводские ребята, под руки спускают немощных стариков.
Начальник ГОВД Красноводска, майор Ю.Кармазин: То, что происходит в Баку, уму непостижимо. Прошло уже четверо суток с 15 января, когда прибыл первый паром с беженцами, а картина почти не изменилась. Правда, люди приезжают сегодня в лучшем состоянии. В первые дни было страшно смотреть на разутых, истерзанных побоями людей. По некоторым фактам у нас заведены уголовные дела. Два человека – мужчина и женина – лет 85-90 скончались от ран и побоев на судне во время переправы.
Секретарь Красноводского горкома партии Н.Муравьева: Мы уже приняли свыше 10 тысяч беженцев. Почти всех отправили на самолетах в Ереван. Ужасная картина!
В Ереване боль армян из Баку стала осязаемой в ночь с 14 на 15 января. Прибыл первый самолет. Это было страшное зрелище – в таком мнении сходятся все, кто по долгу службы, при стечении обстоятельств или в результате тревоги за родных и близких оказался в аэропорту. В течение суток прибыло 18 самолетов. По трапу спускались раненые, избитые, полуживые, одетые в Красноводске в чужое люди, несли на носилках или вели под руку тех, кто не мог идти. Не было времени на размышления и слезы.
Пресса свидетельствует. Аэропорт “Звартноц”. Сюда приземляются самолеты с беженцами. Из Ростова, Грозного, аэропорта “Внуково”. Основной поток из Красноводска. Самолетами ТУ-154 с 15 по 17 января совершено 20 рейсов. Помогли пилоты туркменского управления гражданской авиации, узбекские авиаторы. Первое сообщение в Армянское управление гражданской авиации поступило из туркменского УГА 15 января и сразу в ущерб другим рейсам был организован воздушный мост Ереван-Красноводск. Самолеты продолжали прибывать.
В режиме чрезвычайного положения работали многие службы города. Не было времени на размышления и слезы. Наступило время поступков. И они совершались. Без показного героизма и излишней шумихи.
Пресса свидетельствует: В аэропортах, как в марте-ноябре 1988 года, действует центр приема беженцев с соседней республики. Более четырех тысяч прибыло, намечается прибытие свыше 25 тысяч соотечественников. Для их приема, оказания первой необходимой помощи в аэропорту работают медпункт, служба “Поиск”, следственная группа Прокуратуры Армянской ССР.
· Открыт фонд помощи беженцам из Азербайджана № 700810 Ергоруправления Жилсоцбанка СССР.
· Открыт фонд милосердия общества “Гтутюн” № 700854 Жилсоцбанка Спандарянского района.
· При ЦК ЛКСМ Армении организована служба “Поиск” для тех, кто разыскивает своих родных и близких, бежавших из Баку, других городов и сел Азербайджана.
· В прокуратуре республики в связи с массовыми преступлениями, совершенными в отношении армян, проживающих в Баку и других населенных пунктах Азербайджанской ССР и потоком беженцев образована следственная группа по расследованию преступных посягательств на жизнь, здоровье, достоинство, имущество и свободу граждан, проживающих на территории Азербайджанской ССР. Такие же следственные группы созданы во всех районных и городских прокуратурах республики, а также в аэропортах “Звартноц” и “Эребуни”, на ереванской железнодорожной станции и в больницах. С 14 февраля работает следственно-оперативная группа КГБ СССР, которая совместно с прокуратурой СССР проводит расследование уголовного дела по имевшим место в январе 1990 года в Баку массовым беспорядкам. (Мы знаем, что все это было похоронено, – И.М.)
· В институте Армгипрозем организована регистрация беженцев и экстренная помощь им. Спортзал института переоборудован в комнату отдыха на более чем 100 мест, в которой помещались наиболее нуждающиеся в помощи – матери с детьми, старики, больные и получившие увечья. В медпункте организованы осмотр и оказание помощи людям, в столовой бесплатное питание. В институте созданы добровольные отряды и группы помощи беженцам.
· Создан оперативный штаб республиканского Совета, возглавляемый первым заместителем председателя Совета министров республики В.М.Мовсисяном . При Совете действуют также группы по анализу и прогнозированию общественно-политической ситуации. Состоялось очередное заседание республиканского Совета по чрезвычайным ситуациям.
· Верховный патриарх, Католикос всех армян Вазген Первый дополнительно выделил один миллион 720 тысяч рублей в фонды по оказанию помощи беженцам и пострадавшим во время землетрясения.
В том числе на специальный счет помощи беженцам – 500 тысяч рублей.
· В Ереване состоялся общегородской митинг. Давно уже не было такого волнения на Театральной площади (79). Собравшиеся здесь около 300 тысяч ереванцев, представителей трудящихся различных районов республики, выразили глубокое возмущение новыми актами насилия, открытыми вооруженными действиями против армянского населения в Азербайджане (80).
Надо было видеть людей, спускающихся с трапа, их измученные лица, синяки под и над глазами, перевязи стариков, многие из которых не могли самостоятельно передвигаться.
Работники Государственного комитета Армении по приему и устройству возвращающихся армян, других компетентных служб встречали людей и не нуждающихся в срочной медицинской помощи (а таких было меньшинство!) распределяли в пансионаты, общежития, другие помещения, приспособленные для временного проживания, находящиеся в Араратской долине, городах Севане, Камо, Дилижане, Раздане и других.
Тяжелейшая, невозможная в цивилизованном мире ситуация стала ответственнейшим экзаменом для всего медицинского корпуса Армении. Аэропорты “Звартноц” и “Эребуни” превратились в штабы оперативных действий, средоточение машин “скорой помощи”, круглосуточных дежурных постов врачей. Люди в белых халатах, уже прошедшие жесткую проверку на профессионализм в экстремальных условиях оказания помощи пострадавшим от землетрясения, казалось, разучившиеся удивляться и пасовать перед любыми трудностями, на какой-то миг терялись при виде несчастных, избитых стариков, женщин, детей.
– Это чувство можно сравнить с ударом обуха по голове. Казалось, на минуту теряешь сознание и находишься в кошмарном сне, – вспоминал жуткие январские дни тогда заместитель начальника управления здравоохранения Ергорсовета Самвел Меликович Арутюнян. – Мы совершенно потеряли ощущение времени. Как в калейдоскопе, садились на летное поле самолеты. И мы все ждали – вдруг следующий рейс будет не таким жестоким, как предыдущий. Не потому что боялись работы. Уже были сформированы комплексные врачебные бригады, состоящие из хирургов, терапевтов, педиатров, организованы круглосуточные дежурства в управлении, аэропортах, стационарах, действовали группы быстрого реагирования травматологов. Проводились консультации квалифицированных специалистов. Были подготовлены и освобождены койки в больницах скорой помощи – детских №№ 2, 3, клинических – №№ 1,8, “Эребуни”, медсанчасти № 1… Словом, мы исполняли свой профессиональный долг. Смею заверить, что среди врачей не может быть неженок, но пассажиры этих январских рейсов были ирреальны, не укладывались ни в какие рамки наших представлений о последнем десятилетии ХХ века. Как врач и человек никогда не смогу понять и простить этих варваров, поднявших руку на пожилых людей. Многим они приблизили смерть, причем в самом ужасном ее варианте. Зачем? Кому они могли помешать или навредить? Нужны были их квартиры: что, наконец, мешало отправить этих стариков к нам не избитых, не покалеченных? Можно ли воевать с ними?
Из справки управления здравоохранения Ергорсовета: В городские и республиканские учреждения поступило более 400 больных. Из них 16 января – 73 человека, 17 января – 111, 18 января – 143, 19 января – 178… В больницу скорой помощи до 20 января помещен 51, в “Эребуни” – 58, медсанчасть № 1 – 44 больных. И опять поступления: 23 января – 184 человека, 26 января – 207, 2 февраля – 228, 4 февраля – 231.
Из сообщения Арменпресс: По положению на 24 января в клиниках Еревана находится на лечении 219 депортированных из Баку детей.
Вот такая, необычная для мирного, невоенного времени статистика!
Заведующая отделом лечпрофпомощи горздравуправления Инесса Мнацакановна Авдалян знакомила нас с приказами тех дней, подписанными начальником А.М.Минасяном.
Приказ от 16 января 1990 г. Директору АТП Саакяну А.: откомандировать водителей в распоряжение главного врача больницы скорой медицинской помощи для организации круглосуточных дежурств… Во всех больницах города Еревана организовать круглосуточный легковой автотранспорт…
Приказ от 29 января 1990 г. В связи с экстремальной ситуацией, сложившейся в Ереване, приказываю…
1. Главным врачам клинических больниц “Эребуни”, № 8, медсанчасти № 1, детских клинических больниц № 3,4, городского психоневрологического диспансера Хачикяну Л.А., Саакяну Н.В., Хачатряну Р.М., Назаряну О.А., Айрапетяну Р.А., Дарбиняну Н.А. организовать круглосуточные дежурства в аэропорту “Звартноц”, а также в поликлиниках № 12, 14, детской № 3. Главврачам всех взрослых детских территориальных поликлиник поручалась организация профосмотра беженцев.
– Растерянность была недолгой. Не до эмоций в такой ситуации. Мозг работал в том направлении, чтобы быстрее помочь людям. Обозначился и диагностический “круг”: множественные переломы, ушибы, раны лица, ребер, шейки бедра, конечностей, симптом очков, когда от ударов по голове вокруг глаз образуются сплошные кровоподтеки, сотрясения головного мозга, огнестрельные ранения. Это то, что лежало на поверхности. Но необходимо было не только оказание первой помощи, но и глубокое серьезное медицинское обследование людей. Короткие вопросы-ответы, затем отправка по больницам. Но даже в этом почти не иссякающем в течение двух недель живом конвейере вдруг столкнешься с тем, что могло вывести из себя на какое-то время даже бывалых людей. – Я не считаю себя новичком в медицине, – продолжала Инесса Мнацакановна – да и в жизни пришлось немало испытать. Но, поверьте, до сих пор не могу забыть двух детей Шураевых. Кристине – два месяца, Сереже – один год и семь месяцев. И у обоих в легких начался воспалительный процесс. Еще бы, ведь в январскую непогоду (слава Богу, что не было сильных морозов!) им, изгнанным вместе с матерью из дома, пришлось перенести все тяготы пути: Баку – паром – Красноводск – Ереван.
И опять те же вопросы. Кому они мешали? Почему жизнь детей, особо хрупкая у своих истоков и нуждающаяся в защите, подверглась таким неслыханным испытаниям? Эх, Аники-воины, “мужественные” и “храбрые” в войне со стариками, женщинами, детьми. Беспроигрышной войне!
Ереванская городская клиническая больница “Эребуни” в те дни напоминала фронтовой госпиталь. Да и через два с половиной месяца после событий вопрос о беженцах был таким же горячим и болезненным. Старшая медсестра больница Гоар Хореновна Хачатрян перелистывает истории болезни и рассказывает, рассказывает… О каждом в отдельности и обо всех вместе:
– Они все были травмированы не только физически. Каждый потерял веру в людей, во что-то хорошее, справедливое. Многие утратили дар восприятия, понимания обыкновенных человеческих слов. Нам помогали опытные психиатры. Не всех, к несчастью, удалось спасти. Были ситуации, при которых врачи бессильны. Но если возникала хоть малейшая возможность, как еле заметная полоска света в конце туннеля, врачи медленно, но верно продвигались к ней. В этих целях использовались все средства.
Врач Рипсиме Саркисовна Хачатрян до сих пор не может спокойно говорить на эту тему. Она также помнит всех поступивших в ее эндокринологическое отделение бывших бакинцев:
– Врачи не только сутками не отходили от кроватей больных, но и собрали для них около трех тысяч своих денег. Приносили вещи, фрукты, словом, кто что может. И надо однозначно сказать – мы действовали не только как врачи. Приходилось быть и сиделками, и нянями, и “целителями” душ. Сколько ночных исповедей я выслушала! Ведь при всей одинаковости их бедственного положения, у каждого было свое восхождение на Голгофу.
Горячим металлическим ломом, образовавшим почти сквозную гнойную рану в паховой области, истязали Григория Арменаковича Кочарова. Хотя в больницу после так называемой “дороги жизни” через паром он поступил на шестой день после побоев – 19 января в 9 часов утра, преступная “обработка” этого 65-летнего мужчины была налицо. И множественные ушибы, и раны, и, говоря бесстрастным языком медицинского документа, “неестественная поза правой ноги, (раны на стопе), согнутой в голеностопной суставе, вывернутой наружу в тазобедренной части”. Словом, постарались “доблестные” молодцы, старательно “поработали” над человеком. Умирал он тяжело и долго, лежа на спине, ни с кем не разговаривая, не принимая пищи. Потом, как почти всегда в таких случаях, началась двусторонняя плевропневмония и на шестнадцатые сутки – 3 февраля , на рассвете наступила смерть. Или избавление от мук, потому что вылечить этого не очень старого мужчину было невозможно. В Баку он жил на проспекте Ленина, где в доме № 146 занимал квартиру 38. Интересно, как живется в ней там новым обитателям?
Медленнее умирала в больнице Нина Арменаковна Каспарова. Умирала в сознании. Отошла от долгого молчания. Отогрелась в обстановке постоянного внимания и доброжелательности. Успела рассказать и о своей жизни, и о ее финале в Баку. Восемь лет назад ей ампутировали ногу по поводу гангрены, с тех пор в своей квартире № 9 дома № 23 по улице Рухуллы Ахундова жила, передвигаясь по комнате и, естественно, на улице с помощью коляски. Ее не только ограбили и били по чему и как попало, но и выбросили с коляски. Поиздевавшись вдосталь, затем посадили 70-летнюю женщину на разбитую, без одного колеса коляску, привязали ее и … спустили с горы. Так и летела она вниз, по улице Фабрициуса, к морю. И голова, и тело ее бились то о мостовую, то о коляску.
Гангрена ампутированной ноги, а также стопы, некогда здоровой, множественные ушибы мягких тканей, сотрясение мозга, признаки некроза … – вот с чем поступила в больницу Нина Арменаковна. В Красноводске ей наложили гипс, в Ереване лечили.
– 8 марта , – вспоминает Рипсиме Саркисовна, – я ее поздравила, кормила дважды с ложки, причесала. Старалась шутить, хотя понимала, что дни несчастной женщины сочтены. Я к ней привыкла за те почти два месяца, что она у нас лежала. Очень интересным была человеком, много знала, чувствовалось, что раньше любила читать. Боже, столько тоски было в ее глазах! 13 марта она скончалась.
Внимательно слушая врача, сопереживала, разделяла ее волнение и грусть, но одновременно не могла уйти от исторических параллелей.
Из банка данных анкетной комиссии при Бакинском Армянском национальном совете. 1919 год. На улице Р.Ахундова (бывшей 4-ой Канитапинской, потом 4-й Свердловской), где жила Н.Каспарова, до резни 1918 года жило 825 армянских семей из 3462 человек. 1052 человека бежали, осталось 2410 жителей. Из них – 190 были убиты, 163 – исчезли без вести, 133 – взяты в плен, 45 умерли. Интересно, что в том самом доме № 23, где жила спустя десятилетия Н.Каспарова, было убито только в одной семье из восьми человек – шестеро. Итак, после турецко-мусаватской расправы пострадали 45,72 процента армян, жителей этой улицы, или 65,68 процентов тех, кто остался в городе.
