Автор: Ирина Мосесова
Документы. Свидетельства очевидцев.
Газетные и журнальные публикации.
Факты и комментарии к ним.
Ереван “Айастан” 1998
Десятилетиями армяне Баку традиционно составляли значительную часть интеллигенции и высококвалифицированного рабочего класса города. В книге дана попытка раскрыть вклад профессионального, научного, творческого, трудового потенциала армян в развитие и процветание столицы Азербайджана.
Автор на конкретных фактах, с помощью официальных документов, газетных и журнальных публикаций, свидетельств очевидцев, других материалов раскрывает историческую правду об армянских погромах 13-19 января 1990 г. в Баку, механизм их подготовки и осуществления, прослеживает связь с аналогичными событиями в 1905 и 1918 годах.
Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Скачать всю книгу в формате pdf
Можно смертельно пораниться, если оглянуться назад. Но придется. Такова суровая необходимость. Вначале немного истории. Именно в ней можно найти ответы на многочисленные вопросы.
В Баку трижды в ХХ веке происходили погромы армян – в 1905, 1918, 1990 годах. Беспамятство в истории не прощается. Идеологические клише о дружбе, братстве и совместной борьбе народов Закавказья за новые режимы и порядки, в годы Великой Отечественной войны, поднятые на щит и растиражированные всей пропагандистской машиной, делали невозможным серьезный, глубокий анализ противоречивых событий тех лет. Совместные научные конференции, помпезные симпозиумы, сопровожденные обильными застольями и возлияниями, юбилеи, обязательные для трех советских соседних республик, благополучно похоронили даже память о трехдневной резне армян Баку в 1905 году. В “Очерках истории коммунистической партии Азербайджана” в третьей главе есть упоминание о кровавой бойне 6-10 февраля на улицах и нефтепромыслах Баку: “Стремясь парализовать революционную борьбу, вбить клин между трудящимися разных национальностей, царские власти и буржуазные националисты прибегли к кровавой провокации: 6 февраля 1905 года они организовали межнациональные столкновения в Баку”(14).
По-другому взглянул на так называемые “межнациональные столкновения” русский историк Владимир Александрович Старосельский. В очерке “Кавказская драма” он писал: “Приезжие из Турции и местные фанатики-муллы электризовали массы предсказаниями скорой религиозной войны и гибели христиан. В этот именно период достигло апогея гонение на армян со стороны правительства. Вера в возможность расправы с соперником при таких условиях приобрела серьезное обострение. Первые достаточно грозные признаки надвигавшихся погромов появились в сентябре 1904 году, когда в Баку было совершено несколько убийств, имевших симптоматический характер. Администрация не обратила на них должного внимания и придерживалась тактики попустительства даже тогда, когда опасность столкновения вызвала совещание между татарским казием и армянским епископом о мерах к предотвращению этого бедствия. Ужасная бойня 6-10 февраля была неожиданностью только для администрации: последняя, имела в своем распоряжении свыше тысячи штыков и 200 сабель, не считая полицейских, почему-то не воспользовалась этой силой, допустила убийство 300 горожан, ранение нескольких сот, разгром армянской части города и промыслов и тем самым укрепила татар в правильности их заключения” (об образе врага – армянах, – И.М.) (15).
Естественные ассоциации возникают сами по себе: паралич власти, безволие полиции, разгром армянской части города. Однако, надо сказать, что разыгравшаяся в Баку 6-10 февраля 1905 года кровавая, по словам В.Старосельского, драма, участники которой поплатились сотнями жизни, а город разгромом множества магазинов, домов, промыслов, имела отличие от тех, что произошли спустя 13 и 85 лет.
Во-первых, наши предки в 1905 году были не так беззащитны, как их потомки. Вооруженные, они оборонялись, защищали, как могли, жизнь свои матерей, жен, сестер, свои очаги. Помощь в этом им оказывала партия дрошакистов (дашнакцутюн), образовавшаяся в 80-е годы XIX века вначале для борьбы в Турции и превратившаяся к этому времени, как писал В.Старосельский “в сильную численностью и дисциплиной, прекрасно вооруженную народную рать, готовую для борьбы”. Другое, не менее существенное отличие состояло в том, что Бакинский комитет РСДРП в 1905 году сильно отличался от своего далекого потомка девяностых годов. Его руководители сумели искренним, пламенным словом убедить толпу, поднять народ с помощью Кавказского союзного комитета РСДРП на стачки и демонстрации протеста против организаторов кровавых бакинских событий. На защиту мирного населения встали города Тифлис, Батуми, Эривань, Кутаиси, Александрополь и другие города (16). Эти сведения почерпнуты нами из “Очерков истории компартии Азербайджана”.
История, известно, беспамятства не прощает. И бумеранг возвратился. В ночь с 14 на 15 сентября 1918 года 26 бакинских комиссаров были вывезены в Красноводск пароходом “Туркмен”. И тогда же в Баку началась трехдневная резня армян и двухмесячные зверства диких банд турецкой “Кавказской армии” Нури-паши, прекращенные прибытием 17 ноября английского отряда под командованием генерал-майора В.Томсона. В Азербайджане на протяжении семи десятилетий (за исключением последнего года, порушившего и эти авторитеты) ежегодно 19-20 сентября отмечали годовщины гибели комиссаров, особенно торжественные, с привлечением огромного числа гостей. В юбилейные годы всех лет алиевского партийного правления, снаряжались помпезные экспедиции в Красноводск, проводились линейки у мемориала, пионерские и комсомольские сборы, выступления ветеранов. Помнили о расстреле в песках Закаспия 26 человек, ни одним словом не помянули жертв в те же жуткие сентябрьские дни, 5248 человек, ни в чем неповинных мирных жителей, убитых на улицах, во дворах и своих квартирах армян. Относительную правду тех дней можно было при очень большом желании добыть между строк в первых послереволюционных изданиях. В сборнике, выпущенном к 25-летию Бакинской парторганизации двухтысячным тиражом (“Из прошлого”. Статьи и воспоминания из истории Бакинской организации и рабочего движения в Баку, Б.1923 г.) Г.Султанов довольно честно описывает Баку в канун и после 1-го мусаватского съезда 26 октября (8 ноября) 1917 года, не будем пересказывать этот текст, но вакханалия, погромы, насилие, безвластие, царившие тогда, до боли знакомы тем, кто имели несчастье находиться в “благословенном” городе в первой половине января 1990 года.
В классическом труде историков республики автор девятой главы академик Дж.Б.Гулиев по-другому увидел эти события. Он весьма своеобразно и хрестоматийно-обобщенно описал совместные художества турецких интервентов и мусаватистов: “Интервенты обрушили на трудовое население жесткие репрессии, а город подвергли страшному опустошению” (17).
К счастью, были историки, которые захотели рассказать правду. Те далекие драматические дни документально, на основе детального, всеохватного исследования, проведенного анкетной комиссией при Бакинском Армянском Совете, описаны в книге Б.Ишханяна “Великие ужасы в городе Баку”, изданной в 1920 году в Тифлисе. В ней нет места эмоциям и публицистике, зато приводятся таблицы конкретных чисел жертв по улицам города с сопоставительным анализом и последующими выводами. В распоряжении автора, безусловно, находился огромный фактологический и цифровой материал.
В наш компьютерный век мы ничем подобным не располагаем. И если после сентябрьских событий 1918 года в Баку продолжал действовать городской армянский национальный Совет, оставалась весьма заметной армянская община, то после резни в январе 1990 года, находятся “мифические”, если верить азербайджанским источникам, десятки тысяч. Свой труд Б.Ишханян назвал мартирологом трагедии армян. Спустя почти 80 лет мы, к сожалению, должны признать, что эта документальная книга не стала для нас ни настольным повествованием об ужасной трагедии, пережитой нашими предками, ни грозным предупреждением, что подобное может повториться. Автор, по собственному признанию, считал необходимым сделать предметом объективного анализа именно те события, которые “заботливо держались в тайне и остались неизвестными внешнему миру”. Все вернулось на круги своя, с той только поправкой на современность, что в наши девяностые годы в Баку проявлена самая тщательная забота о полном сокрытии того, что произошло.
Баку в 1918 году был отдан на откуп, с одной стороны, празднующим свою победу в гостинице “Метрополь” Нури-паше и Мурсал-паше, с другой стороны, руководителям правительства Азербайджанской Демократической Республики, объявившим в Тифлисе о независимости. Затем начавшим ее реализовать с помощью англичан в Гянже – Ф.Хан-Хойскому и Джеваншир-хану. “Три дня подряд 15-го сентября (с утра) до 17-го (вечера) – воскресенье, понедельник и вторник новыми хозяевами города считались организационные кровопийцы, многочисленные и разнообразные банды разбойников и погромщиков, состоящие из регулярных турецких войск и мусульманских элементов города и окрестных деревень” (18). Этим вандалам было приятно “по заранее предусмотренному плану передать на милость банд и погромщиков жизнь и имущество всего армянства города и его окрестностей. Пусть режут и громят, сколько могут, пусть похищают и насилуют, грабят и расхищают – это им разрешено и предоставлено их силе, энергии и способностям”(19). Беззащитное население – армянский народ “до последней нитки был разграблен и разорен, – подвергнут насилию и растоптан, оскорблен в элементарных человеческих правах и семейной святости, пленен и в безвестности потерял тысячи людей, армянство было эксплуатируемо как животное, побито до полусмерти, подвергнуто голодной смерти, как илоты, руками людей-чудовищ”(20).
Кого из честных очевидцев январских событий, будь то жертвы или местные жители, отсиживающиеся в своих, ставших небезопасными жилищах, не пронзит острой пикой ассоциативных воспоминаний описание Баку во время трехдневной армянской резни и погромов в 1918 году:
“Берег моря был свидетелем душу раздирающих (сохраняется орфография автора, – И.М.) сцен в этом отношении. Громадные толпы желающих бежать и недостаток пароходов, создали тот беспощадный переполох, который называется беженской трагедией. Родные теряют друг друга: родители своих детей, брат – сестру, супруги – друг друга, один уезжает, другой остается за неимением места” (21).
Коварство и лицемерие организаторов кровавых дней (и они тоже, к сожалению, повторились) проявились в том, что глава мусаватского правительства на следующий день после погромов и резни 19 сентября 1918 г. обратился к населению новой “демократической”, замешанной на крови и насилии республики с торжественным заявлением о том, что “все граждане, живущие в Азербайджане, без различия веры и национальности, должны пользоваться одинаковым отношением правительства, которое одинаково обязано защищать и гарантировать неприкосновенность жизни, имущества и права всех своих граждан”. Спустя почти 72 года, 17 мая 1990 года через четыре месяца после резни и погромов А.Муталибов в интервью газете “Правда” “Шаги к стабильности” сказал: “Наша республика всегда была родным домом для всех народов, населяющих ее. Такой она будет и впредь” (22). Кого после всего случившегося может обмануть красивая упаковка этих, мягко говоря, неискренних слов.
Аналогии, аналогии – они во всем. Невозможно читать эти документальные страницы кровавой истории Баку, о которой писать надо, говоря словами Б.Пастернака из “Автобиографического очерка”, так, “чтобы замирало сердце и подымались дыбом волосы”. Но таких слов у нас нет. Видимо, у читателя возникнут подобные ощущения при знакомстве в следующих главах с документальными свидетельствами очевидцев событий. А пока перейдем к цифрам. Они ужасны, но холодно конкретны. Сухи и безэмоциональны. Вчитайтесь и вдумайтесь в них, читатель.
Из банка данных анкетной комиссии при Бакинском Армянском национальном совете, 1919 год.
Из 88673 армян, живущих в Баку до сентябрьских погромов 1918 г. пострадало 52822 человек, что составило 59,57 процентов общего числа. Среди них:
– убитые – 5248 (5,9 проц.)
– беженцы – 31293 (35 проц.)
– пленные – 3396 (3,83 проц.)
– исчезнувшие – 3572 (4,2 проц.)
– изнасилованные – 288 (0,32 проц.)
– уведенные – 571 (0,64 проц.)
Особую категорию в этом трагическом перечислении составляют умершие в результате двухмесячного совместного с турецким кровавого правления мусаватского правительства, изгнания из своих домов, скитальческой, полуголодной жизни. Беженцы, возвратившиеся в город после вступления в него англичан, умирали от тифа, дизентерии, голода, холода. Бесприютные обитатели улиц страдали от исключительно холодной и сырой зимы, удивительной для Баку. До нового 1919 года многие из них не дожили, а иные новогоднюю ночь провели в грязные подвалах, на улице. Смерть косила выброшенных из своих домов армян, особенно с начала декабря по март следующего года.
Число умерших составило 8139 человек (9,18 проц.) среди них – 230 детей, умерших в армянском сиротском доме. Многие скончались в Закаспийском крае, в Энзели, Петровске, Гасен Кале и Реште.
Под покровительством турецкого командования свободно и беспрепятственно продолжалась политика насилия и гонений. “Стихийный” вандализм банд перешел в размеренный политический курс – в дни законной власти. То, что было недоделано в три дня, свершилось в течение двух месяцев. “Можно сказать, – пишет Б.Ишаханян, – что над головой бакинского армянства с кинематографической быстротой пронеслись и повторились те беспримерные исторические страницы насилий, гнета и гонений, которые в течение многих веков выносило турецкое армянство под рабским ярмом оттоманского правительства” (23).
По сути дела армянское население Баку находилось в исключительно тяжелых условиях, вне закона и вне защиты. В чем это выражалось? Первое. Продолжались аресты армян, принявшие массовый характер. Тюрьмы заполнились армянами, где они содержались в ужасных условиях в течение нескольких недель в ожидании никак не предъявляемого обвинения. Многие из них были высланы в неизвестном направлении, и даже ближайшие родственники не знали, где они находятся и в каких условиях живут. Второе. Аресты сопровождались обысками, которые зачастую проводились и без них. Они служили своеобразным прикрытием для грабежа, ибо под видом конфискации из домов изымалось нажитое имущество. Такими действиями терроризировалось армянское население, оскорблялись их честь и достоинство. Третье. В особо тяжелых условиях содержались пленные армяне-солдаты, хотя они, подобно русским, грузинам, евреям считались солдатами российских государственных войск. В то время, как пленные других национальностей освобождались. Армян заставляли трудиться в вопиющих условиях, словно рабов. Так же содержались задержанные на улицах города, не принимавшие никакого участия в военных действиях. Четвертое. Создались неадекватные условия по сравнению с другими для работающих армян в нефтяной промышленности, среди интеллигенции.
Эти “особые” условия, в которых находились армяне в Баку в 1918 году, не стоит перечислять и далее, потому что, во-первых, власть марионеточного правительства, к счастью, была недолговечной, с его уходом прекратились насилие и вандализм, а, во-вторых, нас, свидетелей геноцида армян “Баку-90″, трудно пронять такими формами “притеснения”, как акция увольнения попавшего под сокращение штатов армянина-инженера.