Через 72 года, к сожалению, даже с помощью депутатских запросов нельзя было сделать аналогичный подсчет не только по одной, отдельно взятой улице, но и по всему городу. Где они захоронены и сколько их – наших безвестно пропавших соотечественников, убитых, сожженных, сброшенных с балконов, тела которых спешно увозились на грузовиках в неизвестном направлении? (И даже в этом проявлялась четко продуманная организация, цельная система расправы с бакинскими армянами).
Люди исчезали бесследно. Как Лена Бадалян из дома № 39 по проспекту Ленина, о которой известно, что над ней надругались, затем убили и сбросили в специально подогнанный грузовик, в котором уже штабелями громоздились другие трупы. И он неспешно отъехал. Куда?
Впрочем, это риторические вопросы дилетантов-несмышленышей. И мне после долгих месяцев трудного, но основательного “вхождения” в тему, бесед с очевидцами, наконец, личного опыта, они ни к чему. Посему вернемся в больницу “Эребуни”.
Девяносталетнюю Варвару Джумшудовну Лазареву привезли в больницу в состоянии, которое не оставляет никаких надежд. Она вообще не могла разговаривать. Ее имя кто-то неумело вывел на бумажке, приколотой к домашнему халату. Врачи делали все возможное и невозможное, чтобы вернуть ей жизнь. И она заговорила. Правда, медленно. Путая слова, не всегда находя их. О таких старушках говорят “божий одуванчик”. И сил особых не надо, чтобы ее сбить с ног, но они били изощренно, чтобы подольше мучилась. Били по голове – сотрясение мозга, по лицу – остались синяки, по почкам – в поясничной области справа образовалась гнойная рана. Врачам при этом нельзя было ни на минуту забывать о традиционных для такого возраста ишемической болезни сердца, кардио- и атеросклерозах:
– Который час? Где я? – это были первые слова. Снова провал.
– Все болит. Душа болит.
И опять дни молчания.
Спустя месяцы врачи знали о ней много больше. Вся долгая жизнь человека и финал ее уместились в эти отрывочные, сказанные в разное время Варварой Джумшудовной фразы:
– Не видеть бы никогда Баку, не знать, что такой город есть. Умереть раньше, и не видеть такого… Я родилась в Баку. Училась здесь в гимназии. 60 лет проработала в этом городе… Господи, какие звери. Ворвались… Били, чем попало. Все унесли из дома. Опять били, их было много. Восемь? Десять? Не помню. Дальше ничего не помню…
Волею провидения сложилось так, что Варвара Джумшудовна и Арцвик Казаровна Галустова оказались и на пароме вместе, и в одной больнице, куда поступили одновременно 16 января, в 4 часа дня, и жили в Баку на одной улице Кецховели, только одна в доме № 162, квартира 12, другая – в доме № 55, квартира 3.
Из банка данных анкетной комиссии при Бакинском Армянском национальном совете. 1919 год. На улице Кецховели (бывшей Верхне-Приютской) до резни 1918 года жили 823 армянские семьи из 3876 человек. 802 человека бежало, осталось 3074 жителя. Из них 136 убиты, 105 – исчезли, 87 – взяты в плен, 80 – умерли. Пострадало 10,53 проц. армян – жителей этой улицы, или 13,27 проц. тех, кто остался в городе.
В квартире Арцвик Казаровны все проходило по тому же сценарию. Множественные ушибы, оттоптанные пальцы рук и ног, раны на ногах, на лице кровоподтеки, вокруг глаз симптом очков. Страшные “очки” вместо яростно разбитых “надели” бандиты на заплывшие от ударов глаза 73-летней женщины.
Как ни старалась, долго не могла вспомнить своего бакинского адреса Мадлена Тумасовна Аванесова. Ее ударили ломом по голове и беспрепятственно начали грабеж. Буквально с того света вытащили Люсю Аршаковну Мкртычеву, через два месяца выписанную из больницы. Избитая в своей квартире по улице Фабрициуса, 34, она еще перенесла жуткую пытку присутствием при избиении своей сестры Аракси. Тщетны были просьбы: после каждой удары становились сильнее. Старшая сестра умерла в больнице в первый же день, не приходя в сознание.
Разные люди, разные судьбы, но в больницу их привели не классические для такого возраста болезни, а одна общая беда. Их били физически, уничтожали морально – растаскивая и безжалостно сжигая нажитое добро, памятные вещи. Кто однажды не нашел на привычном месте в своем доме хотя бы носовой платок или тряпочку, которой смахивают пыль с мебели, а потом долго искал, мучительно вспоминая, куда запропастилась потерянная вещь, тот, подумав, может представить, что значит, когда враз теряешь все, что имеешь. Дом, где знаешь каждую щербинку на боку старой, но любимой кастрюли, где с закрытыми глазами можешь, протянув руку, взять с полки под настроение любую книгу, а выдвинув ящик письменного стола, достать из потайного угла письма, которые безотказно лечат при особо плохом настроении.
Разве можно, даже выздоровев, спокойно, без ночных кошмаров и мании преследования существовать, когда в момент теряешь все? И не во время войны, пожара, землетрясения, наводнения, когда все равны и едины перед стихией или общим врагом. А с помощью здоровых, слишком здоровых молодых (и не только!) людей, которые, издеваясь, говорят о том, что еще наживешь другие вещи… Среди бела дня, на глазах у стражей правопорядка и соседей. Последние, кстати, тоже были разными: одни спасали, рискуя жизнью, другие поспешно указывали двери обреченных квартир, чтобы ненароком не навлечь беды на свою, третьи – также поспешно уносили из квартир невостребованные после первых погромов вещи, не гнушаясь даже банками с соленьями и вареньем. Тут была необходима особая сноровка. Бандиты, как правило, после первого раза приходили еще и еще. У мародеров свои законы, в выигрыше оказывался тот, кто с наибольшим эффектом смог использовать небольшой интервал между набегами.
Сух и лаконичен медицинский язык историй болезни. Евпраксия Аршаковна Диванян, 64 года, жила по улице Инглаб, дом 70, квартира 37. Тяжелейшая форма сахарного диабета, множественные ушибы. Левон Мирзоевич Мартиросов, 62 года, выписан 5 апреля. Софик Сергеевна Ванян, 80 лет, жила по улице Менделеева, 8, выписана через месяц после поступления – 19 февраля. На шесть дней раньше нее выписана Шушаник Микаеловна Григорьян-Далгарян, 80 лет с 1-ой Свердловской, 12. Ушибы, атеросклероз сосудов головного мозга. Понижен слух, нарушена память. Самостоятельно ходить после побоев не могла, лежала. Потом стала садиться на кровати с посторонней помощью.
Ушибы тела, головы, выбиты зубы, сотрясение мозга – таковы результаты “гуманной” обработки Гранта Вартановича Петросова в своей квартире 5, по улице Анашкина, 5/27. Старались, надо сказать, сильно – жертве всего 54 года. Острый инфаркт – как результат перенесенного, случился уже в больнице. К слову, везде прослеживалось особо жестокое отношение к мужчинам: чем моложе, тем больше калечили. С особой ненавистью и изощренностью. В конце концов добивали. Но не сразу, заставив испить до дна всю жуткую чашу издевательств, унижений, а затем медленного умирания.
История повторяется. Баку – 18. Первым словом кровожадных банд, вбегавших во двор, было: “Есть здесь мужчины-армяне?” Первых и главных жертв они вообще искали среди мужского пола… Ловили и больше никак нельзя было их найти: ни в тюрьме, ни среди пленных. Куда они исчезали, в каких условиях жили, как убивали этих несчастных – все это оставалось совершенно неизвестным”(81).
Так и хочется воскликнуть запоздалое: “Люди, будьте бдительны!” Но мы не знали историю. Иначе не позволили бы с собой сотворить такое, что уже проделывали с нашими предками. Не жили бы в городе, где камни заасфальтированных мостовых покрыты их кровью. Не благоустраивали бы на последние деньги места захоронения своих родителей, умерших, к счастью, (какое кощунство!) в собственной постели до января 1990 года. А ведь многие из них помнили, как пришлось бежать и прятаться, прятаться и бежать, терять братьев, сестер, своих родителей. Но увы, их рассказы не запоминались в сутолоке будней. Тем более были неслышимы в праздники. И мы, словно одноклеточные, упивались “дружбой единой надежным оплотом”. И пели, стараясь перекричать друг друга в школе, эти слова достойного нас и эпохи гимна.
Топором хотели убить Владимира Оганесовича Инкадяна, 64 года, жителя квартиры 7, дома 225 по улице Первомайской. Но подоспевшие к погрому работники милиции увезли его в отделение, а оттуда на паром. Перенесший пять лет назад инфаркт миокарда, страдающий сахарным диабетом, он был милостиво оставлен жить наедине со своими серьезными болезнями – диабетической гепатопатией и гангреной, постинфарктным кардиосклерозом, ампутацией пальцев левой стопы, катастрофически обостренными побоями, погромом и изгнанием из собственного дома. Сахарным диабетом около тридцати лет болела Мариам Исаевна Думанян, также избитая и выгнанная из квартиры № 1, по улице Горького, 57. Ее доставили в больницу в тяжелейшем состоянии. Больной хроническим сахарным диабетом поймет, что значит три дня прожить без инсулина: это тоже разновидность изощренной пытки.
Тяжелое испытание подобной пыткой прошла Евгения Шамировна Баркова. Эта 68-летняя женщина болеет сахарным диабетом 27 лет, в Москве перенесла ампутацию ноги в результате гангрены, сопутствующей этой болезни. И ей пришлось пережить четыре ужасных дня в отделении милиции без инсулина. До этого – побили и выгнали из квартиры № 33, по улице Маяковского, 29. Не пощадили и Раю Оганесовну Аветисян. К своим шестидесяти годам она успела семь лет назад перенести инсульт, была больна сахарным диабетом и атеросклерозом головного мозга и сердца. Все это ее не спасло от погромщиков. Они жила в зоне их наиболее активных действий, у подножья бывшего Арменикенда – на 1-ой Свердловской, 184. Ее били изощренно, безжалостно.
Немногим меньше месяца пробыл в больнице Сергей Артемович Исраелян. Не только лечение и уход сыграли роль в быстром выздоровлении после жестокого избиения, перелома многих ребер, множественных ушибов, особенно в области грудной клетки, но и фактор возраста. Бывшему бакинцу, жителю квартиры 74 дома 74 по улице Советской Армии было 37 лет. Выписаны из “Эребуни” Е.Малаханова, Е.Овагимян, В.Петросов, Ж.Хачатурова, Н.Григорьян, Л.Мартиросов, В.Ходжанян. Не хочется, чтобы прочитавший эти перечисленные через запятые фамилии подумал, что их выздоровление шло легко и быстро. За каждым – побои, унижение человеческого достоинства, погром и изгнание из квартир. Причем не мифические россказни об обрезанных носах и ушах (что-то не видно на улицах Баку ни единого такого!), а жестокая реальность, зафиксированная медиками.
В городской клинической больнице скорой помощи обстановка складывалась не менее напряженно. Прямая связь с аэропортом “Звартноц”, постоянные рейсы машин, прием больных… Главврач Р.Оргусян отдавал распоряжения по-фронтовому. Больных помещали на шестом этаже, в отделении грудной хирургии. Все они были с множественными ушибами, травмами, переломами. Здоровых участков тела у людей не было, но особое внимание погромщики уделяли голове. Семья Аванесовых была доставлена в больницу в полном составе: глава – Самвел Самсонович, водитель маршрутного такси, жена, их семнадцатилетние сыновья-близнецы Арсен и Аркадий. Рассказывает Самвел Самсонович:
– Мы искали обмен, и потому задержались. Уже два года дети не ходили в школу. Когда собрались выехать, нельзя было подойти к билетным кассам, особенно с моей типично армянской внешностью. Моя медлительность преступна, и обернулась для меня и семьи…
Не смог этот крепкий с виду, хотя и избитый, человек, продолжить дальше. Прошло несколько минут, прежде чем он начал снова говорить:
– Двери сломали быстро. Ворвались, вооруженные ножами и ломами. Детей отвели в одну сторону, меня с женой – в другую. Бандиты разделились: одни избивали нас, другие выносили из квартиры вещи. Арсену попали в висок – он потерял сознание. Когда очнулся, обнаружил в кармане анашу. Нас выбросили на улицу в тапочках, домашней одежде. Мы инстинктивно старались быть ближе к милиционерам, но они гнали нас от себя со словами: “Правильно народный фронт поступает с вами”. Нам удалось спастись чудом. Вначале бежали в здание ПТУ, из которого нас вывезли военные на своей машине на паром. Вы видите, у меня повреждены руки, обморожены ступни ног. Целую ночь на пароме мы провели на ногах, хотя там было полно пустых кают. Пытки и унижения продолжались и на этой плавучей территории соседней республики. Только в Красноводске закончился кошмар. Кто за него ответит?
Трудный разговор получился с Савад Исаевной Аванесовой. И только ее почтенный возраст – 72 года позволяет нам передать его. Ее муж погиб на фронте, и жила она с больным, прикованным к постели сыном – Николаем Айказовичем Аветисяном. Была на пенсии, но продолжала работать охранником ВОХРа в продуктовом магазине. Те, кто, взломав дверь их квартиры, вломился в нее, не ограничились погромом. Уносить из этого дома было нечего, старую мебель разбили и…
– Мне стыдно говорить об этом, – рассказывает, задыхаясь, Савад Исаевна, – больного сына избили, бросили в туалет и заперли там. Мне засунули кляп в рот и начали насиловать… Я сопротивлялась, кричала, они мне сломали обе руки… Зверей из народного фронта мне не забыть никогда.
Не менее трагичен рассказ избитых Розы Мартиросовой и Аси Даниэлян (одной – 88, другой – 76 лет). У обеих мужья погибли во время войны, трудовой стаж в “интернациональном” городе насчитывает более четырех десятилетий. Муж последней – Герой Советского Союза – Оганес Даниелян, погиб в 1942 году у поселка Дорохово Московской области, на могилу которого вдова ездила не раз. Там ей оказывали почести, здесь, в беспамятном городе, позволили остаться без крыши над головой.
Те, о ком я рассказала, лишь небольшая часть доставленных в больницы Еревана беженцев. И только в две больницы, хотя они поступали непосредственно из аэропортов в 1-ую и 8-ую клинические больницы, в медсанчасть № 1, детские больницы города. Беседы с бывшими беженцами на больничных койках были тяжелы, а подчас и попросту невозможны. Потому ограничусь сказанным. Осталось помянуть тех, кто, несмотря на невероятные усилия медиков Еревана, скончался на родной земле. При всей трагичности этой констатации у них, ушедших в мир иной здесь, есть завидное преимущество перед теми, кто насильственно рассчитался с жизнью там, у соседей. Они преданы земле по христианским обычаям, и к месту их захоронения родственники имеют возможность положить цветы.
Вот этот скорбный список:
1. Арутюнян Григорий, 65 лет, 15 января поступил в больницу скорой помощи, 19-го скончался от правостороннего пареза.
2. Арутюнян Петрос, 78 лет, 16 января поступил в медсанчасть № 1, 17-го скончался от множественных ушибов, цирроза печени, печеночной комы.