Разница между “Баку-18″ и “Баку-90″ очевидна и документально подтверждена. Если мы сегодня оперируем цифрами, конкретными фактами, то благодаря возможности существования бакинского Армянского национального совета, сумевшего распространить анкетные опросные листы и получить у оставшегося в живых армянского населения, а также через различные городские службы ответы на все свои 26 интересующих вопросов. И хотя эти листы были составлены еще 10 октября, когда в городе находились турки и управляемое ими мусаватское правительство, завершить дело удалось только после прихода англичан.
Благодаря этим истинным патриотам своего народа, не считавшимся ни со временем, ни с неудобствами, подчас рискующим собственной безопасностью и жизнью, мы имеем теперь, спустя несколько десятилетий, следующие уникальные свидетельства: “Есть целый ряд улиц, мало населенных армянами, которые дают сравнительно большое число жертв, так, например, процент убитых на Армянской (М.Горького) улице дошел до 34,61 проц., на ХI Канитапинской (Свердловской) – 38,10 проц., на II Баиловской – 15,45 проц., Мариинской (Корганова) – 11,43 проц., Биби-Эйбате – 110 проц., Каменистой (Щорса) – 9,32 проц., Красноводской (Буйнакской) – 8,33 проц., Карантинной (А.Асланова) – 7,30 проц. и т.д.
Для резни, как явления, трудно найти общий масштаб, характерную черту или тенденцию… Нельзя сказать, что больше всех пострадали армянские улицы, когда мы на примерах убедились, что большой процент убитых дали улицы как густо, так и мало населенные армянами. Смотря, какие банды обходили те или иные улицы и какие намерения и настроения у них были, соответственно этому и проявилась та или другая степень резни. Были дворы, где вырезывались большие группы, например, Чадровая (М.А.Алиева) ул., 245, где было убито более 70 человек, и одновременно в иных домах на Станиславской (пр.Ленина), Телефонной (им.28 апреля), Бондарной (Дмитрова) не было ни одного случая убийства.
Тогда было подсчитано, что на Станиславской, где жили 4988 армян, убили 153 армянина, примерно, столько же, сколько на Чадровой, где жило всего 508 армян, почти в десять раз меньше.
А кто знает, сколько армян погибли и сброшены с балконов в наши дни на проспекте Ленина, на первой из этих улиц? Почти рядом с вымершим белокаменным зданием Насиминского райкома партии, откуда сбежали все партийные функционеры во главе с первым секретарем А.Мамедовым, свершались жуткие акты вандализма. Рев, крик мальчика, которому бандиты пилили ногу, заставили даже их убежать и бросить свое орудие борьбы с маленьким “экстремистом”. А как быть с народной мудростью о том, что богатства всего мира не стоят слез одного ребенка? Или это слишком высокая философия для вандалов? Что ж, каждый защищает территориальную целостность и суверенитет своей республики, как может.
Но почему именно в Баку? Почему эти страшные орды “обездоленных” демонстрировали свои бойцовские качества мирному населению? Воинственные, вооруженные, объединенные в банды, хорошо организованные чудовища, почему они не сопротивлялись там, где, по их словам, насиловали чуть ли не на глазах жен, сестер и т.д.? А молодцы после всего этого не только остались жить, но и благополучно прибыли в город искать места под солнцем. Никак не сведешь концы с концами, сколько ни пытайся, в этих вопросах – ответах. Испугались – может быть. Испугались после того, что устроили в Сумгаите, и поняли, что придется держать ответ перед теми, с кем десятилетиями рядом жили.
Цифры, которыми располагали исследователи в 1918 году и их почти полное отсутствие в наши дни, тем не менее позволяют сделать однозначный вывод – в Баку в январе 1990 года, равно, как и 72 года назад, был организован и успешно проведен геноцид армян. Полное захоронение даже самой памяти о первом геноциде, затем непризнание геноцида в Сумгаите дало “Баку-90″, что существенно отличается от резни 1918 года еще и полным изгнанием из города почти всех армян.
“О каком геноциде идет речь? Неужели не известна элементарная истина, что геноцид – это политическая акция?” – вопрошает ученый М.Исмайлов. Не стоило бы, конечно, подробно объяснять значение понятия “геноцид” нелюбопытному историку, человеку, который в своих позорных примечаниях к сборнику чужих материалов дописался до того, что “турецкие правители 1915 года не были сумасшедшими и геноцид был чем-то вызван, в связи с чем-то” (24). Стилистическую корявость этой сентенции вполне можно простить нерусскоязычному автору, а как быть с общепринятыми нормами морали? Если, по его разумению, можно чем-то оправдать убийство полутора-двух миллионов людей, так почему бы не попытаться забыть обо всех жертвах сталинских репрессий, а также фашизма во Второй мировой войне?
Кстати, к сведению ученых подобного толка, чье непризнание геноцида образовало мощнейший хор, мы отметим, что в горячо почитаемой ими Турции в 1915 году во время геноцида у армян Константинополя было положение несколько предпочтительнее, нежели у армян в Баку в 1990 г. По свидетельству очевидцев: “…немногие армяне, жившие в Константинополе, были пощажены: считалось неудобным перед глазами послов нейтральных держав устраивать резню…” (25). В Баку не пощадили глаз и ушей дипломатов: по улице, мимо иракского консульства шли наиболее оголтелые толпы с самыми агрессивными лозунгами и не менее воинственными кличами.
У многих историков после январских событий в Баку возникли неизбежные аналогии с геноцидом армян в Турции в 1915 и в Баку в 1918 годах. В частности, об этом писал доктор исторических наук Р.Саакян, высказав предложение о необходимости создания книги о современных варварах в пантюркистском обличье, подобной той, что написал всемирно известный востоковед Жак де Морган, назвав ее “Против варваров Востока” о турецком геноциде армян.
Правда необходима. И признание содеянного тоже. Хотя в соседней республике считается правилом хорошего тона не вспоминать об этих событиях.
Так что же такое геноцид? Это слово происходит, согласно словарям, от греческого “генос” – род, племя, латинского – убивать, совершать действия с намерением уничтожить полностью или частично какую-либо национальную, этническую или религиозную группу. Генеральная Ассамблея ООН одобрила в 1948 году при участии СССР международную “Конвенцию о предупреждении преступления геноцида и наказания за него”, ратифицированную 18 марта 1954 года Президиумом Верховного Совета СССР. Согласно статье II-ой этого документа под геноцидом понимаются следующие действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу, как таковую:
– убийство членов такой группы;
– причинение серьезных телесных повреждений или умственного расстройства членам такой группы, и т.д.
Согласно же статье III этой конвенции наказуемы следующие деяния:
– геноцид;
– заговор с целью совершения геноцида;
– прямое и публичное подстрекательство к совершению геноцида;
– соучастие в геноциде.
Не надо быть особо дотошным исследователем, чтобы прийти к очевидной истине о полном, почти один к одному, совпадении событий в 1915 году, 1918 году, а также в Сумгаите 27-29 февраля 1988 года, 13-19 января 1990 года в Баку с вышеперечисленной конкретикой, трактующей геноцид.
Бумеранг возвратился. И трехдневная резня через более чем семь десятилетий откликнулась семидневными погромами в том же городе. И сколько теперь ни называй Баку интернациональным, многонациональным, средоточием межнационального братства и т.д., он таким уже никогда не станет. Черный январь в Баку начался не в ночь с 19 на 20, как пытаются представить сейчас всему миру руководство и все средства массовой информации республики, а на неделю раньше. Замалчивать это или интерпретировать события, как действия отдельных группировок экстремистского толка – значит вредить своему же народу. Однажды, в Сумгаите так поступили. И получили Баку. Точнее организовали погромы, сведя тем самым на нет свои же песнопения о его интернационализме.
Почему не захотели рассказать миру о событиях в Баку те, кто с высокой трибуны I съезда народных депутатов ССР априори авторитетно предсказывали их? Или те, кто последовательно вещали со страниц республиканских газет и экранов телевизоров о небеспредельности чувства добрососедства, интернационализма азербайджанского народа, тем самым подвигая неподготовленные умы своих соотечественников на борьбу с армянами Баку. Но основная масса бакинцев уже болела армянофобией, агрессивной, выплеснувшейся на улицы. Пока были только слова и плакаты, но вскоре появились ломы и арматура.
Точные слова нашел для обозначения этого процесса Александр Иванович Лебедь, тогда командующий Тульской воздушно-десантной дивизии, поднятой по тревоге и приземлившейся в Баку в ноябре 1988 года. Один из полков этой дивизии уже имел опыт Сумгаита, о котором тогда полковник Лебедь сказал: “В Сумгаите я побывал несколько позже. И там я впервые, после Афганистана, на родной своей (как я тогда считал) земле увидел сожженные грузовики и автобусы, сгоревшие дома, природно-черные, но побелевшие от пережитого ужаса волосы людей и глаза, глаза… Тогда же пахнуло средневековым садизмом, звериной, нечеловеческой жестокостью, густо перемешанной с глупостью” (26). Что же касается эпидемии армянофобии на улицах Баку осенью 1988 года, то, на взгляд А.Лебедя, это выглядело следующим образом: “Вокруг меня функционировал постоянно действующий дискуссионный клуб. Мне с жаром пытались доказать, какие скверные люди армяне, приводились многочисленные исторические примеры того, как они нагло захватили исконные азербайджанские земли – Карабах. Рассказывались разные случаи, призванные подчеркнуть коварство, подлость, непорядочность армян. Постоянно дуплетом задавался один вопрос с последующей констатацией факта: “Вы в Азербайджане раньше бывали?” – Нет, не бывал, – повторял я. “- Ну, тогда вы не знаете просто, что за люди армяне. Поживете – узнаете”. И новый поток случаев, фактов, параллелей обрушившихся на меня” (27). К слову сказать, с тех пор прошло восемь лет. А.Лебедь пожил, узнал многих армян, побывал в Карабахе и высказал свое мнение об этом народе с экрана телевизора и на страницах периодической печати.
Со знанием дела и зоологической ненавистью в Москве на заседании совета по межнациональным отношениям в журнале “Дружба народов” (материал затем перепечатывался республиканской газетой “Вышка”) писатель М.Ибрагимбеков охарактеризовал армян, которые, как он изволил в запале выразиться, а затем хладнокровно оставил в печатном тексте (с легкостью растиражированным союзным журналом и республиканской газетой), “ради куска земли с такой легкостью набросившись всем международным скопом, утопили в канализации своих соседей, которые никогда ничего плохого им не делали” (28). На этом заседании писатель с профессиональным умением расщелкал армян, по всему миру распространяющих о его народе леденящие кровь истории, наиболее употребительными словами в лексиконе которых стали “геноцид” и “резня”. С легкостью необыкновенной писатель – конъюнктурщик вспомнил о Сумгаите: убито 26 армян”, затем добавил “двое в Кировабаде, всего (подчеркнуто нами, – И.М.) (28). То есть масштабы происшедшей трагедии несоизмеримы с объявленной” (29).
Противопоставив один народ другому, за несколько месяцев до бакинских погромов, горе-писатель попал пальцем в небо своим утверждением о том, что укомплектовать в Баку “орду жаждущих крови” националистов или хотя бы роту не менее трудно, чем сколотить местную команду по хоккею на льду” (30).
Сейчас, спустя годы, понимаешь, что своим заигрыванием с подонками писатель благословил их на погромы. Забыл и свое прошлое. Давно это было. Годы и здоровье братьев ушли на борьбу с представителем своего народа, облаченным идеологической властью, который последовательно в устной и печатной форме, на всех мыслимых и немыслимых официальных мероприятиях, за чайными и иными столами, во время партийных пленумов и бюро, а также частных бесед топил их в этой самой “канализации”. И кто, представительница какого народа, вытащила братьев из той зловонной ямы, посадив их на белый конь удачи. К счастью, Мариэтта Шагинян не слышала “комплиментов” в адрес своего народа, а также безнравственную двусмысленность (всего – 28 убитых!) из уст одного из своих подопечных. Братья благоденствует. Особенно Р.Ибрагимбеков, который с подачи Никиты Михалкова мелькает на кинофестивалях и иных творческих тусовках в качестве зрителя, члена жюри, лауреата. Рассказывают, он оказывает внимание и участие, когда к нему обращаются знакомые, бывшие бакинцы. Что ж… Он достаточно умен, чтобы не понимать, что и их с братом молчаливым нейтралитетом, а иногда и подбрасыванием не того хвороста в не тот костер армяне оказались выброшенными из города, где по-прежнему нет и не может быть хоккейной команды на льду, но уже ордами не только жаждущих, но и напившихся крови свершились насилие и вандализм. Погромы произошли и в том доме, где жил Максуд, о чем будет подробно рассказано в следующей главе.
Куда честнее писательской оказалась позиция профессора, главного психиатра Баку А.Султанова, который в своей статье “Баку заболел” в “Бакинском рабочем” прямо спросил: “Неужели те, кто бил, сжигал и хулиганил, не думали о том, что придется за все отвечать?! Неужели им кажется, что со слезами оставленное добро принесет кому-то счастье? Никогда!” (31). Правда, и тут больше дилетантской риторики и патетики, нежели серьезного анализа. Признание в любви родному городу и призывы к его выздоровлению останутся тщетными при политике, нацеленной на сокрытие того, что произошло, на безнаказанность вандалов, насильников и грабителей.
Слепая ненависть, абсолютное отсутствие элементарной логики человека и гражданина, научная тенденциозность, способность заставить сотрудников института истории, где долгие годы работает заместителем директора, “батрачить” на себя с последующим выражением им благодарности, отличает составителя небольшого сборника чужих материалов “События вокруг НКАО в кривом зеркале фальсификаторов” (32), член-корреспондента АН Азербайджанской ССР М.Исмайлова.
К этому примитивно-фальшивому изданию с множественными стилистическими и орфографическими ошибками мы еще вернемся. Пока хотелось бы остановиться на двух моментах. Первый. Как мог уважающий себя исследователь в качестве главного “научно-обоснованного” аргумента многократно апеллировать к эмоциональной, ничего, кроме злобы, не выражающей и никаким доказательством не подтвержденной сентенции: “Все сказанное – клевета”. Второй. В девяносто-страничной брошюре пять раз (сс. 4, 29, 40, 45, 66) приводится безапелляционное утверждение о том, что сумгаитские события – дело рук армянских экстремистов.
Что это? Навязчивая бредовая паранойя? Даже в самом испорченном, ослепленном злобной ненавистью мозгу не смогла бы оформиться подобная дикая мысль. В ее попугайной повторяемости заключена некая опасность для не очень любопытных и занятых своими проблемами людей. Однако, думается, даже самый непосвященный во все сложные переплетения взаимоотношений двух народов простейшим умозаключением поймет, что не может народ сам себя резать даже во имя такой “высокой” цели, как желание испачкать соседей иной национальности. Но исходящему злобной желчью ученому сия простейшая истина недоступна.