3. Айрапетова Заритах, 86 лет, 25 января поступила в больницу скорой помощи, 29-го скончалась от острого нарушения мозгового кровообращения.
4. Аракелова Сирануш, 75 лет.
5. Багирян Э.А., 72 года.
6. Бадалян Софья, 90 лет, 16 января поступила в больницу скорой помощи, 29-го скончалась от множественных ушибов грудной клетки.
7. Баргесов П.Н., 78 лет.
8. Багирян Лазарь Айрапетович, 72 года, 16 января поступил в Варденисскую райбольницу с хроническим бронхитом, эмфиземой, острым отеком легких, в агональном состоянии, скончался через 15 минут после поступления в 21 час 45 мин.
9. Габриелян Анна, 74 года, 16 января поступила в больницу скорой помощи, 31-го скончалась от последствий сотрясения головного мозга, множественных ушибов.
10. Григорян Роберт, 60 лет, 14 февраля поступил в медсанчасть № 1 с ушибами, переломами, обморожением ступней, 5-го марта скончался.
11. Додохян Варвара, 80 лет, 17 января поступила в медсанчасть № 1 с ушибами, пневмонией, 26-го февраля скончалась.
12. Казарбекова Варвара, 88 лет.
13. Караогланов Сергей, 67 лет, 22 января поступил в клиническую больницу № 13 с ишемической болезнью, острым инфарктом миокарда, умер 5-го февраля.
14. Каспарова Нина, 70 лет, 16 января поступила в больницу “Эребуни” с переломом правой стопы, интоксикацией, ушибами, переломами, умерла 13-го марта.
15. Кочаров Григорий, 65 лет.
16. Люлюмян Амбарцум, 80 лет.
17. Маркосян Арусяк, 78 лет, 15 января поступила в больницу скорой помощи с множественными переломами, отеком легкого, 17-го умерла.
18. Мусаэлян Ашот, 72 года, 17 января поступил в больницу скорой помощи с ушибами, переломами, нарушением мозгового кровообращения, 2-го февраля скончался.
19. Мнацаканова Сатеник, 83 года, 21 января поступила в медсанчасть № 1 с атеросклерозом, умерла 6-го февраля.
20. Маркосян Татьяна, 86 лет, поступила 12 февраля в клиническую больницу № 2 из института протезирования с инсультом, 14-го скончалась.
21. Манукова Сирануш, 78 лет.
22. Меликов Мовсес, 78 лет, 17 января поступил с переломами, ушибами в медсанчасть № 1, 20-го февраля умер.
23. Мкртчян Аракся, 65 лет, 16 января поступила с ушибами мягких тканей, сахарным диабетом в больницу “Эребуни”, 15-го марта скончалась.
24. Макарова Соня Балабековна, 70 лет, 7 февраля с инсультом, инфарктом поступила в клиническую больницу № 2, 14-го марта скончалась.
25. Осипян Анна, 52 года, 27 января поступила в медсанчасть № 1 с ушибами, раком, 27-го марта скончалась.
26. Погосова Анна, 85 лет.
27. Паремузян Арсен, 75 лет.
28. Петросян Мкртыч, 78 лет, 24 января поступил в клиническую больницу № 4 с двусторонней пневмонией, отеком легких, в этот же день скончался.
29. Саркисян Сатеник, 82 года, 18 января поступила в больницу “Эребуни” с ушибами, переломами, ишемической болезнью, 20-го скончалась.
30. Саркисова Анна, 80 лет, поступила 18 января в больницу “Эребуни” с ушибами, переломами, 22-го скончалась.
31. Сармакалян Лусик, 85 лет, 19 января поступила в медсанчасть № 1, скончалась 5-го февраля.
32. Шушанов Анатолий, 53 года, 19 января поступил в больницу “Эребуни” с множественными ушибами, переломом большой берцовой кости, скончался 29-го января.
Этот список составлен мною на основании данных, полученных в Министерстве здравоохранения республики, управлении здравоохранения Ергорсовета, собственного поиска. Не на всех удалось собрать полные данные, уточнить адреса больниц и заключение о смерти. Важен сам факт – человека не стало. И в какой бы больнице это ни происходило, везде самоотверженно, используя мельчайшую возможность, боролись за жизнь каждого. А диагнозы повторялись. С небольшими отклонениями в зависимости от степени жестокости воителей.
В списке, за редким исключением, люди преклонного возраста. Но это не уменьшает, а увеличивает вину вандалов. Известно, что в нашем регионе старость традиционно почитаема. Какие же матери родили и воспитали этих нелюдей, с азартом добивающих немощных людей? И что их самих в будущем ждет с такими детьми? Не всплеском родительских эмоций продиктованы наши вопросы. Они адресованы тем читателям-аналитикам, которые при ознакомлении с возрастом покойных могут подумать ненароком, что эти люди и так стояли у порога смерти. Но кто дал право превратить последние дни, часы и минуты их жизни в ад?
Бакинские врачи тоже “старались”. Старались как можно больше понравиться воинственному народному фронту. Отбросив профессиональную честь и клятву Гиппократа, они мстили за Нагорный Карабах своими методами этим совсем беззащитным людям, избитым и раненным их “благородными”, “гуманными” соотечественниками. Мстили, заботясь о том, чтобы пациенты подольше не умирали. Это было вполне в силах людей, накладывающих швы на рваные раны, делающих уколы, раздающих таблетки. Ведь можно что-то перепутать, чего-то не дать вообще, или наоборот, убить удвоенной дозой. Предоставленные сами себе, освобожденные от каких-либо инспектирующих комиссий, бдительного ока министерства здравоохранения врачи и медсестры во всю развернули свою преступную деятельность по отношению к больным армянам. Многоопытный министр здравоохранения (за спиной годы работы в комсомольско-партийном аппарате) Талят Касумов в своем шикарном кабинете с селектором последнего поколения – не ведал, что творится в подведомственных ему лечебных заведениях? Или он тоже считал, что бакинские армяне заслужили исключительно такую участь. Чтобы смерть была для них долгожданным избавлением. И можно после всего случившегося спокойно жить, вальяжно сидеть в своем или другом аналогичном служебном кресле? Ездить на отдых, с семьей в капиталистические и иные страны? Правда, прошли годы, и неизвестно, как и сколько сейчас зарабатывает себе на жизнь бывший везировский министр.
… 20 января 1990 года был миг, когда журналист “Комсомольской правды” Леонид Никитинский думал, что их с фотокорреспондентом “Советской культуры” Костей Корнешовым разорвут на части в кабинете главного врача “Скорой помощи” Дж.А.Гусейнова. Толпа, по словам коллеги из Москвы, окружила их плотным орущим кольцом – таков был накал ненависти. Его диктофон записал злобный голос чуть не убившей их женщины: “Вам, русским агрессорам, п-плюем!!!… Я говорю, что п-плюю на тебя, на всех русских! Убирайтесь!!”
Можно понять естественные слова благодарности Л.Никитинского к главному врачу бакинской больницы, сумевшему что-то крикнуть толпе по-азербайджански и утихомирить ее. Без преувеличения – своим вмешательством именно он, а не провидение, спас двух журналистов из Москвы от неминуемой расплаты. (За что? – И.М.). Но что помешало человеку творческому, думающему образно и способному к аналитическим обобщениям увидеть и осознать до конца бедственное положение армян, попавших в эти страшные дни пика вандализма и насилия в руки азербайджанского медперсонала местной больницы. Остается только предположить, что несчастным, безвинным людям было намного хуже, чем на пароме с азербайджанской командой мореплавателей и чуть лучше, чем в тюрьме. А, впрочем, лучше ли? Когда с твоей гноящейся раны отдирают со всей силой бинт, то и средневековые пытки могут показаться укусом комара.
За фразой репортажа “Имеются жертвы… (Чрезвычайные обстоятельства): “Армяне испуганным хором благодарили персонал за заботу, клялись пронести эту благодарность через всю жизнь..!” чувствуется ирония журналиста и нечто такое, что он не доверил даже бумаге. Но ситуация требовала не тонкой иронии и изящного словоплетения, а чувства глубокого восприятия своим сердцем чужой боли. На больничной койке надо было видеть не абстрактных незнакомых армянских старух, стороживших зажиточные квартиры (этот полюбившийся журналисту образ в репортаже возникает несколько раз), а попытаться представить на их ужасном месте своих близких и родных, вот так избитых в собственном разгромленном дому. Но на это журналиста с высокопрофессиональным пером не хватило: оно осталось холодным и беспристрастным. А ведь не надо особо напрягаться, чтобы представить себе положение и конец этих несчастных людей после того, как, расставшись с тесноватым крахмальным халатом, под собственную ответственность главврача, гость из Москвы благополучно покинул данное “богоугодное” заведение.
Свидетельства очевидцев: “… С 15 января 1990 года я лежала в бакинской больнице им.Семашко с ожогами и травмами. Больница находилась под охраной солдат, чтобы раненых армян не добили погромщики. Но в ночь на 20 января положение изменилось. Солдаты ушли с больничных этажей, и осталась только внешняя охрана на улице. Нас, раненых армян, в палате № 6, куда всех согнали, было 19 человек на 5 коек… Многие раненые лежали на полу с переломами… Начиная с 20 января 1990 г. нас регулярно били врачи, медперсонал, посетители, раненые азербайджанцы и их родственники и даже студенты-медики… нам не давали воды, пищи. Мы пытались забаррикадироваться в больничной палате, когда приходили нас бить…” (82).
Соответствующей была и “жатва” такого отношения людей, не ведающих, что такое профессиональная честь и совесть. Нам этих цифр и фамилий никто не назовет. Сведения наши обрывочны и опираются на свидетельства очевидцев.
В больнице 23 января умер 45-летний Володя Саркисян. 21, 23 января скончались старики – мужчина и женщина. 17 января от ран умерли Михаил Саруханян и Галуст Налбандян. О судьбе последнего, доставленного в больницу после погрома в квартире вместе с женой Еленой Михайловной, его сын Сергей узнал спустя месяц.
Из официального ответа начальника управления уголовного розыска МВД Азербайджана И.Усубова.
Ваше заявление, адресованное в МВД СССР о безвестном исчезновении родителей нами рассмотрено… Ваша мать Налбандян Елена Михайловна уехала в г.Москву, а отец Налбандян Галуст Сергеевич умер и похоронен на общегородском кладбище (Волчьи ворота).
И ни слова о том, как, при каких обстоятельствах оборвалась жизнь человека. Какое стыдливое молчание!
Семья Налбандян жила в квартире 57, дома 103 по улице Ази Асланова. 63-летний отец, инвалид 1-ой группы был прикован к постели. Сыну – Сергею пришлось раньше покинуть город. Его непосредственный начальник – предусмотрительная З.Салахова, (кстати, родная сестра народного художника СССР Т.Салахова), прошедшая хорошую и долгую школу в партаппарате, отправленная из него руководить обществом книголюбов в республике, заранее – до погромов ультимативно заявила: “работать мы вместе не будем” и предложила по-хорошему написать заявление об уходе. 28-летний специалист ей не подошел, как она выразилась, по национальному признаку. Родители остались. Парализованного отца нельзя было вывозить. Уже с лета 1989 года начались угрозы. Начальник ЖЭУ-47 прямо спрашивал: почему до сих пор не убрались? Особенно много разговоров было при получении талонов. Когда их выдачу задерживали, то при попытке выяснить причину, раздавалось грозное: “Много будешь говорить, натравлю на вашу квартиру еразов”. И женщине приходилось молча уходить из конторы.
Толпа ворвалась 14 января в 6 часов вечера: взломали дверь, оборвали телефонный провод, начали бить цепями, палками, прутьями. 56-летнюю Елену Михайловну потащили вниз, сорвали с нее одежду и сбросили в яму у мусорного ящика. Поднялись в дом, добивали мужа бутылкой. Затем наступила в насилии пауза, занялись мародерством. Стали выносить вещи. В 12 часов ночи вновь пришли. Мужа били и выбросили со 2 этажа. Поволокли и жену по лестнице, стали снова их бить палками. Потом опрокинули на них мусорные ящики и хотели сжечь. Оставили затею. 15 января вновь вытащили их и по лестничной клетке поволокли вниз. Затем приехала “Скорая помощь”. Когда увозили Елену Михайловну, они кричала, Галуст Сергеевич не шевелился. В крови была вся лестница – и ступени, и площадка.
Прошло еще три месяца, но сын так и не получил свидетельства о смерти своего отца, несмотря на неоднократные обращения в различные инстанции соседней республики. Отчаявшись, он пришел с заявлением в Мясникянский районный совет народных депутатов г.Еревана. Но чем могли ему там помочь? Разве посочувствовать. В тщательно спланированной акции погромов и убийств у врачей была своя миссия: не лечить, но быть “аккуратными” в отношении выдачи свидетельства о смерти. Опыт Сумгаита научил не оставлять следов. Ведь каждому ясно: фото только двух документов-свидетельств о смерти отца и сына Арамянов в Сумгаите с диагнозом “кровоизлияние под оболочки и желудочки головного мозга, перелом костей черепа” впечатляет больше, чем два тома самой высокопрофессиональной публицистики на эту тему. Мы, к сожалению, такими документами не располагали. Смерть в эти дни у армян в Баку, если верить немногим выданным свидетельствам, в основном, наступала от сердечной недостаточности, кровоизлияния, инсультов. Именно так – “кровоизлияние” написано в свидетельстве о смерти зверски убитого 10 декабря 1989 года Сулеймана Бадаляна в своем подъезде дома 118 по Ленинградскому проспекту, где он жил с семьей в квартире № 79. Кого покрывали медики? Своих агрессивных соотечественников? Вандалов?
О больнице Семашко в эти дни вспоминает В.Пашаян, у которого состоялась встреча с представителями народного фронта 13 января на подступах к городу, при въезде на автомашине:
– Здесь я узнал, что такое милосердие по-азербайджански. В приемной нас, двух избитых, окровавленных, пожилых людей окружили и стали выражать негодование и сожаление по поводу того, что нас не добили, оставили в живых. Медсестра так рванула мою повязку, что из раны забила кровь. Тут одна санитарка, по-моему, татарка, посоветовала убежать отсюда, а то убьют или выбросят в окно. Спустившись незаметно на 1 этаж, я увидел, как толпа с улюлюканьем, палками и прутьями выволакивала из больницы двух стариков, видимо, мужа и жену – раздетых, перепуганных, окровавленных. Мне удалось незаметно исчезнуть.
Музыкальный руководитель детсада № 100 Насиминского района, специалист с высшим консерваторским образованием Ирина Агиян с двумя маленькими детьми стала объектом бандитского нападения в своей квартире 24, по улице Корганова до официального начала погромов – 9 января в 8 часов вечера. Непосвященным сообщаем – это центр города. Ей рассекли тупым деревянным предметом голову, и когда сильно хлынула кровь, то, прервав мародерство, представители народного фронта, как они себя величали, удалились, пообещав: “это еще не все, мы вернемся”. Соседи вызвали “скорую”, детей укрыли у себя. Так Ирина оказалась в больнице Семашко. Ей наложили швы, сделали повязку, но и тут ворвались молодчики, и с именем народного фронта на устах потребовали, пригрозив расправой, всем армянам немедленно убираться из больницы. 10-13 января они угрожали. 14 января с 11 часов утра начали сбрасывать тяжелобольных с окон.