Впрочем, одно “доказательство” своего бредового утверждения автор все-таки приводит во вступительной статье: “Организация сумгаитских событий является делом рук армянских экстремистов для очернения азербайджанского народа и облегчения отторжения НКАО. Иначе чем объяснить, что в первые же минуты начала сумгаитских событий тут же рядом оказались кинооператоры, которые сняли все увиденное на пленку. На следующий день эти пленки демонстрировались их зарубежными хозяевами по телевидению”(33).
Следуя этой логике, позволительно спросить, чем можно объяснить фотоснимки, на уровне идеологических фотоплакатов в “Черном январе”, профессионально выполненные азербайджанскими фотомастерами в момент ввода войск в Баку? Знали об этом, сами соучастники? И даже, на наш взгляд, слишком для убитых горем переусердствовали. Как в том безнравственном случае с фото непонятно кем убитой и почему-то раздетой (солдаты раздевали?) не только безымянной, но, очевидно, и совсем безродной девушки. Ведь ясно, что ни один из оставшихся в живых родственников не позволил бы подобным образом (мертвые сраму не имут?) сфотографировать близкого человека, даже убитого, и широко, действительно, во все страны мира, растиражировать снимок. Впрочем, на пути к намеченной цели оперативно задействованной пропагандистской машине все это, действительно, нипочем. Она проглотит, поставит на службу своим целям и не такое.
А написавший свое короткое вступление к сборнику чужих, тенденциозно подобранных материалов, пространные примечания к ним ученый не мог спрогнозировать предстоящие всего лишь через месяц после подписания к печати издания кровавые события в Баку 13-19 января? Не хватило полета мысли, исторического предвидения, чтобы понять значимость своего “программного” труда для убийц, насильников. Вряд ли они прочтут этот сборник, нацеленный на “мозговую” атаку русскоязычного читателя.
Интеллигенция Азербайджана, безусловно, несет полную ответственность за происшедшее в Баку. Объяснить убийства и погромы борьбой своего народа за территориальную целостность, независимость, желанием беженцев из Армении получить жилье и работу никак нельзя. Убивали и грабили ни в чем неповинных людей, с которыми тому же М.Исмайлову приходилось встречаться в коридорах института, в редакциях, наконец, за столами, торжественными и печальными, у своих близких знакомых.
На акты вандализма убийц и насильников напутствовала интеллигенция. В словах лучших ее представителей, составляющих цвет и гордость нации, с телевизионных экранов, газетных и журнальных страниц, звучал призыв к борьбе. Стихами и прозой, интонацией и жестами культивировалась агрессивная ненависть к самой незащищенной части нашего народа – бакинским армянам. К врачам, учителям, инженерам, рабочим, которые продолжали наивно верить в интернационализм Баку, не видя очевидного, что такого города уже попросту нет – ни больного, ни здорового.
Все вокруг кричало: “Убирайтесь! Освободите квартиры! Отдайте нажитое!”, а они держались за все это, да еще за родительские гробы.
Основные направления предпогромного массированного наступления на мирных армян в Баку обозначил Александр Лебедь в книге “За державу обидно…”: “Выяснилось, что в армянские районы (имеются в виду поселок Воровского, который Лебедь называет Армянским хутором, и бывший Арменикенд, – И.М.) систематически не доставляют хлеб и другие продукты питания… Нашелся медицинский “сокол” из числа ура-патриотов, который почему-то, вопреки мнению всех медиков мира, решил выписывать рецепты не на латыни, а на азербайджанском языке. “Сокол” был из числа руководящих, поэтому все аптеки района (Насиминского, куда А.Лебедь был назначен комендантом, – И.М.) наполнились рецептами на азербайджанском языке с грамматическими ошибками. Пришлось для погашения всплеска этой дури создать при комендатуре “медицинскую” комиссию… Многочисленные армянские семьи пытались продавать дома и квартиры, менять их, сдавать на долговременной основе. Никто им в этом не содействовал и не способствовал, везде они нарывались на ответ, который … звучал примерно так: “Оставляйте все, собирайте чемоданы и проваливайте, пока целы”. (34) Как комендант района, на территории которого был расположен железнодорожный вокзал, как гражданин своей страны, как просто человек, не терпящий насилия и несправедливости, А.Лебедь помог многим семьям выбраться из Баку, не только конвоируя их с солдатами буквально до поезда, но и обеспечивая вооруженное сопровождение уезжающих в сторону Дербента людей. До пятисот единиц автомашин насчитывала одна из колонн, охраняемая воинами. Но это была капля в море, хотя и за эти действия, думается, нынешнему губернатору Красноярского края обеспечена пожизненная благодарность спасенных им людей.
Приводит комендант одного из центральных районов Баку и другие примеры. Он перечисляет множественные подлости и трусливые гнусности типа запущенного в окно или в голову армян булыжника, вырванных у женщины волос. Дает незабываемый образ, острый и удивительный: “…короткий тычок из толпы в лицо пожилому человеку, после чего ветеран остался сидеть на тротуаре с разбитым носом, кровь из которого капала на орден Великой Отечественной войны II степени”.
К сожалению, в памяти А.Лебедя остались и более трагические моменты, когда никого спасти не удалось, но помогло выявить истинное лицо представителя милиции, которая призвана беречь и охранять мирное население. Он пишет: “Когда кошку загоняют в угол, она становится тигром. Если государство не принимает меры и ставит своих граждан на грань физического выживания или умирания, отчаяния и нищеты, они начинают принимать меры сами. Пошли самопроизвольные захваты армянских квартир и домов. Если семья и проживала на месте, ей ставился ультиматум с самыми жесткими сроками: “Убраться через час, два, в лучшем случае через сутки”… И опять насилие, насилие, насилие… при очередной вспышке самопроизвольного заселения я в поисках начальника милиции попал во дворик частного дома и стал невольным очевидцем следующей картины. Посредине дворика – еще не остывший труп мужчины лет 30. Голова развалена мощным ударом, здесь же валялся кусок витой арматуры длиной сантиметров 70 и толщиной 20-22 миллиметра с остатками крови и волос. Во дворике начальник РОВД, полковник милиции, фамилию не помню, врач, майор, сержант. Я зашел в момент, когда стоящий ко мне спиной полковник диктовал сержанту: “Причина смерти – инфаркт миокарда”. Я взбеленился: “Это вы про кого такое пишите? Про этого?” – Так точно! – Какой тут инфаркт миокарда! Вот арматура, его убили. Невозмутимо, глядя на меня черными без блеска глазами, полковник заявил: “Товарищ полковник! Вы не понимаете. Его ударили, в результате удара образовался инфаркт, в результате инфаркта он умер. Вот и врач подтверждает”. Врач закивал. Страстно захотелось взять автомат и одной очередью пулемета положить и скотов-милиционеров и “знающего” эскулапа. Я повернулся и вышел. И вывод. Через три дня … никакая сила в мире уже не докажет, что погиб этот цветущий мужик на пороге собственного дома, защищая свою семью, от зверского удара куском арматуры. Благодетельный, спасительный инфаркт…” (35).