– Одного мужчину 38-40 лет по имени Александр Киракосян, – вспоминает Ирина, – его бакинский адрес приблизительно: Низами, 153, на моих глазах выбросили из окна. Я его потом встретила почти голого, всего в крови, еле разговаривающего от того, что у него распухли лицо, губы, язык, в РОВД имени 26 бакинских комиссаров. Он с нами вместе 15 января в 5 часов дня уехал на пароме в Красноводск. Мы ему помогали.
До парома у Ирины был путь неблизкий. Убежав из больницы, она обратилась за помощью в комендатуру. С военными поехала к себе домой забрать хотя бы для детей и себя необходимые вещи и документы. Но квартира была полностью разграблена. Книги сожжены или порваны. И она в больничном халате с полураздетыми детьми, попала в РОВД, оттуда на паром.
Словом, в бакинских больницах армянам можно было спастись, лишь вовремя убежав оттуда. Медперсонал соседней республики вполне соответствовал требованиям, духу и букве народного фронта Азербайджана. Речь шла не о лечении, а о том, чтобы не быть убитыми “милосердием” и высоким “профессионализмом” азербайджанских медиков.
В разгар событий в Академии наук Армении состоялось расширенное заседание президиума. На нем было принято обращение к союзной Академии наук, ее филиалам, Академиям наук союзных республик, зарубежным филиалам. Ученые Армении призывали ученых мира “поднять голос протеста против варварского истребления армянского населения в Азербайджанской ССР. После безнаказанного геноцида в Сумгаите новая волна зверств достигла своего апогея 14 января 1990 года в массовых убийствах армян в Баку”. Но этот голос, как и все остальные, в Баку не услышали.
Пансионаты и гостиницы Еревана были заполнены беженцами. Их старались разместить в тихих красивых уголках, чтобы помочь забыть кошмар пережитого. На берегу озера Севан уже были заполнены пансионат “Аревик” и мотель “Севан”. К вечеру 29 января у “Голубого Севана” остановился автобус. 61 человек гостеприимно встретила и без лишней сутолоки разместила в специально подготовленные комнаты
сестра-хозяйка Тамара Ивановна Андронян. Русская женщина, мать троих сыновей-армян, которую в молодости привела на нашу землю первая и единственная любовь, досконально изучившая язык и обычаи народа, среди которого живет уже десятилетия, она не могла и спустя несколько месяцев отделаться от простейшего вопроса: за что? Кому в Баку мешала двухлетняя Яна (к тому же с еврейской фамилией) с непростительным для городских новопришельцев криминалом-армянкой мамой и восьмидесятилетняя Айкануш Айрапетова из некогда уютного, чистенького дворика дома № 16 по улице Рылеева? Или ее соседи из этого же дома – семья Сарибековых с детьми-школьниками – Артуром и Дианой?
В квартиру № 85 дома № 36 по Зыхскому шоссе, где жили Яна, ее четырехлетний брат Сергей, их мать Лиля Джангирян и бабушка Люся Григорьевна стучали и звонили с требованием поскорее убираться на протяжении двух лет. Собственно, под эту дикую канонаду родилась и росла Яна. Обращения в местную милицию не помогали. Пустым оказался и совет установить в квартире сигнализацию. Погромщики ворвались и били. Били жестоко. Скинули на ногу старой женщины с газовой плиты кипящий чайник. Выгнали из дома, не разрешив взять даже детских одеял, чтобы завернуть в них малышей. Чудом попали Джангиряны на московский поезд, с которого их в Орле сняли из-за тяжелого состояния Люси Григорьевны. Уже в больнице удалось приостановить гангрену ноги, с которой вместе с чулком снялась кожа. Так 66-летняя пенсионерка, всю жизнь проработавшая уборщицей в разных учреждениях Баку, стала инвалидом, которой теперь не только никогда нигде не навести чистоты, но и обслужить себя трудно.
Есть поверье: те у кого родились правнуки, попадают прямой в рай. Не знаем, выдадут ли в будущем сей мандат Арусяк Багирян ее правнуки – Лада и Марат, но по дороге к нему она на “гостеприимной” азербайджанской земле уже испытала все муки ада. Ее муж, Евгений Гайер, плотник республиканского художественного фонда находился на работе, когда толпа ворвалась в их квартиру 22, по улице Инглаб, 92. Хозяйку посадили в центр комнаты и на ее глазах стали растаскивать вещи. Искали деньги, нашли документы, которые порвали с особым остервенением, разбили посуду. Погромщики так увлеклись, что забыли на время о несчастной женщине. Она впопыхах надела на себя два домашних халата, взяла в прихожей сумку и неслышно выскользнула из собственной квартиры. Но далеко уйти ей не удалось.
На улице, у дома, ее остановили. Вытряхнули содержимое кошелька: 35 рублей, а также спрятанные в особом “тайнике” семь рублей мелочью для любимой игры в лото. Та же участь постигла сумку. Ее опустошили вмиг: конфеты, мыло разделили между собой. Тут же, на улице, поделили и чай со смехом и словами: “пусть наши дети пьют, не армянам же оставлять”. Муж понял, что его жены уже нет дома, когда, придя с работы увидел полностью разграбленную квартиру. Ни денег, ни одежды. Запомнились только собственные трусы, повешенные на раскрытую настежь дверцу шкафа. Уже позднее он нашел жену и узнал от нее о часах, проведенных в отделении милиции поселка Монтина и на пароме. Вместо всех порванных и отнятых у нее документов она располагала лишь одним, удостоверяющим личность. Красноводский горисполком подтверждал, что “Багирян А.И. была доставлена в качестве беженца из Баку 16 января 1990 года”.
И в Республиканском центре по назначению и выплате пенсий и пособий, казалось бы, сугубо мирной, гуманистической организации, где работала Эльмира Степанян, и дома, в дальнем поселке “Гюнешли” (по иронии – “Солнечный”), в котором начали заблаговременно организованно-тотально расправляться с армянами, она чувствовала огромную силу выталкивания. Спасалась, пока была возможность у родственников. С помощью знакомых-азербайджанцев удалось выехать из города 18 января.
Путь из Баку, где родилась, оказался длиннее и мучительнее у Розы Барсеговой. До 18 января, когда ее доставили на паром, хлебнула чашу горя до краев. Ее, как и многих других, уволили с работы 1 декабря 1989 года, хотя она считалась опытным бухгалтером ПАТО Баксанкомтранса. 14 декабря похоронила мужа. 13 января вечером в дверь позвонил сосед с пятого блока. Сказал:
– Открой, не бойся, есть обмен с Грузией.
Открыла. Ворвалось человек 10-15 с топорами, прутьями, ножами. Стали выносить уже упакованные вещи, переворачивать все. Несмотря на бессмысленность вопроса, спросила:
– Что делаете?
И соседу:
– Я от тебя не ожидала этого.
На крик вышли соседи. Кто-то пытался вступиться. Их осадили:
– Молчите, а то детей недосчитаетесь. Жить надоело, что армян защищаете?
В районном отделении народного фронта их, примерно 30-40 армян, держали заложниками до утра. Мужчин отделили. Как выяснилось, чтобы бить.
Сына, избитого до неузнаваемости, с изуродованным лицом встретила на пароме. Ахнув, спросила:
– Что с тобой?
– Мама, не спрашивай, я живой, я с тобой. И хорошо.
До сих пор сильные боли мучают Михаила. Он не любит вспоминать происшедшее. У него растут сыновья Арам и Месроп. Жизнь продолжается.
В квартире 9, по улице Каверочкина, 16, к Анжеле Мусаэлян, работающей до конца ноября прошлого года уборщицей в Азгипронефтехиме, стучали каждую ночь до тех пор, пока насильно не выселили оттуда женщину. На вопрос, где ей жить, цинично отвечали: “езжай в свою Армению”.
Соседка с несколькими женщинами ворвались в квартиру № 10 по улице Инглаб, 117, к Марии Андриасовой, которая жила с дочерью Лаурой Агаянц и внучкой Лолитой. Избили хозяйку квартиры, вынесли все вещи. Приехали, когда все уже закончилось, вызванные по телефону “стражи” порядка. Их резюме было коротко и однозначно:
– Правильно сделали. Убирайтесь отсюда. Нечего здесь сидеть.
И участковый “проводил” семью на паром. Так не стало дома, из которого на глазах вынесли все. Не забыли даже соленья и бельевые прищепки.
Бадаляны потеряли не только трехкомнатную квартиру, все накопленное двумя поколениями добро, но и главу семьи. Его вызвали к телефону в соседнюю квартиру и в блоке стукнули по голове ломом. Жена и трое взрослых детей разместились в пансионате, хорошо понимая временность своего жилья.
Из собственного дома по 4-й Слободской пришлось бежать Зое Агабекян. К ней еще в декабре 1988 года приходил сосед Вагиф с требованием покинуть квартиру:
– Ты еще здесь живешь? Ничего, скоро тебя отсюда выкинут.
Так и случилось. Они ворвались вечером. Один встал у двери, другие начали выкидывать из шкафа вещи и набивать ими сумки. Она воспользовалась их “занятостью” и, схватив плащ, выскользнула за дверь. 10 дней скрывалась у знакомых в подвале по улице Дружбы молодежи. Но ее увидели соседи, и каждый день приходили с напоминанием:
– У вас прячется девушка. Армянка?
Достали билет на Тбилиси. Но у трапа самолета ее ждало еще одно испытание. Молодая работница Азербайджанского аэрофлота, вчитавшись в фамилию, гневно воскликнула:
– Армянка?
И порвала билет.
Спас пилот-грузин, взяв ее к себе в кабину.
Там она и переждала тотальную проверку авиалайнера представителями народного фронта. Вернулась в салон при полном наборе высоты в безнациональном небе на пути, слава Богу, в столицу Грузии.
Михаилу Минасяну, инвалиду войны, 47 лет носящему в своем теле такую ее зарубину, как фашистские осколки, не представлялось, что придется на склоне лет пережить подобное в городе, куда родители привезли трехлетним ребенком, где трудовой стаж только двух поколений семьи составляет свыше ста лет. Из них 45 лет у отца – почетного нефтяника, 30 лет – у матери-швеи. В его квартиру 69 по улице Рустамова, 54, что находится в поселке “Восьмой километр”, ворвались 14 января в 3 часа дня. Разломали двери и окна квартиры, грозили убить и начали грабеж. То же самое проделали и с квартирой дочери:
– Я имею высшее образование. В мирное время работал от ученика заготовщика до инженера типографии, – рассказывает Михаил Карапетович. Их было человек 30, и в этой группе находились работники милиции, которые не дали мне одеться, вначале загнали в угол комнаты, а затем вывели из квартиры, посадили в машину и увезли в УВД Бакгорисполкома по улице Гоголя. Тем самым работники этого “правоохранительного” учреждения дали возможность бандитам беспрепятственно грабить мою квартиру. 15 января после шести часов вечера, нас всех, собранных в управление с окрестных улиц армян погнали как скотину на паром. Это было освобождением, но все нажитое нашим совместным трудом испарилось так, будто и ничего не было. Словно, не жили, не работали.
В пансионате нашли пристанище разные люди: учительница Карина Минасян с улицы С.Осепяна, 37а, пенсионерка Тереза Абрамова, покинувшая квартиру по улице Свердлова, 162, машинистка Ирина Григорян, с мужем Александром и детьми Элен и Эдуардом, ранее проживавшая в доме 10 по улице Чапаева и другие. У каждого своя история, своя боль. И четкое понимание зыбкости и временности существования здесь, в пансионате. В поисках выхода из положения учительница безуспешно пытается стать официанткой, диспетчер таксомоторного парка “переучивается” на ткачиху. Бездомные люди мечтают хотя бы в отдаленной перспективе иметь собственную, а не “казенную” крышу над головой. Но над всеми планами, неудачами назойливо, с неизменным постоянством витает вопрос: “за что?”.
Свидетельствует пресса. Беженцы в Москве:
Марина Оганян, 33 года: Группа азербайджанцев, сказавшаяся, что они члены народного фронта, выволокли во двор моего 70-летнего отца, избили его, повалили на землю. Один из бандитов стал танцевать на отце. Когда погромщики ушли, нам удалось вызвать “Скорую помощь”. Привезли отца в больницу, врачи охарактеризовали случившееся, как бытовую травму. Отец сказал мне: “беги”. С помощью друзей удалось достать билет на самолет и вылететь в Москву.
Тамара Арутчева, 48 лет: – Была инженером, сейчас беженка. Все, что имела, на мне. Ни денег, ни жилья. Мама – русская, отец – армянин, он умер. Работала на заводе им.Калинина. (Предприятие считалось на протяжении десятилетий флагманом интернационализма в Насиминском районе. Передовой коллектив прославляли в докладах партийных лидеров районного, городского, республиканского масштаба, обязательным было представительство рабочих в депутатском корпусе местных, а также Верховных Советов республики и страны. Завод всегда находился в центре внимания первых секретарей ЦК Компартии Азербайджана. Не обошел его стороной и А.Х.Везиров, речь которого на заводском собрании партийно-хозяйственного актива транслировалась по республиканскому телевидению в канун армянских погромов. Многие беженцы в беседах с нами, естественно, заранее не сговариваясь о том, считали сигналом к их началу его слова, сопровожденные соответствующими манипуляциями рук: “одними только пальцами мы не сможем ничего сделать, они сломаются, но если сжать все пальцы в кулак, тогда мы все решим и прежде всего, – вопрос Карабаха”. – И.М.). Члены народного фронта, работавшие со мной, неоднократно угрожали мне. Требовали написать заявление об уходе. Куда? Я родилась в Баку, там мои корни, куда мне было ехать из родного дома?
(Здесь требуется еще один авторский комментарий, дополнение к газетному тексту. Необходимо вспомнить о женщине с аналогичной судьбой. Елену Мурадову, монтажницу прославленного завода, избили прямо на предприятии. Когда пожаловалась директору, он развел руками, определеннее высказалась начальник отдела кадров Садыхова: “Зачем до сих пор сидишь в Баку и на работу ходишь? Уходи!, Уезжай!” Представители народного фронта предупредили: “увидим армянского ребенка в школе – придавим”. Так одновременно “указали на дверь” и старшим, и младшим. В течение нескольких часов было разграблено все имущество, и женщина с детьми выгнана из квартиры 32, по Московскому проспекту, 73а. “Добряки” из народного фронта дали 10 минут на сборы. Не тронули, – И.М.)
– После каждой угрозы, надеялась, что все уляжется. Не улеглось. Неизвестные люди заявились ко мне домой, потребовали срочно покинуть квартиру (83).
16 января среди группы беженцев из Баку оказался 83-х летний старик. Вот так из-за проводимого в соседней республике геноцида на девяносталетнем рубеже стал бездомным беженцем Николай Давидян. Выходец из Нагорного Карабаха, он жил в Баку с 1924 года и внес значительный вклад в обучение партийных кадров города, республики и всего Закавказья. Член КПСС с 1929 года, с 1948 года работал в Бакинской высшей партшколе – вначале заведующим заочного отделения, а позднее – проректором. Он рассказал:
– Услышав о первых зверствах, я сразу же позвонил в ЦК КП Азребайджана и сообщил об этом. “Не стоит беспокоиться. Если вновь случится подобное, позвоните” – был ответ. 14 января озверевшая толпа, состоящая из 18-20-летних подростков, вооруженная топорами, ножами и прутьями, взломала дверь, ворвалась в квартиру. Избив меня и сестру, нас выволокли на улицу, не разрешив взять с собой ничего. На улице ждала другая толпа, которая с издевательствами и улюлюканьем отправила нас в РОВД имени 26 бакинских комиссаров (84).