Сдается мне, что герой этого страшного сюжета тот же самый полковник, который уже после погромов в июне 1990 года сказал в сердцах армянину, арестованному и сопровожденному в его кабинет только за то, что посмел появиться в своей квартире. После угроз и предложения немедленно убираться из города, он сказал: “Не смотри, что у меня погоны. Я прежде всего азербайджанец. Вас здесь никого нет, и никогда не будет! А уйдут военные, увидите, что мы сделаем с русскими”.
Обстановка тем временем обострялась с каждым днем. И хотя цель нашего исследования – семь дней января, их трагическая ткань из крови и насилия, нельзя не обозначить хотя бы контурно ту вакханалию и безвластие, что им предшествовали. Семь дней имели основательное предисловие. Осуществлялась хорошо продуманная и четко разработанная программа. Раскручивался маховик механизма подготовки и осуществления погромов.
Поток ежедневных подстрекательских информаций, способствующий нагнетанию антиармянской истерии в Баку, буквально обрушил на голову своих читателей “Азеринформ”. Опыт замалчивания и фальсификации событий, приобретенный после Сумгаита, помог и впоследствии в Баку не подать ни одного голоса в защиту своих земляков.
Что это? Вполне естественное желание уцелеть любым способом и не попасть в жуткую мясорубку семи дней, или усердно взлелеянная ненависть к тем, кто еще недавно числился, именно числился, а не был, как показало время, знакомым, товарищем, соседом? Неужели хоть один из автором этих сообщений верил в их вину? И никто не пришел в ужас после напряженного рабочего дня от того, что именно на этих несчастных, а не эфемерных “армянских экстремистов” направлено острие усердно тиражируемой в республике идеологической агрессии, взятой на вооружение подонками? Или все связи враз оборвались, как у молодой, весьма перспективной сотрудницы, добравшейся в своем усердии почти до верхних эшелонов руководства этой почтенной организации, забывшей все и вся.
Ее сердце не дрогнуло и даже не остановилось на миг от страха за взрослого человека, который относился к ней с трепетной нежностью и учил ее не только азам журналистики… Не возникло желания помочь, хоть как-то попытаться отвести несчастье, вмешаться в уже предрешенную судьбу? Не возникло…
Хочется, чтобы эти строки когда-нибудь попали ей на глаза. И пусть она, молодая, знает, что ее молчание и равнодушие в эти страшные дни расценено мною жестче, чем действия тех, кто выбрасывал живых людей с балконов ее “интернационального” города, где, как правильно она когда-то сказала, готовя очередную публикацию, никто никогда специально, а не ради отчета на бумаге интернациональным воспитанием не занимался.
Они – подонки, и с ними все ясно. А тут вполне современная, умная, благополучная, нежная дочь, сестра, племянница, жена, мать, невестка, золовка. (Длинный список родственных связей необходим для характеристики ее полнокровной, ни в чем не ущербной жизни). И вдруг – предательство… Или есть у такого поведения другая аттестация, смягченная издержками “межнациональных отношений, конфликтов в регионе?” Нет, нет и тысячу раз нет! Дай Бог, чтобы это предательство было последним в жизни С. И еще: зло, как и добро, имеет тенденцию возвращаться к людям, его совершившим. А пока все идет наилучшим образом. И в жизни, и в труде. Вполне возможно, что среди награжденных сотрудников “Азеринформа” по случаю 70-летия этой фирмы была и ее фамилия. Работоспособности там не занимать. Но это – не победа. Это – поражение. Это – предание забвению всего самого лучшего, что ребенку стараются с детства внушить в семье.
Удивляет полное нежелание видеть реалии, а также фальсификация оценок и событий, которыми проникнуты победные реляции в духе лучших образцов застойного времени из юбилейного спича в адрес “Азеринформа”, опубликованного в “Бакинском рабочем”: “Два последних года стали для азеринформовцев, как говорится, сверхтестом на политическую зрелость, гражданское мужество, патриотизм и интернационализм (!?!). Это было непростое испытание и журналисты агентства стремились с честью его выдержать, не утратив своих лучших традиций – всегда находиться на острие событий, с партийных позиций их оценивать, достоверно и оперативно описывать, доносить правду и только правду (подчеркнуто нами, – И.М.) о событиях в регионе до общественности в республике, стране и за рубежом “(36).
Антиармянская истерия выплеснулась и на экраны телевизора. На площади, где толпа скандировала “Обезъяна Везирян – вон!”, первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана побоялся появиться. Зато по телевизору его показывали почти каждый день. Гримасничающий и некрасиво размахивающий руками, он грозил невидимому врачу, сжимая кулаки и не жалея слов, повторяясь, забывая предыдущую мысль, лил нескончаемую патоку комплиментов и блестящих характеристик своему обезумевшему в ненависти народу, стремясь всячески, любыми средствами, понравиться ему. Но надежд на перемены оставалось все меньше, и непонятный захлебывающийся корявый поток его слов уже не воспринимался ни телезрителями, ни теми, с кем он лихорадочно встречался на полях, заводах, стройках, в научной и партийной среде.
На фоне катастрофически теряющего авторитет народа Чрезвычайного и Полномочного посла набирал политические дивиденды Г.Гасанов – способный выученик Г.Алиева, без него так и закончивший бы политическую карьеру на уровне комсомольских работников 60-х годов (сколько их – “комсомольских звезд” того времени погасло на алиевском небосклоне?). Устные легенды ходили о его подстрекательском выступлении на одном из собраний. Позднее появилась возможность оценить мобилизующую, вдохновляющую силу слов раскаяния по поводу “выжидания, затягивания во времени, внутриреспубликанского умалчивания, разнузданной гласности союзной прессы, отрицания самого конфликта, политики уступок, политики волюнтаристских измышлений, необоснованного соглашательства, филантропического, одностороннего примиренчества”. “Филантропы” и “соглашатели” услышали боевой клич. Удивляет, что и спустя восемь лет, этот человек, у которого из-за его подстрекательства и искусственного возбуждения масс руки по локоть в крови армян, руководит внешнеполитической деятельностью своей страны.
И, наконец, народный фронт Азербайджана. Еще Баку жил в режиме особого положения, когда в марте 1989 года стала складываться эта мобильная, динамичная, агрессивная и воинственно националистическая структура. Можно согласиться, что у истоков движения стояла интеллигенция, непрофессиональные политики. Они, как и писатель Юсиф Самедоглу, один из основателей и руководителей НФ, старались соблюсти собственное реноме и способны были испытывать удовлетворение от победы в споре о будущем названии организации – народный или национальный фронт. Но события развивались молниеносно. За короткий срок забылись и эти романтические споры, и собственная теоретически -публицистическая программа, с которой меня познакомил молодой коллега – журналист. Ибо в жизни началась такая конкретика, которая, естественно, не могла быть обозначена в этом первоначальном документе, составляющем предмет особой гордости его авторов – журналистов, ученых писателей.
Наступил ноябрь 1989 года: в Баку отменили особое положение. Пришло время выполнять свои грозные обещания. Одинаково жесткие, отдающие националистической паранойей, они уже давно начинались со слов: “подождите, уйдут военные…”. Последним же при этом раздавались подарки, награды, комплименты, лицемерные улыбки. Кстати, об этом вспоминает и А.Лебедь. При расставании с тогдашним первым секретарем Насиминского райкома партии А.Джалиловым (позднее убитым своими в своей стране) они также обменялись джентльменским подарочным набором.
Именем народного фронта вершилась подготовка к погромам, тщательно разработанная, многослойная кампания “очищения” города от армян, основными направляющими и составляющими которой были насилие, убийства, погромы, грабежи. И ложь… Та, у которой длинные ноги, ласковые улыбки и уста, с которых, увы, под видом меда напьешься яда. Они были большими мастерами не только убивать, но и лгать улыбкой.