Второй “сумгаит” или новый “баку”?
Рената Балаян: Разъяренная толпа ворвалась в квартиру. С наполненными кровью глазами человекоподобные чудовища, держа в руках ножи и другое холодное оружие, готовые в любую минуту растерзать оказывающих сопротивление, задавали только один вопрос: “Армяне есть?” И не дожидаясь ответа, будучи уверенными, что перед ними армяне, волокли на улицу. Так поступили и с нами, не разрешив взять с собой самого необходимого.
Изабелла Григорян: Называющие себя представителями народного фронта боевики взламывали двери квартир, врывались, зверски избивали пожилых. На наших глазах, выкручивая руки, увели 40-летнюю миловидную женщину и ее 19-летнюю дочь, говоря, что “эти нам еще пригодятся”.
Виолетта Исраелян: Ничего не могу рассказывать, не могу еще раз пережить весь тот ужас.
Диана Будагян: Взломав дверь, ворвались в нашу квартиру, избивая и угрожая нам еще большей расправой, выгнали из дома. “Подождите, очистим Баку от гяуров, доберемся до Карабаха и еще до Еревана очередь дойдет” – говорили они. Уже на улице мы видели, как из окон и с балконов дома на противоположной стороне улицы выбрасывали людей с зажженным факелом на спине (85).
В аэропорту семью Мовсесовых и еще шесть армянских семей посадили в самолет, отправлявшийся в Одессу. По ходатайству облсовпрофа, взявшего под опеку беженцев из Азербайджана, их разместили в санаторно-профилактическом объединении рыбного промысла “Антарктика”. Каждой семье отвели блок из нескольких комнат, обеспечили питанием, взяли под медицинское наблюдение. Расходы по их содержанию принял на себя облсовпроф, использовав отчисления на социальное страхование. 66-летняя М.Мовсесова теперь спокойна за жизнь правнука Аркадия (ему от роду две недели, но уже беженец) и 15 внуков.
– Сын Роберт со мной. В Баку я родилась, здесь же родились десять моих детей. Вместе с мужем, ветераном войны, проработали всю жизнь, создали семейный очаг. Теперь он разгромлен. Роберт – шофер, работал в бакинской автоколонне 2706. Его избили, выгнали с работы, даже не выдали трудовую книжку. Пропала его жена – ушла за хлебом и не вернулась. Маленькие дети – дочь и сын – зовут мать по ночам (86).
Такими свидетельствами в те январские дни была полна наша местная пресса, реже появлялись они в центральной. А после ввода войск в Баку, все разом, словно сговорившись, забыли о предшествовавших этому событию кровавых семи днях. Только Армения продолжала жить болью своих соотечественников. По возвращении из “Голубого Севана” мои мысли постоянно возвращались в тот бесснежный бакинский январь, когда с армянами при попустительстве власти и всех отвечающих за общественный порядок в городе, жестоко расправлялись. Когда интеллигенция спряталась, дрожа в своих домах, за семью запорами. Сейчас при общем молчании о тех днях, раздаются весьма громкие голоса о спасителях армян-азербайджанцах. Ими, действительно, стали сослуживцы, соседи, знакомые. Без их мужественных поступков было бы больше жертв, попранного человеческого достоинства, дольше дорога из кровавого города. Но при относительном согласии с этим дружным хором следует также помнить, по крайней мере, о двух обстоятельствах. Первое. В конце ХХ века, в городе, именуемом себя столицей цивилизованной республики, нельзя было ни при каких обстоятельствах допустить такого положения, при котором резали людей, изгоняли из жилищ, издевались над ними. Тогда бы попросту не пришлось никого спасать. В Баку на улицах в этих дни злобно агрессивно спрашивали корреспондента “Известий” С.Мостовщикова (о чем он поведал в одном из репортажей на страницах своей газеты): “зачем вы приехали писать о погромах и фотографировать трупы в республике, которая вынуждена защищать себя и бороться за свою независимость”.
В этом вопросе – самообвинение. Даже не требуется никаких аттестующих комментариев к твердой убежденности большей части столичных жителей в том, что самый лучший эффективный способ борьбы за независимость – убийство невинных людей. Второе. Соседи, знакомые, сослуживцы тоже были разными, о чем мы уже писали. Одни спасали, другие – спешили унести из не полностью разграбленного дома все, что осталось после нашествия толпы. Одни, рискуя жизнью, вывозили несчастных в аэропорт или к парому, другие предпочитали ничего не видеть, не отвечать на стук в дверь или телефонный звонок. Зато впоследствии у них словно открылось “второе” дыхание. Состязаясь друг с другом, они не жалели слов в обвинении армянских “экстремистов”, ранее работавших с ними или бывших соседей, во всех грехах. Пальму первенства в этом недостойном деле стабильно по сей день утверждают журналисты. Они не только начисто забыли обо всех свои бывших коллегах, но и облили их, сколь хватило мастерства, грязью… Письменно и устно. Не называя имен, пустили в армянских беженцев из Баку полные яда и гнева стрелы, исполненные высоким публицистическим штилем.
…Третий и четвертый этажи гостинцы “Ани”, где разместились бывшие бакинцы, никак не стыковались в те дни с интуристовской парадностью ее холла, ресторана, других помещений. Здесь не услышишь иностранной речи, зато при выходе из лифта сразу же окажешься в плену знакомых эмоций. И опять в который раз, но уже над гостиничным бытом возникает вопрос: “за что?” За что эти люди, в недалеком прошлом владельцы двух-трехкомнатных квартир, инженеры, врачи, педагоги, лишившись всего, потеряв здоровье, близких, оказались среди шумного гостиничного недолговременья? За что их отдали толпе, вдохновляемой позицией невмешательства, молчаливых одобрения, и в редких случаях – осуждения? За что?
5-ый Баиловский переулок, 4, квартира 34 – таков был адрес Михайловых Риты и Олега. 13 января по телефону позвонила соседка и сказала: прячь детей, толпа идет к вашему дому. Рита – швея-мотористка фабрики спорттоваров находилась в послеродовом декретном отпуске. Пришлось спящую дочку чуть больше годика лихорадочно завернуть в одеяло. Как была, в халате, спустилась к соседям-азербайджанцам. Уже в парадной присоединился муж. От соседей перешли к родственникам. Ей рассказывали, что вещи выносили в течение двух дней, таскали даже банки с вареньем, маслом, соленьями.
Путь на паром и пребывание на нем – эти акции после всего перенесенного были словно специально рассчитаны на полное уничтожение даже остатков человеческого достоинства.
Свидетельствует пресса: Продолжается эвакуация из Баку лиц армянской национальности. На паромы, рассчитанные на 250 человек, грузят по 1700. Они совершают от трех до пяти рейсов в день. Отправлено уже более пяти тысяч человек (87).
Рита, естественно, эту информацию не читала, но определила число морских пассажиров почти точно:
– Там было, наверное, около двух тысяч избитых людей. Еще с нами ехали больные из сумасшедшего дома, других больниц, пожилые люди. Не могу забыть одну девушку, она сидела как мертвая, не реагируя ни на кого и ни на что, глядела, не отрываясь, все время в воду, как будто хотела исчезнуть в морской пучине. Ее мать, когда уже подплывали к Красноводску, рассказала, что она целовала бандитам ноги, умоляла их не трогать девочку. Тогда мать заперли в ванной комнате, а над дочерью поиздевались.
Марина Мамян родилась в Баку, работала медсестрой поликлиники № 18, жила в просторной (70 кв.метров) двухкомнатной квартире дома № 197 по улице Камо, на пересечении с проспектом Ленина. И спустя почти год, в ее глазах страх. Ей с трехлетним сыном негде было спрятаться, и так получилось, что знакомые из-за агрессивных соседей, посчитали безопасным возить ее с малышом какое-то время по городу. К такому решению можно прийти разве что в состоянии глубокого стресса, отчаяния и безысходности. Видимо, те, кто предоставил ей в качестве временного, на несколько часов укрытия крышу на большой скорости несущегося по пустынным улицам автомобиля, считали, что это наиболее оптимальный вариант. Их, действительно, ни разу не остановили. Орда была занята архиважным делом. Сбивчив, конкретен и страшен рассказ Марины:
– Без десяти шесть вечера, я хорошо запомнила это, потому, что взглянула на часы, со второго этажа дома на углу улицы Басина и проспекта Ленина, где аптека, сбросили женщину. Она была жива и кричала. На балконе второго этажа дома на пересечении улиц Камо и Солнцева насиловали старую женщину. Ее растрепанные седые волосы закрывали окровавленное лицо. В садике перед домом № 203 по улице Камо в кострах жгли сброшенную с раскрытых окон и балконов старую мебель, матрасы, одеяла, подушки. Из кооперативного дома на углу улиц Кецховели и проспекта Ленина, против русской церкви, сбросили мужчину и женщину.
Из банка данных анкетной комиссии при Бакинском Армянском национальном совете. 1919 год.
На улице Камо (бывшей Нижне-Приютской) до резни 1918 года жило 528 армянских семей из 2352 человек. 468 человек бежало, осталось 1884 жителей. Из них 108 убито, 53 исчезло, 46 взято в плен, 24 умерло. Пострадало почти 10% армян, жителей этой улицы, или 12,26% тех, кто остался в городе.
Наибольшую цифру жертв дала улица Басина (бывшая Балаханская), где количество убитых, пропавших и пленных доходит до 792 человек, среди которых пленные составляют наибольшую цифру – 388 человек, или 48,98%, убитых 210 человек, или 24,50%.
В половине третьего ночи, уже со своего балкона Марина видела стоящий на улице Камо самосвал, в котором лежало три обугленных трупа – два детских и один женский. Через час эта машина оказалась на проспекте Ленина. Отчетливее стало видно, что у женщины правая рука откинута в сторону, лицо сожжено, грудь открыта. Примерно в половине шестого утра самосвал уехал.
Квартиру Марины, считалось, охранял знакомый. Он сумел как-то поладить с погромщиками, но требовал от тех, кто возил несколько часов ее по городу, отправить женщину любым способом из Баку. Нервничал сам, но успокаивал как мог Марину: “оставь мне ключи, спокойно езжай. Все будет в порядке”. Он даже пожелал ей счастливой дороги, когда она вручила ему перед отлетом в Махачкалу (туда достали билет) ключи от двух квартир – своей и родственников по улице Кецховели, 205. Но уже при первом же телефонном разговоре из другого города Ибрагим Бадирханов громко смеялся в трубку. Отчетливо произнес:
– Советская власть кончилась в Азербайджане. Теперь – наше время.
– Запишите, – просит Марина, – его фамилию, имя и адрес. Улица Инглаб, 91(б). Он обманул нас и украл все вещи из двух квартир.
Свидетельствует пресса:
В те страшные дни в Баку громили квартиры… Вдоль улиц горели костры, в них корчились объятые огнем вещи, трещала мебель, туда же бросали людей, которых выволакивали из квартир.
Все находящиеся в доме Погосбековых слышали крики, топот нескольких сотен ног. Потом ломали двери, лезли на второй этаж через балкон. Комнаты вмиг заполнила толпа. Четырнадцатилетняя Лана плакала, и, бросаясь то к одному, то к другому, умоляла не убивать, обещала обязательно уехать, как только вернутся и Еревана родные. Девочка видела лежащего на полу дедушку и то, как его уже мертвого, выбросили через окно в горящий на улице костер, двух убитых бабушкиных сестер и окровавленную спину тети Елены, которую тоже вытолкнули в окно. Девочка метнулась к двери, и чудом пробившись через толпу, выскочила из дома. Потом она долго сидела у соседей в шкафу, прислушивалась к шуму и крикам за стеной. Не будучи уверенной ни в жизни, ни в смерти, ни в реальности того, что случилось у нее на глазах….
… – Ты к той, которую из окна выбросили? – обратилась ко мне нянечка в госпитале.
– К ней, – ответила я.
– А за что же ее так, видно, что-то сделала?
– Ничего не сделала. За то, что армянка.
– Значит, правда, что только за это? Ой, звери, ой, звери. А куда милиция смотрит?!
И, наверное, надо остановиться и объяснять подробно и долго, что произошло все это лишь в 200 метрах от одного из бакинских РОВД, и милиция, все-таки прибывшая на вызов, только смотрела на все происходящее, не желая предотвратить преступления…
… Елена Погосбекова уже может сидеть. Бледная, как стена, свесив с кровати тонкие, будто чужие ноги. Это ее с четырьмя ножевыми ранениями выбросили из окна второго этажа. И, конечно, узнав, что жива, непременно добили бы. Но сосед перенес ее в квартиру другого человека и долго сдерживал и увещевал пытавшихся прорваться туда бандитов. – Только не называйте их имена, – просила Елена Погосбекова. – Я обязана жизнью этим людям, а они остались в Баку.
Нет, на этом страшном повороте судьбы она не клянет весь азербайджанский народ, не желает ему кары и зла, а вспоминает о тех, кто помог выжить ей и Ланочке, недоумевая, как могло случиться такое, как можно жить с руками в крови и нечеловеческой злобой в сердце.
16 января на пароме вывозили Александра Арушанова, ранее работавшего начальником отдела снабжения “Гидромеханизации”. Он жил в доме № 1 по улице Ю.Мамедалиева, которую многие бакинцы помнят как улицу Ворошилова, а старые жители – как Полицейскую.
Не знаем, был ли он знаком с Гретой Осиповой, жительницей дома № 15 на той же улице. Но данное обстоятельство не так уж и важно. Оба они 1 декабря видели на тихой, престижной, центральной улице города, запершись в пока еще своих квартирах, дикую толпу, осаждавшую управление “Азериттифака”.
Распоясавшиеся вандалы жаждали крови. В данном случае объектом их всеобщего внимания был заместитель директора, армянин П.Юрханов. Стоит ли говорить о том, что ни этот еще молодой человек, назначенный на такую ответственную должность, естественно, не за красивые глаза, умеющий профессионально работать и хорошо знающий свое дело, ни его отец – Р.Юрханов, депутат многих созывов городского и районных Советов, десятилетиями занимавшийся благоустройством одного из промышленных районов Баку в ранге председателя райисполкома – ничего плохого не сделали азербайджанскому народу. Но и его отдали толпе, под диктовку которой было в срочном порядке написано заявление об уходе. Надо отдать должное и его сослуживцам. Многие из них, до того часто заходившие к нему в кабинет по делу, за советом, давно перестали с ним даже здороваться. Кровь не пролилась. Но кто посчитает моральные потери? И почему могилы таких людей, как Р.Юрханов, А.Карамян, А.Айриян, Н.Сааков, А.Даниелян, Г.Шахраманян и многих других, отдавших городу, республике, народу десятилетия своего труда на постах министров, начальников главков и комитетов, секретарей горкома, директоров научно-исследовательских институтов должны быть заброшены, стерты с лица земли? Не говоря уже о могиле Б.Кнунянца. В чем они виноваты перед толпой? Что родились армянами? А кто-нибудь из это изгоняющей из Баку армян массы принес хоть какую-нибудь пользу своем народу? Разве что опозорил его перед всем цивилизованным миром.