Власть ошиблась. Вначале, в плену стереотипов застойного времени, с высот своих, тогда, казалось, непоколебимых бюрократически-административных пирамид, руководство их серьезно не восприняло. “Рвутся мальчики к власти”, – такова была точка зрения республиканской верхушки, сопровождаемая по-барски снисходительной улыбкой, разрешающей в пределах допустимого детские игры в плюрализм мнений и действия. Тем более действия, поначалу, были направлены внутрь – на организацию и упрочение новой структуры. Никто не брал в расчет, что эти игры вскоре станут смертельными. А такое пренебрежение стоило Везирову вначале потери авторитета (вся республика слышала его истерические взвизгивания, когда он тщетно пытался хотя бы частично поколебать и заставить верхушку НФ смириться во время транслируемой по телевидению и радио сессии Верховного Совета), а затем и власти.
В конце декабря единым шквалом прошли увольнения последнего потока армян. Не раздумывая, позднее подписал приказ об увольнении двух своих сотрудниц, естественно на основании их же заявлений Д.П.Гулиев, в прошлом секретарь ЦК, в период погромов возглавлявший институт истории партии при ЦК КП Азербайджана, не пожелав даже с ними встретиться, сказавшись больным в те страшные дни. Кстати, для сравнения: иначе поступил ректор Бакинской высшей партийной школы Т.Кочарли, даже в марте еще не уволивший завкафедрой истории КПСС С.Саркисова и выславший ему зарплату за эти месяцы. Так что и в одинаковой ситуации можно было поступать по-разному, сообразуясь со своим нравственным кредо. Фамилии наиболее строптивых или нерасторопных руководителей, которые с умыслом или без него не уволили армян – вывешивали на специальных стендах перед официальной резиденцией Народного фронта, на улице им.лейт.Шмидта. Как и адреса тех единичных армян, которые еще продолжали работать в некоторых учреждениях, находящихся на балансе ЦК КП Азербайджана, КГБ республики. Одновременно с этими мрачными списками организация демонстрировала у входа в здание мусаватские знамена, на окнах – нарядные корзины красных гвоздик, почему-то развернутых в сторону улицы, яркий свет красивых люстр, зажженных в каждой комнате старинного особняка в центре города. А объявления развешивались на колоннах бывшей еврейской синагоги, превращенной несколько лет назад в театр песни Р.Бейбутова, ко дню погромов так и не распахнувшего, хотя априори объявленного открытым, двери своего парадного входа.
Остается только предположить, как повел бы себя в этой обстановке массового антиармянского психоза, а затем и вандализма в Баку уже умерший, известный всей стране и проведший какую-то часть своей жизни в Армении, народный артист СССР Рашид (тогда Рафаэл) Бейбутов? Как академик, народный депутат СССР П.Азизбекова, которую с Арменией десятилетиями связывали совместные научные исследования, книги, друзья, участие в симпозиумах, приятно-познавательные поездки с обширной культурной программой и обязательным посещением озера Севан, не менее блистательными приемами у себя дома?
Все это, однако, не помешало ей в самом начале массированной антиармянской компании, в первых числах декабря уволить двух научных сотрудниц из Государственного музея истории Азербайджана.
Более строптивым, но с тем же конечным результатом оказался новый директор театра русской драмы им.С.Вургуна, народный артист М.Дадашев. Ему был предъявлен ультиматум и дан срок исполнения – два дня представителями народного фронта (так они себя с гордостью называли везде). Человек, произносивший со сцены трепетные, высокие слова героя пьесы Бабеля “Закат” о вечных моральных ценностях, добре, неприятии зла, тщетно пытался объяснить этим воинственным, ограниченным людям, что артист – безнационален, что он носитель духовного начала всех народов.
Свое получила и попытавшаяся защитить коллег главный режиссер театра Дж.Селимова. Честь и хвала ей за это! Не имея особых регалий и громкого имени, она оказалась просто хорошо и правильно воспитанной своей собственной мамой. “Кто такая? – последовал вопрос. Уверения, что не армянка, не помогли: “Уволить, немедленно!” Не подействовали слова директора о том, что он не правомочен увольнять главного режиссера, что это – прерогатива министерства. Собеседникам, если можно назвать происходящее беседой, были чужды какие-либо сомнения, они произнесли категорическую фразу: “Министр приказ подпишет”. Откуда такая уверенность? На чем она основана?
Диктатура подонков правила бал в Баку в преддверии семи дней. Жаловаться было некому и некуда. Ветеран войны, кавалер многих орденов, ветеран журналистики С.Хачатуров, которого в свое время быстро нашли и посадили и саду перед телевизионной камерой, чтобы он рассказал о своей счастливой, безоблачной жизни в интернациональном Баку, тщетно пытался позднее, в ноябре-декабре дозвониться до заведующего идеологическим отделом ЦК КП Азербайджана Р.Алиева (уже бывшего). Он хотел получить ответы на вопросы о массовой антиармянской агрессии в городе, узнать, в чем провинился, просить, наконец, защиты. Его упорно днями, неделями не соединяли с заведующим: “вышел”, “занят”, “на совещании”, “у секретаря”. Словом, был использован весь арсенал аппаратной бюрократии. Когда он, отчаявшись, выкрикнул в телефонную трубку: “Почему заведующий не хочет говорить со мной?”, незамедлительно последовал ответ, вернее, совет секретарши идеологического “вождя” интернациональной республики: “Посмотрите в свой паспорт”.
Молчал телефон прямой связи Везирова (92-55-85). Забегая вперед, можно констатировать: не помог Везирову запоздалый альянс с теми, кого он не признавал и считал юнцами, рвущимися к власти. Не помог… Его бесславный конец описали журналисты “Правды”: “…К концу второй декады января власть в Баку практически перешла в руки Народного фронта (на наш взгляд, фактически значительно раньше, – И.М.). Здание ЦК было блокировано, цоколь его расписан оскорбительными надписями, подступы захлестнуты митингующими, над толпой вздымалась символическая виселица, предназначенная, как можно догадаться, для руководителя компартии республики” (37). Везирова, рассказывают, вывезли в автобусе, в котором доставляли суп для охранявших здание ЦК, прямо в аэропорт. И он стал несколькими днями позже таким же беженцем, как и страстно ненавидимые им бакинские армяне. Что он успел? Раздать своим землякам и друзьям руководящие должности? Его так называемая кратковременная “милость” иным из них стоила впоследствии жизни или мрачного бесцельного переползания изо дня в день, жалкого существования на склоне лет, которое и бытием назвать трудно.
Народный фронт совершенно справедливо считал себя преемником мусаватистов. И дух, и буква, и знамя, и дорога к власти на крови, и вакханалия в Баку – все повторилось. Будто и не было семи-восьми десятилетий. Вот только такого талантливого руководителя, как Мамед-Эмин Расулзаде у них, пожалуй, не было. И единства не получилось. Тем не менее это была реальная политическая сила, имеющая свой транспорт, помещения, воинские вооруженные формирования ( как бы они ни назывались). И действовала она во всех “славных” одиннадцати районах столицы, на фоне полного паралича власти. Характерно интервью тогдашнего руководителя пресс-центра, члена правления НФ Л.Юнусовой корреспонденту агентства СИА В.Радзявичусу:
Вопрос: Мы получили Вашу информацию о том, что в НФАз назревает раскол. Каково положение сейчас?