Но вернемся к живым. Грета Осипова, инвалид II группы, давно страдающая диабетом и плохим слухом, была скромной труженицей, мастером-модельером. У нее, как принято говорить, был широкий круг клиентуры. Она считалась хорошей, первоклассной портнихой, и заказать у нее платье, пошить костюм многие почитали за честь. Месяцы тянулся вопрос с обменом квартиры. Капризничали азербайджанцы из Еревана – требовали большую приплату, не нравился первый этаж, недостаточно светлой казалась комната. Что и говорить, у них была полная возможность для такого маневрирования: в Ереване люди выходили на площадь для мирного волеизъявления, а не вламывались с ножами, прутьями в квартиры азербайджанцев, живущих там.
То, что не особенно нравилось “беженцам” из Еревана, вполне подошло бакинскому профессору, не раз вещавшему с телевизионного экрана о прекрасных, гуманистических традициях азербайджанской литературы – Вагифу Арзуманову. Доктор филологических наук, ведущий научный работник Академии наук Азербайджана, он проломил замурованную дверь в стене и занял еще не освобожденную квартиру. У него за стеной уже было две комнаты общей площадью 40 кв.м., к которым он вполне “гуманными” методами присоединил третью – восемнадцатиметровую.
– Уходите, уходите, – торопил он погромщиков и стоявшую в растерянности Грету. Ей приставили к горлу ножницы, чтобы не мешала грабежу, и она, дрожа и плача, видела, как растаскивают накопленное ею за годы почти каторжного труда за машинкой добро. Отрезы, коробки с катушечными нитками, журналы мод. Собственно, последние вместе с выкройками взял сосед Рустам со второго этажа, сын той женщины, которая в свое время служила домработницей у академика Топчибашева и после его смерти унесла многое из его дома. Что же, вполне закономерное, генное продолжение – от матери к сыну.
Когда Грета попробовала объясниться с профессором, он прервал ее грубо-нетерпеливо:
– Идите, идите, пока живы. Я еле спас вас от толпы. (так что как видите, и он оказался “спасителем”, – И.М.). А квартира моя. Председатель исполкома райсовета – мой друг. У меня законные основания на нее. И потом – что хочу, то и делаю.
Можно, конечно, поздравить и азербайджанскую Академию наук с таким профессором, проповедником “вечного”, “прекрасного”, отнявшим среди бела дня у инвалида квартиру, и председателя исполкома района имени 26 бакинских комиссаров с другом-захватчиком.
У Греты Осиповой пока нет квартиры, и ночует она, где придется: то у одной сестры в гостинице, то у другой – в пансионате, то у ереванских родственников, сумевших разместить в своей двухкомнатной квартире девять беженцев. Нет ниток, нет журналов, нет выкроек, но уже есть старая швейная машинка, и первые клиенты поняли, что в Ереване появилась высококвалифицированная портниха.
Гранта Арустамова хорошо и давно знали в системе Каспийского пароходства. Спокойный, улыбчивый человек со светскими манерами, он 40 лет работал в Бакинском морском порту, в последнее время старшим диспетчером. И жил он в доме Каспара, по улице Солнцева, 61 (угол Бакиханова). Соседи говорили:
– Будьте спокойны, мы вас в обиду не дадим.
Вас – это Гранта Аристакесовича и его супругу Ираиду Мартиросовну, внука Вадима, который часто бывал в этом доме. Злоключения этой семьи начались в канун погромов – 12 января. В 5 часов вечера в дверь позвонили, потом стали стучать. Главы семьи не было дома. Ответил внук. Состоялся такой диалог:
– Рантик здесь живет?
– Да. Но его сейчас нет. Он в больнице.
– Ты кто ему?
– Внук.
– Слушай и запомни, что мы тебе скажем: до утра освободите квартиру. Не то живыми никого не оставим.
Можно ли было двум пожилым людям пренебречь таким ультиматумом? Собрали две ручные сумки самых необходимых вещей и выехали на машине мужа дочери (он русский) к нему домой. Там сидеть тоже было опасно, все знали, что в этой квартире живет армянка.
На паром их с двумя дочерьми везли ночью. Машину останавливали. Один раз обратились с грозным вопросом к водителю-зятю:
– Ты что их везешь? Родственник?
Пришлось схитрить:
– Нет. Это мои соседи. Пусть едут, скорее избавимся от них.
В 4 часа утра приплыл паром, стали его загружать(!) покалеченными, избитыми людьми. В половине шестого отплыли. Заслуженному работнику Морского флота СССР, старейшему диспетчеру порта в виде исключения (его вся команда парома знала в лицо) была предоставлена на четверых двухместная каюта. Читатель уже знаком с условиями депортации армян из Баку и поймет, что ехали Арустамовы, можно сказать, по-царски. Но они этого в горе не заметили. Ибо уже знали о зверском убийстве своего зятя, мужа той дочери, что ехала с ними – Левона Мурадова. В канун погромов он приехал, чтобы попытаться из своей квартиры, что в доме на пересечении улиц Первомайской и Розы Люксембург, против чаеразвесочной фабрики вывезти мебель. Не успел, его засекли. Спасаясь от погромщиков, он прыгнул с третьего этажа. Необыкновенно здоровый, спортсмен атлетического сложения, Левон еще после прыжка встал на ноги и побежал. Его толпа без труда нагнала и добила железными прутьями, затоптала ногами. Где его похоронили? Кто предал земле?
Нет места и агрессивности в добрейших глазах Гранта Аристакесовича. Не посылает он проклятий, не собирается взять в руки лом. Боль и удивление в этих глазах. И еще страх за здоровье и состояние Ираиды Мартиросовны. Там же, в гостинце “Ани” с ними живет их старшая дочь Стелла Манукова со своими дочерьми – Еленой и Наташей. Педагог английского языка школы № 23, они лишилась и работы, и дома на радость народного поэта Азербайджана Бахтияра Вагабзаде, который сетовал с телевизионного экрана по поводу того, что азербайджанских детей учат армяне.
Аналогичная участь постигла и Генриха Геворкяна, бывшего преподавателя русского языка и литературы школы № 246, что в 7-м микрорайоне. Его кабинет, куда приводили для обмена опытом учителей из других школ Кировского района, разгромили еще в мае 1988 года, уничтожив польскую аппаратуру и другие наглядные пособия. Из окна своей квартиры 31, на третьем этаже дома № 13 по улице Самеда Вургуна, что в центре города, он видел, как в декабре молодчики били ногами в лицо 70-летнюю женщину. Капитан милиции из городского управления внутренних дел Рафик Мамедов в ответ на его обращение по поводу этого и других случаев насилия грубо обозвал его кляузником, сплетником. В квартире Геворкяна осталось все нажитое им за десятилетия учительского труда имущество: от книг до носовых платков.
В гостинице “Ани” живет с сыном подполковник в отставке Эдуард Амирян. Много лет он работал в учебном центре по подготовке иностранных кадров при генштабе в Баку. Выехал из города еще в декабре 1989 года, а 12 января снова приехал туда с четырнадцатилетним сыном и братом, и попал, что называется, в самое пекло. В военной форме, с нетипичной для армянина внешностью, он имел относительную свободу передвижения. Но его ждали неприятные сюрпризы буквально на каждом шагу. Квартира брата Вячеслава в доме № 51, по улице Хулуфлу уже стала объектом внимания толпы. Дав продолжительные хозяйские звонки в дверь, бандиты тут же ее сломали с помощью своего традиционного оружия: топоров, ломов, ножей. Требовали ордер на квартиру. Брат сказал, что все документы в обменном бюро. Его спросили:
– Армянин?
– Нет, русский.
Ударили, сказали: – Убирайся, чтоб тебя здесь не было.
Как был полуодетый, не дали даже надеть носков, убежал. За ним гнались, кричали: – Держите, он армянин. У него бомба.
Эдуард в этих условиях сумел через воинскую железнодорожную кассу достать билеты в Москву жене и сыну, а сам остался в воинском зале ждать поезд на Симферополь. Представители народного фронта и на вокзале по-хозяйски контролировали положение. Но, к счастью, к подполковнику не подходили. Затем появился знакомый милиционер в гражданской форме и сказал:
– Вам надо срочно уезжать.
– Я тоже этого хочу, жду поезда.
Перед посадкой снова проверяли паспорта. Удалось благополучно пройти и это последнее испытание. В вагоне ехало четыре человека. Но на территории Дагестана на каждой станции садились в поезд полуодетые, избитые армяне. кто через Кубу, кто другой дорогой, они добрались до Дербента, чтобы сесть в поезд, увозящий их с бывшей родины.
Маленьким осколком армянства Баку в Ереване, частицей родины у насильственно лишенных ее людей стал тогда пятачок на улице Налбандяна перед Государственным комитетом по приему и устройству возвращающихся армян. Так торжественно и длинно он именовался разве что в официальных бумагах, коротко его называли комитетом беженцев. Сюда, со всех уголков Армении стекались на негласную перекличку несчастные, лишенные крова люди. Кто искал работу, кто спешил записаться в жилищный кооператив, кто – за материальной помощью. Есть еще одна печальная обязанность у комитета – ритуальная. Умереть беженцу, проживающему в гостинице, не так сложно, но быть похороненным из своего временного пристанища – невозможно. И тогда из комитета родственники умершего получают письма-просьбы, отношения в различные инстанции о разрешении поставить где-либо гроб с телом для прощания. Надо ли говорить, насколько усугубляется в этих условиях и без того тяжелое положение бездомных людей, но характерно: в каждом подобном случае присутствует и определенное облегчение по поводу того, что усопший предается земле в Армании, а не в соседней республике, где нет никакой гарантии осквернения, а в лучшем случае стирания с земной поверхности оставленных могил.
8 октября в “Шереметьево-2” рейсом 513 приземлился самолет с цинковым гробом, в котором находилось тело 38-летнего гражданина СССР Сурена Багдасарова. Смерть наступила в Ираке 28 сентября при загадочных обстоятельствах за несколько часов до отлета на родину от ударов тупым предметом по голове, ребрам, разорвавшим легкие. Советский специалист был профессионально избит до смерти. Но еще живой, работая в Ираке, он успел стать беженцем, потому, что жил до заграничной командировки в Баку. Не беремся описывать горе матери, ожидающий со дня на день сына и получившей вместо него, красивого, доброго, всегда улыбающегося… гроб. Но при всем трагизме ситуации жизнь заставила решать прозаический, жесткий вопрос: откуда хоронить?
Бездомными стали в результате официально провозглашенного азербайджанского “интернационализма и гуманизма” мать и сестра убитого. Из гостиницы нельзя выносить, из студенческого общежития тоже. И тогда по ходатайству комитета гроб был установлен в пансионате “Анаит”, в котором также нашли приют бывшие бакинцы. Похороны состоялись и собрали не только родственников, но и знакомых, как близких, так и дальних.
Понятно, что такая организация, как комитет, не может вызывать к себе однозначного отношения. Его возможности даже при большом желании работников весьма ограничены. Тем не менее на улице Налбандяна собираются люди. Там спорят, обижаются и обижают друг друга, выясняют свои права и перспективы, теряют и вновь находят надежду. Уходят и опять идут. Потому что работали здесь, в основном, компетентные люди, многие из которых еще недавно называли себя бакинцами.
Один из них Альберт Амбарцумов, прошедший в Баку путь от инструктора горкома комсомола до заведующего отделом райкома партии. Сейчас, когда считается хорошим тоном бросать камни во всех комсомольских и партийных работников, причислять их к вдруг ставшему совсем непрестижным отряду “партократии”, не хочется вопреки истине шагать в ногу со всеми. Правда должна остаться правдой. И она в данном конкретном случае состоит в том, что на любой служебной ступеньке А.Амбарцумова отличали сопричастность с людскими проблемами, умение находить со всеми общий язык, точность оценок и действий, работоспособность и хорошее знание того довольно широкого круга проблем и дел, которыми приходилось заниматься в тяжелом, пестроразношерстном районе нефтяников и промышленной мафии, цеховиков, машиностроителей, а также владельцев подсобных хозяйств, приусадебных участков, обширных плантаций гвоздик.
И еще Альберта Сергеевича характеризуют постоянное недовольство собой, некая самоирония. Это не прошло, а усугубилось здесь. И тем не менее он настолько профессионально разбирается в проблемах беженцев, хотя, увы. почти не в состоянии их решить, что оказал нам помощь в поиске людей, сборе материала, рассказал о судьбах тех, кто еще недавно играл существенную роль в экономике Баку, учил, лечил, обслуживал горожан. К сожалению, сейчас мне неизвестно, чем в Москве занимается этот достойный человек. И комитет беженцев в Армении перестал быть “горячей” точкой, стал обычным подразделением министерства социального обеспечения.
Но вернемся к беженцам.
Работу и дом в одночасье потеряли Эмма Мхитарян, ранее жившая в квартире 58 дома 146а по проспекту Ленина, Тамара Погосян (5-ая Черногородская 11/15, кв.42), Сурен Абрамян (Ахмедлы, Студенческая 41, квартира 45), Арам Аромян (Ахвердиева, 13, квартира 55), Раиса Даниэлян (Шарифзаде 40, квартира 3), Армен Мкртычев (проспект Ленина, 142, кв.24), Седа Заграбян (Кецховели, 270, кв.32), Андраник Газарян (14-я Перевальная 11/15, кв.2), Новелла Хачатурова (Ленинградский проспект, 53, кв.11), Лентрош Баграмян (проспект Ленина 95, кв.45), Жасмен Хачикян (Ленинградский проспект, 89, кв.10), Аракся Саакова (4-й микрорайон, улица Суворова, 33, кв.31), Рая Рудый (ул.Авакяна 57, кв.19), Юрий Туниев (1-й микрорайон, Тбилисский проспект 52, кв.9), Маргарита Мкртычева (Ахмедлы, ул.Сараевская, 15, кв.83), Ирина Джамгарян и Юрий Гаспарян ( проспект Хатаи, 5, кв.21), Соня Хачатурян (Ботаническая, 12, кв.7), Сергей Арутюнов (Солнцева, 24, кв.83), Лилия Арустамова (проспект Ленина, 7, кв.2), Римма и Армен Ханумяны (8-й километр, ул.Узбекистана, 13, кв.2). Это не простое, через запятую, перечисление людей. У каждого за спиной – побои, издевательства, изгнание из собственного дома, грабеж среди бела дня.
Кеманчиста Бориса Керопяна, заслуженного артиста соседней республики, надо полагать, еще помнят не только прежние коллеги, начиная со знаменитого Габиля Алиева, но и многочисленные почитатели восточной музыки. Он умел своим виртуозным мастерством проникнуть в самую черствую душу, но не смог спасти от погрома свой дом, избежать унижений и попрания собственного достоинства. С нами говорить о подробностях отказался. Обещал со временем сам написать об изощренном лицемерии тех. с кем рядом десятилетиями делил хлеб, соль, кого учил мастерству, кому доставлял удовольствие своим искусством. Что ж, это право остается за ним.
Григорий Бархударов оказался, напротив, словоохотлив. Дверь в его пятикомнатную квартиру 48 дома 23 в 8-м микрорайоне начали ломать 13 января в 10 часов утра. Через балкон он перелез к соседям. Те прямо указали ему на дверь. Сказали, что не собираются прятать армянина. Он просил на коленях позвонить, хотя бы позвонить по телефону. Не разрешили. Он выбежал из соседской квартиры и побежал по лестнице вверх. На седьмом этаже другой сосед-мальчишка ударил его ломом по ноге. Дети также участвовали в “великой” битве. И все-таки нашлась добрая душа – спрятала у себя соседка с верхнего этажа. Квартиру громили в несколько заходов. Уносили чемоданы, ковры, люстры. Через два дня пришли другие. Снова что-то носили. Для бандитов копил свое добро искусный мастер-деревообработчик, прекрасный багетчик, услугами которого пользовались несколько художественных кооперативов. А его, инвалида Отечественной войны, выводили из подъезда собственного дома, тайком, переодетого в женское платье (чтобы не узнали и не убили), вначале в отделение милиции, затем – в аэропорт, где с большими трудностями посадили в самолет, улетающий в Москву.
Сержант милиции, работник отделения вневедомственной охраны при Кировском РОВД Сергей Мирзоян прятался на крыше, в голубятне, построенной еще в детстве для птиц, олицетворяющих мир на земле. К нему, вернувшемся с дежурства, ворвались в квартиру дома на пересечении улиц Щорса и Гоголя ночью. Забрали все вещи. Ударили мать вначале по голове, потом в спину. Ушли, чтобы вернуться. Тогда они и спрятались на крыше. Позднее обратились к военным и в райком партии имени 26 бакинских комиссаров. Так удалось покинуть город.
Чудом осталась жива художница Тамара Сатян, человек в соседней республике довольно известный не только своим искусством, но главным образом подвижническим трудом по воспитанию подрастающего поколения, приобщению их к миру прекрасного. В 1985 году в Москве, в кинотеатре “Зарядье” была организована выставка работ ее учеников. Весьма обстоятельно представлялась и руководительница детской художественной студии при школе № 56 Шаумяновского (ныне Хатаинского) района Баку. Перечислялись ее регалии: участница Великой Отечественной войны, награжденная орденами и медалями, почетным знаком Советского Красного Креста, Отличник просвещения СССР, ветеран труда. Ясно, что все эти награды, звания и другие поощрения явились результатом 36-летнего труда по художественно-эстетическому воспитанию детей, большинство которых были азербайджанцами.
Характерно, что, посвятив творчеству и преподавательскому труду Сатян статью в республиканской газете “Бакинский рабочий” в марте 1988 года, народный художник Азербайджана В.Нариманбеков не жалел красок, эпитетов. Читатель мог узнать, что Тамара Мосесовна относилась к детям с огромной любовью, воспитывала в них чувство прекрасного, занятия в школе служили целью крепить дружбу и братство советского народа. Правда, при этом автор статьи сетовал по следующему поводу: “15 лет назад на коллегии министерства просвещения республики рассматривался опыт студии изобразительного искусства школы № 56. Его тогда рекомендовали к широкому распространению. Мало чего стоят эти рекомендации, если и поныне эта школьная студия существует в единственном числе”.
Видимо, с целью широкого распространения положительного опыта издательство “Маариф” решило в 1980 году выпустить брошюру Т.Сатян “Из опыта работы в школе по изобразительному искусству”. На странице 26 в ней есть такая сентенция: “Дружба народов СССР находит свое проявление и в дружбе юных представителей нашей республики с их сверстниками, живущими в разных концах нашей страны”. Знала, могли ли предположить автор этих строк, что всего через 10 лет на собственном жизненном примере она поймет, что такого понятия в республике просто не существует. И ни В.Нариманбеков, ни М.Наджафов, известный искусствовед, не смогли ничем помочь собрату по искусству. Квартира 23 дома 79 по Ленинградскому проспекту будет разгромлена при активном участии работников милиции на глазах художницы, а ее просьбы сохранить что-то из рабочей мастерской – эскизы, готовые полотна, краски, кисти были встречены смехом. Аналогичная участь постигла работы художницы в армянской церкви в Баку. Лишь сохранились маленькие фотокопии некоторых из них.
– Не могу говорить. Не могу ничего вспоминать, – с трудом произносит Тамара Мосесовна. Спазмы перехватили ее горло. – Мне сейчас нужна мастерская, я хочу на холсте и бумаге красками выразить то, что довелось мне увидеть своими глазами. Запечатлеть тех, с кем рядом находилась на пароме.
Не сбылась эта мечта художницы. Она скончалась в гостинице Еревана, куда ее определил комитет беженцев.
Зубной врач Герман Оганов убит в Баку.
– За меня не бойся. Ничего со мной не случится, – не раз по телефону успокаивал он свою сестру Жанну Харатян, преподавательницу музыкальной школы № 20 в Ереване.
На чем основывалась вера ее брата? На том, что жена и мать его двоих детей – Севиль Микаилова – азербайджанка? Или на лицемерии, уникальном умении ласково улыбаться даже врагу тех, с кем бок о бок он жил и работал? А, может быть, на том, что его пациентами были многие боссы районного масштаба? Эту тайну он унес с собой. Но убивали его вначале морально, потом физически, видимо, долго. Тело нашли не сразу и не там, где видели его в последний раз, а в Ени Сураханах, со следами нескольких ножевых ранений, в чужом пальто, избитым, лицом в луже.
В ночь с 13 на 14 января его дом в поселке Разина (улица Культуры, 17) окружила толпа в 200-300 человек. Жене и детям удалось садами убежать и спрятаться в семье русского работника КГБ. С охотничьим ружьем он полез на крышу гаража и стал отстреливаться. Вначале помогало, а потом стало мешать вывешенное во дворе для сушки белье. “Храбрецы” из толпы, умеющие издеваться и насиловать безоружных, в основном, женщин и пожилых, в испуге отступили с криками:
– Армяне засаду устроили, у них в доме склад оружия.
Вскоре прибыл наряд милиции. Хорошо знающие Германа работники правоохранительных органов стали уговаривать его спуститься с крыши, обещая безопасность. Он спустился. Ему сказали:
– Едем с нами. Мы тебя должны спасти от толпы.
Так его увезли в Сабунчи, в Ленинское отделение РОВД. Он еще успел послать жене записку с просьбой выкупа (у милиции?). Свидетели рассказывают, что 18 января его отправили в аэропорт. Посадили в самолет. До взлета вошли люди и увели его из салона, повезли в поселок Разина. 27-го Оганова нашли мертвым. Такова трагическая хроника последних дней человека, который на вопрос знакомых, почему он не уезжает из Баку, неизменно отвечал: “Я буду последним армянином, покидающим поселок Разина”.
Не думали на склоне лет, когда и на неделю врачи не рекомендуют менять привычное место, климат, да, собственно, уже никуда не тянет из дома, кажется, все видел и знаешь, не думали о трагических переменах в своей устоявшейся жизни 75-летний Владимир Айриян и его жена Элеонора. Он рассказывает:
– День 16 января 1990 года навсегда останется в памяти как самый черный: меня, избитого, униженного, ограбленного выдворили из города, в котором я родился, прожил всю жизнь; из республики, которой отдал 60 лет сознательного труда.
Толпа ворвалась, сломав обитую железом дверь моей квартиры. Их было человек 50. Стали избивать меня, мою жену и сестру. Били дубинками, кулаками, пинали ногами. Выгнали нас, троих пожилых людей, на лестничную площадку, и один из бандитов ударил ногой в спину жену так, что она покатилась по лестнице до следующего этажа, ударилась головой об стену. Прямо на глазах начался грабеж нашего имущества. Нам не разрешили взять даже лекарства, которые необходимы мне, больному диабетом.
Кое-как с сестрой подняли жену, спустились на улицу. Шел снег. Слякоть, грязь – а мы все в домашней одежде и тапочках. С большим трудом удалось остановить машину, чтобы добраться до порта…
Несколько часов до посадки на паром “Грузия” пришлось провести, стоя на цементном полу в нетопленом помещении, дрожа от холода. Наконец, нас загнали на паром. Противно вспоминать и эту минуту, ибо вместо того, чтобы открыть каюты и впустить в них голодных, замерзших и измученных людей, помощник капитана стал продавать места – по 25 рублей каждое, и открывал дверь только при наличии четырех желающих и могущих заплатить. Те, кто нас выпроваживал из города, получали удовольствие от издевательств над нами. Просишь одеться, в ответ смех: “так не нравится, голым пойдешь”. Сколько издевательств и смеха, к примеру, было, когда забирали две пары моих золотых именных часов, подаренных мне в честь 50-ти и 60-тилетия “Азнефти”.
Эта исповедь участника войны, ветерана партии, человека, который не хотел и не мог поверить, что “сумгаит” возможен в “баку”. Не верил, что его отдадут на растерзание толпы в “интернациональном” городе, столице республики, где за свой труд получал медали и почетные грамоты, где от рядового нефтяника дошел о заместителя начальника “Азнефти”, а затем стал персональным пенсионером республиканского значения.
– Со всей ответственностью очевидца событий, – продолжал В.Айриян, – хочу сказать, что нельзя представить погромы и зверские убийства делом рук кучки экстремистов: вся эта акция была тщательно подготовлена и запланирована сверху, причем вина ложится как на партийных лидеров, так и на руководство НФА. Выступление Везирова накануне событий было слишком откровенным, чтобы так не думать. Так кто же, наконец, ответит за организованные убийства, погромы, грабежи? Кто возместит нам с женой убытки, кто понесет наказание за невыносимое моральное унижение, которое пришлось испытать на старости лет?
Подобные риторические вопросы, как и сакраментальный – “за что”, слышат, видимо, только спрашивающие, а не те, с кого надо со всей строгостью, в соответствии с законом спросить за содеянное. Об этом со всей ответственностью можно сказать сейчас, спустя годы.
Не 60, а 40 лет своего труда отдал республике, развитию нефтяной промышленности и машиностроения Шмавон Адамянц. Из них свыше 20 лет возглавлял машиностроительные заводы. Избирался в различные выборные органы. Но кто вспомнил об этом в кровавые дни погромов? Cпасать производственные планы уже не требовалось, выдавать на-гора продукцию – тоже. Опыт, профессионализм… К чему они озверелой толпе? Перед ними в квартире 44, дома 24 по ул.Ханлара были беззащитные старики – муж и жена, их дочь. Они сполна проявили свои бойцовские качества. Взломали входную дверь, и разъяренная толпа, человек 50, с обрезами, арматурными прутьями, кусками железа, пистолетами, ножами в руках, ворвались в квартиру и стали крушить все вокруг, бить несчастных по лицу, голове, грабить вещи.
– Среди этих бандитов, – рассказывает Ш.Адамянц, – было несколько офицеров милиции – азербайджанцев, которые молча наблюдали за происходящим. Потом меня с дочерью босиком, в домашней одежде выволокли по лестнице с 3 этажа вниз на улицу, где стояла огромная толпа соратников погромщиков, их единомышленников и несколько десятков автомашин. Нас потащили к одной из них и сказали, что повезут убивать, но не сразу. Тут я заметил большой автобус, заполненный работниками милиции. Вырвался, подбежал к нему с дочерью. Их, наблюдателей за происходящим из окон, сидело за закрытой дверью человек 50. Дверь они мне не открыли, никакой помощи не оказали. Стало ясно, что бандиты действуют сообща с ними. Меня сбили с ног, втолкнули с дочерью в какую-то автомашину и повезли на кладбище. Там высадили, чтобы убить. Я просил на коленях не трогать дочь. Они потребовали 10 тысяч выкупа. Пообещав им денег, я попросил повезти нас к знакомым в поселок Разина. Когда я выходил два-три раза за деньгами (достал всего три тысячи!), дочь они оставляли в машине и угрожали ей. Получив деньги, они все равно хотели нас убить. Мы остались живы, потому что обещали наутро оформить доверенность одному из бандитов на нашу квартиру. И вместе с дочерью вошли в одну из парадных, побежали через проходной двор на другую улицу. Три ночи мы скрывались у знакомых, в русских семьях, они же нас привезли 16 января к паромной переправе. 18 января я был в прокуратуре Армении, 20 января дал телеграмму Генеральному прокурору А.Сухареву. 22 января вылетел в Москву, где давал подробные показания в Прокуратуре СССР, МВД СССР, подал письменное заявление в Верховный Совет СССР, Генеральному секретарю ЦК КПСС, впоследствии Президенту СССР М.Горбачеву. Ну и что?
О неблаговидной, даже подстрекательной роли А.Сухарева во время резни, а точнее геноцида армян в Азербайджане в 1988-1990 гг., его откровенно антиармянских, даже нескрываемых настроениях хорошо известно. У людей в ответ на самые душераздирающие заявления о потерях близких, имущества, квартир, обыкновенные отписки и еще сомнительная перспектива получить нищенскую, никак не адекватную потерянному компенсацию лишь в том случае, если они будут где-то постоянно прописаны. Но где и когда?
А пока в их руках “липовые” бумаги-ответы, ничего на самом деле не гарантирующие, никак не проясняющие и тем более не улучшающие бедственного положения. Снова, как и в самом начале событий, когда “гуманное”, “мудрое”, принимающее исключительно “взвешенные” решения руководство соседней республики во главе с прекрасно обученной политическому и иному лицемерию тройкой – Везировым, Муталибовым, Кафаровой (до резни!) охотно рассылало адресатам-бакинцам в разные города страны письма-”гарантии” о сохранности жизни и имущества, тоже “липовые”.
С подобным посланием одну из нас познакомил на январской заснеженной московской улице – в Армянском переулке, перед входом в постпредство Армен Сафаров, в прошлом работник горкома комсомола, Насиминского райкома партии, секретарь парторганизации завода им. 26 бакинских комиссаров на территории этого центрального района Баку, а затем профсоюзный работник в системе Азербайджанской железной дороги. В полной растерянности этот всегда собранный человек, хорошо знающий и свое дело, и то, что хочет, держал письмо, подписанное Кафаровой в начале января с приглашением приехать в Баку для решения своих квартирных и имущественных проблем.
– Она что, звала меня на погром и убийство? Чтобы одним убитым или избитым армянином было больше?
В этих вопросах содержался еще один, не высказанный вопрос. Интересно, подмахивая бумагу, прочитала ли высокопоставленная должностная дама фамилию? А если прочитала, то не могла не вспомнить, что на бойню приглашала бывшего соратника, с кем десятилетия назад начинала вместе работать в комсомоле.
– Они нас отдали толпе. Без жалости и угрызений совести, – сказал присутствующий при разговоре Эдик Асриянц, интеллигентнейший и образованнейший инженер, автор многих публикаций на страницах городских и республиканских газет о развитии нефтяной промышленности и машиностроения в Азербайджане, обладатель в прошлом интересного, уникального архива, для уничтожения которого погромщикам понадобилось несколько минут.
И он, обобранный, побитый ими, был выгнан из дома. Интересно, вспоминают ли своего товарища детских игр мальчишки, а теперь солидные мужи пятидесяти и выше лет с улицы бывшей Красноармейской (теперь Самеда Вургуна)? Или те азербайджанцы, которые учились в 160-й школе в начале пятидесятых годов?
Но вернемся от риторически-романтических вопросов к прозе жизни. В частности, к “липовым”, с провокационным душком бумагам, подписанным “отцами” города высшей и средней руки. Одна из них, подписанная в декабре 1989 года первым заместителем председателя исполкома Бакгорсовета А.Азизовым гласит: “Сообщаем, что в городе Баку обстановка нормальная (за две недели до начала погромов армян. – И.М.). Вы можете обменять свою квартиру”.
Это письмо получил в ответ на послание Н.Рыжкову (многие армяне после телевизионных показов страдающего лица главы советского правительства во время пребывания в зоне землетрясения поверили в этого человека) инвалид II группы, член партии с 1942 года Б.С.Восканян, имеющий не только 22 правительственные награды, но и трехкомнатную квартиру в Баку по улице Нахичеванского 52, а также гараж.
Другое письмо адресовано Евгений Саркисовой, свыше 40 лет проработавшей машиностроителем на заводе им.лейт.Шмидта, об интернациональных, революционных традициях которого не уставали трубить бакинские журналисты и писатели. В бывших мастерских Хатисова, прародителей завода, традиционно работало десятилетиями много армян, о чем сказано в первой главе. Высококлассные специалисты, мастера своего дела, они также десятилетиями обучали азербайджанскую молодежь, прибывшую на завод из ближних и дальних сел, в том числе из Армении. Наверное, в благодарность за это бывшие ученики выставили мощные кордоны у заводских ворот и не пустили на работу тех, кто их недавно обучал ремеслу. На заводе образовались сплоченные антиармянским фанатизмом боевые дружины народнофронтовцев.
– Помощи проси у своего Вазгена, (имеется в виду каталикос всех армян, – И.М.) он вас оставил здесь заложниками, – схамил Е.Саркисовой участковый милиционер Асиф Хаятов, когда она еще в октябре 1989 года попробовала пожаловаться на действия новых соседей, в частности, Зарифы Атакишиевой. Та регулярно участвовала в антиармянских погромах, во время одного из которых, неудачно выпрыгнув из окна, сломала ногу. Однако, нога в гипсе не мешала ей продолжать свое черное дело. На квартиру Е.Саркисовой новая соседка положила особый глаз:
– Эту квартиру мне обещали. Я весь дом сожгу, но квартиру никому не отдам.
Так, еще находясь в своей квартире, по улице Кязимзаде, 2, по сути никуда из нее не выходя, женщина уже фактически осталась без крова.
Из банка данных анкетной комиссии при Бакинском Армянском национальном Совете. 1919 год.
На улице Кязимзаде (бывшей 4-й Завокзальной) до резни 1918 года жили 394 армянские семьи из 1430 человек. 443 человека бежало, осталось 987 жителей. На всех девяти Завокзальных улицах убиты 276 человек, исчезли 262, взяты в плен 164. Умерли 587 человек , из них на IV-й Завокзальной – 97 человек. Только в доме 22 по 4-й Завокзальной из 10 живущих там армян было убито 8 человек. Завокзальный (позднее Наримановский) район и в резню 1918 г., и в 1990 году был одной из самых криминогенных зон (- И.М.). На всех Завокзальных улицах в 1918 году пострадало 20,69% жителей, 29,26% тех, кто остался в городе.
Надо ли говорить о небезопасности пребывания в таком жилище. И она, заперев его, выехала для того, чтобы жаловаться на беззаконие в центральные органы. И вот ответ на официальном бланке управления внутренних дел исполкома Бакгорсовета за подписью начальника отдела Я.Исмайлова: “Ваше заявление, адресованное в МВД СССР, рассмотрено. Сообщаем, что в настоящее время в указанной квартире действительно проживает семья Атакшиева Ф.Э., который при опросе пояснил, что квартиру он занял с Вашего согласия, за что Вам дал деньги в сумме 2 тыс.рублей. Опросом соседей факты о краже и ограблении Вашего имущества не нашли своего подтверждения. Как утверждают соседи, Вы все свое имущество увезли на грузовых машинах. Предлагаем для дальнейшего решения своего вопроса в установленном законом порядке приехать в город Баку” (подчеркнуто нами, – И.М.)
И в конце послания дата – 4 января 1990 года. Знал один из руководителей правоохранительной службы города, кого и когда вызывать в свой прославленный “интернациональный” Баку.
Еще два документа по одному случаю. Первый подписал руководитель следственной группы Прокуратуры СССР, майор юстиции В.А.Сапин:
“В производстве следственной группы Прокуратуры Союза ССР имеется уголовное дело, возбужденное по факту массовых беспорядков на территории Баку 5 декабря 1988 года под № 17930, по которому в данное время проводится предварительное следствие. Бесчинствующая толпа лиц азербайджанской национальности на углу улиц Нефтепереработчиков и Нахичеванского остановили автомашину под управлением гр.Погосова Э.П. и, удостоверившись в том, что последний армянин, избили его, забрали все документы, после чего сожгли автомашину, которая в данное время восстановлению не подлежит, а Погосов доставлен в больницу им.Джапаридзе в тяжелейшем состоянии”.
Второй подписал следователь следственной группы МВД СССР, старший лейтенант милиции Т.Жазыкенов. Это была уже справка, выданная 52-летнему пострадавшему в том, что он 5 декабря около 7 часов вечера был избит, его машина “Жигули” сожжена, у него похищена джинсовая куртка, в которой находились паспорт, техпаспорт автомашины, водительское удостоверение, из карманов брюк вытащены 1600 рублей. “По данному факту, – сообщается в справке, – следственный отдел МВД Азербайджанской ССР по Низаминскому району возбудил уголовное дело № 19610, ведется расследование”.
Два уголовных дела, ведется расследование.
Что это? Не более, чем пустые слова – марание бумаги в письменном виде и небольшое сотрясение воздуха – в устном. А ведь небезынтересно знать, что именно безнаказанность бандитских действий отдельных представителей “миролюбивого” в особых размерах азербайджанского народа за 13 месяцев до официально благословленных погромов привела к кровавым семи дням в Баку.
Кто о них сейчас в этом городе помнит? Произошло то, что уже не раз происходило в нашей стране – ненужное, не работающее на соответствующую идеологию, забывается. Как сказал классик русской литературы И.Бунин в своем впервые опубликованном в нашей стране дневнике 1918-1919 годов “Окаянные дни”: “Все будет забыто и даже прославлено! И прежде всего литература поможет, которая что угодно исказит…” Эта истина была хорошо усвоена крепко сколоченной дашдамировской командой “официантов” от журналистики в соседней республике. Но и они, конечно, во главе со своим архиобразованным шефом, видимо, не зачислят в актив позорную книгу выпавшего из корзины в раннем детстве Арифа Мансурова “Белые пятна истории и перестройка” (Язычы, Баку, 1990), о которой мы уже вспоминали.
Вряд ли моральные устои многих шефов печати в соседней республике допустили бы в редактируемой книге позорные для каждого автора грязные байки о пьяном Брежневе или А.Микояне, отце пятерых сыновей, бездоказательно обвиненном “суперспециалистом” (может, и в этой области?) в физической близости со Сталиным до самой смерти последнего в 1953 году. Какой звериный инстинкт должен был водить рукой журналиста, написавшего подобную гнусность? Причем, о человеке, который относился, как показало время, к азербайджанскому народу лучше, чем к своему. Пусть автор мерзостно-пакостного сочинения поинтересуется сколько раз семью Азизбековых, в частности, Азизагу от азербайджанца М.Д.Багирова, назначив его на руководящую работу в системе пищевой промышленности не где-нибудь, а в Сочи, в разных ситуациях, спасал А.Микоян? И сколько раз дети “злокозненного” С.Шаумяна, вина которого перед некоторыми “светочами” современной азербайджанской науки и культуры состоит в том, что он был истинным интернационалистом, как, кстати, и старший Азизбеков, сколько раз эти дети помогали, в частности, будущему академику из этой семьи в научном и ином плане?
Не хочется сравнивать совершенно полярные по жанру, качеству исполнения журналистские работы, образовательному и человеческому уровню авторов предыдущей и ниже приведенной сентенции. Но мы вынуждены их объединить, ибо ложь, а, может быть, незнание (подвели историки?) второго автора опаснее глухого провинциализма, некомпетентности, дремучей агрессивности первого. Вот что сказал Муталибов в беседе с корреспондентом еженедельника: “Ведь была же так называемая микояновская депортация, когда около 100 тысяч азербайджанцев были выселены из Армении и на новых местах тысячи из них погибли – многие от холеры” (88). Оставим вопрос о смерти от холеры, которая, известно, имеет основу – грязь, антисанитарию, и, видимо, имея на то основание, жарким летом 1990 года по бакинскому телевидению компетентные люди не один раз в день призвали местных жителей (особенно, конечно, новопришельцев) к чистоте. Остановимся на другом. Какие азербайджанские историки преподнесли своему президенту столь непроверенные, рассчитанные на совсем несведущего читателя и автора интервью уважаемой газеты, факты. Ведь достаточно было обратиться в институт истории партии при ЦК КП Азербайджана, к директору Д.П.Гулиеву, – и все встало бы на свои места. На основании неопровержимых документов, о чем уже однажды пришлось давать разъяснения на научной сессии доктору исторических наук, выяснилось бы, к примеру, что депортация была не микояновской, а багировской. Состоялась она по просьбе азербайджанского правительства о переселении азербайджанцев из среднеазиатских и закавказских республик в связи с освоением Кура-Араксинской низменности, расширением орошения ее необжитых земель (89). В ответ на эту просьбу правительства соседней республики армянское руководство приняло решение о переселении азребайджанцев (в основном) из малых и неперспективных сел. Не 100 тысяч и не 58,5 тысяч (эта цифра приводится в вышеназванной книге), а всего 11,2 тысячи азербайджанцев из 44 малых неперспективных деревень (90), выехали в Кура-Араксинскую низменность. Кстати, многие из них возвратились в Армению.
Зато другие примеры, как помогал азербайджанскому народу Микоян и сколько раз в особо драматических ситуациях (включая и проблему Нагорного Карабаха) был на стороне не своего, а другого народа, при желании можно найти в истории сколь душе угодно. Лишь бы эта душа была во время научных изысканий чуть-чуть свободна от злобной агрессивно-воинственной армянофобии.
Подробно, основываясь на фактическом цифровом материале, эти и другие ошибки Муталибова, одного из зрителей антиармянских погромов в январе 1990 года в Баку, рассмотрел в своей статье “Да будет выслушана и другая сторона” (91) член-корреспондент АН, народный депутат Республики Армения Г.Авакян.
Нам же эта ссылка понадобилась не в целях защиты Микояна, а ради доказательства той установившейся в соседней республике тенденции: презреть истину, писать и говорить безапелляционно заведомую ложь. Смехотворны, к примеру, манипуляции с цифрами покинувших Армению азербайджанцев. Прежнее руководство республики, народные депутаты СССР от Азербайджана (в частности, “генерал” в отставке М.Мамедов), а также Муталибов называли ее по возрастающей, доходя чуть ли не до 300 тысяч. В интервью “Союза” фигурирует цифра 165 тысяч в отличие от 205 тысячах беженцев названных Муталибовым же в речи на заседании Верховного Совета СССР.
К сведению интересующихся: по данным официальной переписи 1979 года в Азербайджане проживало 475486 армян, включая население НКАО. В Армении в это же время насчитывались 160841 азербайджанцев. Даже с учетом традиционной тенденции демографического роста азербайджанского населения в Армении (от переписи 1970 года к переписи 1979 года свыше 12 тысяч), все равно оно не могло удвоиться. Небезынтересно также отметить, что за семидесятые годы (от одной переписи к другой) число армян в Азербайджане уменьшилось на 8 тысяч – при том, что и свадьбы праздновались, и дети рождались. Эта неумолимая, сухая цифра, пусть и небольшой, но все же весьма красноречивый показатель “интернационализма” соседней республики.
… Не эмоции, а неумолимая логика событий, их взаимосвязанность, четкая подготовка к ним, строгий учет каждого адреса беды (не пропущен ни один) подсказывает простой ответ на вопрос: “за что нас отдали толпе?”
Полярными этому, но однотипными объяснениями событий, если о них вспоминают, что бывает весьма редко, пестрят публикации разных авторов в Азербайджане. Не будет повторяться, мы их приводили. Хотелось бы просто напомнить недобросовестным авторам, что живы очевидцы событий. И хоть они не так агрессивны, как бакинские новопришельцы, но все-таки помнят и оставленные квартиры, и разграбленное на глазах добро под злобный смех и издевательства толпы: “ничего, новое накопите!”, и убитых, и пропавших без вести. И еще. Неплохо было бы вспомнить Ромэна Роллана: “первый закон искусства: если тебе нечего сказать, молчи. Если тебе есть что сказать – скажи и не лги”.
Но как сказать правду тем, кто шаг за шагом готовил капкан бакинским армянам? Кто, зная потенциальные возможности “обездоленных”, привередничающих. во всю спекулирующих своими квартирами и земельными участками, приезжих из Армении, распалял их низменные страсти, культивировал агрессивность, снабжая изготовленным на бакинских заводах холодным оружием, железными прутьями? C чьей легкой руки в Баку с конца 1989 года по отношению к армянам стал действовать применявшийся в нацистской гитлеровской Германии закон. Повторилась та же модель. Там евреями считались супруг или супруга еврея (ки), независимо от их настоящей национальности, все их дети и внуки. Словом, одного человека в семье нацистам было достаточно, чтобы “объявить” евреями сразу три ее поколения и сделать их кандидатами на отправку в концлагерь.
В Баку также было достаточно иметь даже азербайджанскую фамилию, но бабушку-армянку, чтобы быть изгнанной с работы и из дома, быть ограбленной. Русские и евреи, грузины и азербайджанцы – они пострадали за свое кровное, или дальнее родство с армянами. В списках на пособие беженцам из Азербайджана, вывешенных зимой на стендах в московском маленьком дворике Армянского постпредства были целые большие семьи Мамедовых (пять человек), Аскеровых (восемь человек) и другие. Мне пришлось январским днем помогать женщине, как выяснилось потом, полуармянке-полуазербайджанке с тремя маленькими детьми – азербайджанцами, младший из которых – грудной, совершить непростое, в гололед и снег путешествие с улицы Чернышевского, где разместился Госкомтруд СССР и регистрировали беженцев, в Армянский переулок, к постпредству. Она, плача, рассказывала, что даже спокойная, вроде любящая свекровь предупредила сына: “Убери ее, убьют и нас, и детей”. Так она, обвешенная детьми, с тяжелой сумкой в пеленках и сосках, оказалась на московской зимней улице.
Капкан ставили умелые, хорошо подготовленные и знающие свое дело люди. И в него, к почти всеобщей радости, попал каждый армянин в Баку. Из тех, кто не успел, не захотел или не смог вовремя уехать.
Подготовлено при содействии Центра общественных связей и информации аппарата президента РА, Армения, Ереван
Сайт создан при содействии Общественой организации "Инициатива по предотвращению ксенофобии"
Copyright © KarabakhRecords 2010
Администрация готова рассмотреть любое предложение, связанное с размещением на сайте эксклюзивных материалов по данным событиям.
E-mail: [email protected]