Ответ: Оно еще более обострилось. 30 декабря на митинге на площади Ленина в Баку правое крыло народного фронта во главе с председателем правления А.Алиевым призвало всех азербайджанцев сплотиться с живущими в Иране соплеменниками и отменить границу. Три дня в Нахичеванской АССР, территория которой граничит с Ираном, продолжались беспорядки – разрушения и поджоги на пограничных заставах. Как ни странно, эта акция была поддержана властями.
Вопрос: Почему Вы считаете, что правое крыло НФ пользуется поддержкой руководства республики?
Ответ: Еще прошлой осенью оно называло НФ экстремистами, преступниками, а сейчас прекратило нападки, поскольку идеи правого крыла ему близки. Руководство республики закрывало глаза на стремление правого крыла продолжать конфронтацию с Арменией. За примерами далеко ходить не надо: в Баку пытались сжечь армянскую церковь, милиция никак не реагировала на этот акт вандализма. Может быть подобные действия преследуют цель уничтожить НФ? (38)
Предсказания Юнусовой не сбылись: подобными позорными акциями ее “фирма” набирала очки у одурманенной и оболваненной толпы. Ряды погромщиков и насильников множились. Число молодчиков со значком “халг чапасы” и прочей атрибутикой этой организации росло, как грибы после дождя. Казалось, они заполнили весь город, из которого словно ветром сдуло обыкновенных людей. По улицам ходило мрачной ордой стадо – другого слова для его характеристики не подберешь.
Попадались и женщины – они были особенно агрессивны. Их злые глаза заставляли сжиматься даже бывалое сердце, а семечки, шелухой от которых они демонстративно плевались в рядом идущих или стоящих людей как на улицах, так и в транспорте, достигали не только одежды, оседали “занозами” в голове: кто такие? На что, на какое “мокрое” или “сухое” дело они сбежались в этот несчастный город? И главное – все они, мужчины и женщины, подростки и девицы, с красными повязками на головах, шеях или без них – однозначно, на едином дыхании утверждали свою непременную принадлежность к народному фронту. От этого не уйти! Вламывались в квартиры погромщики с этими двумя словами. Добивая жертву прутьями, ломом, ножами, толпа как заклинание выкрикивала: “Халг чапасы”.
В канун кровавой вакханалии 12 января решением правления народного фронта был организован Совет национальной обороны. Эта националистическая структура, созданная с благословения руководства республики, будто бы для отправки в Нагорный Карабах, в район боевых действий, осела в Баку. Наступала пора организованной расправы с мирным, безоружным и беззащитным армянским населением города, последний, заключительный акт кровавой трагедии.
Генерал-майор юстиции В.Г.Провоторов: Используя вывеску НФАз, “штаб” стал готовить свои “вооруженные силы” – так называемых боевиков, которые были сведены в отряды численностью 20-30 человек, жестоко управлялись, имели инструкторский состав и нацеливались на действия в строго обозначенных районах, установленных зонах влияния. Последующие события показали, что вооруженные формирования были созданы в морском пароходстве, на Каспнефтегазфлоте, в таксопарках, с привлечением транспорта медучреждений и маршрутных такси.
Заблаговременно отрабатывались системы связи и выискивались средства усиления вооруженных группировок в тех районах, где наличных сил могло не хватить для достижения конечных целей. Уже в первых числах января 1990 года велась разведка режима и повседневной деятельности войск, системы караульной и внутренней служб. Зафиксированы неоднократные попытки знакомств представителей НФАз, боевиков с военнослужащими с целью приобретения у них оружия, например, в артиллерийской и ракетной частях, караулах, на складах вооружения, а также множественные контакты на дорогах Баку-Перикишкюль, Гюздек и др. Солдатам при этом предлагалась сумма от 500 рублей (в начале января) до 5 и даже 25 тысяч рублей – по мере нарастания напряженности. С такими предложениями обращались и к приписникам, прибывающим в Баку для усиления воинского гарнизона накануне и в ходе введения чрезвычайного положения.
По сути маскировка лидерами НФАз их подлинных целей и задач была сброшена после событий, происшедших в Баку 13 января. Теперь их основные усилия стали откровенно направляться на то, чтобы нейтрализовать действия МВД республики, проверять свои возможности организации массового террора, раздробления и торможения концентрированных действий правоохранительных органов многочисленными акциями насилия в различных районах города. Следует отметить, что своего экстремисты добились. Части МВД республики оказались недееспособными предотвратить случаи вандализма и разбоя, (подчеркнуто нами, – И.М.) поскольку была парализована морально-психологическая готовность милиции и руководства республики оказать достойный отпор насилию.
Отчетливо сознавая, что воины армии, руководствуясь гуманными соображениями, не останутся безучастными к противоправным действиям экстремистов, лидеры НФАз, начиная с 16 января организовали блокирование воинских частей, военных училищ и городков Краснознаменной Каспийской военной флотилии (ККФ), мест компактного проживания офицеров и прапорщиков, подъездных путей к аэродромам.
Спустя два дня народный фронт Азербайджана фактически ввел в Баку противозаконное чрезвычайное положение. Боевое ядро НФАз осуществляло на свой манер контроль за транспортной пропускной системой, телефонной, в том числе, междугородной связью, работой (срывало ее) государственных учреждений. С подачи лидеров “фронта” на митингах объявлялось о создании “освободительной армии” во главе с Э.Мамедовым. Сам же “командующий” хвастливо заявлял, что решением НФАз ему было присвоено звание “полковника” (39).
М.Абдуллаев, В.Кононенко: В Азербайджане лидеры НФАз открыто взяли курс на упрочение своего положения как переходной власти. Причем сила ставилась во главу угла. Еще 13 января на 80-ти тысячном митинге в Баку Э.Мамедов объявил о решимости вооруженным путем решить карабахский вопрос и если госаппарат не будет участвовать в этом, то комитет обороны объявит независимость Азербайджана и обратится за помощью к Ирану и Турции. А другой лидер НФАз Н.Панахов заявил, что “если появятся карательные войска, мы разоружим их и возьмем оружие в свои руки…”
Лидеры НФАз, прежде всего Назим Рахимов, поещали генконсульство Ирана в Баку, получали моральную поддержку для вооруженной борьбы с властями и денежные средства. Так, 12 января они просили у генконсула Ирана содействия “национально-освободительному движению азербайджанцев”, что им в принципе и было обещано.
Государственная граница в районе Нахичевани длительное время была открытой. Ежедневно ее пересекали десятки тысяч людей со стороны Азербайджана и Ирана, осуществлялась контрабанда оружия.
Подобных фактов множество, и они однозначно свидетельствуют о том, что на 20 января лидеры НФАз запланировали провозглашение “своей власти” путем проведения под осадой возбужденных толп сессии Верховного Совета Азербайджана. Какой им виделась эта власть – ясно из приведенных выше высказываний лидеров НФАз (40).
Власть была необходима. Ради нее на карту поставили все. Ведь еще раньше, в начале августа лидеры НФАз рассчитывали взять ее на предстоящих выборах в Верховный Совет Азербайджана. В октябре сессия Верховного Совета республики под давлением и при участии НФАз приняла Закон о суверенитете. Но этого было мало.
А.Мурсалиев: По городу и республике ползли упорные слухи: “в субботу, 13 января, будут брать ЦК”. Но в субботу начались армянские погромы (41).
И вот наступил этот день.
Люди вначале старались понять и осмыслить скупые, выбивающие из жизненного ритма строки информации ТАСС о том, что вечером 13 января в городе группами хулиганствующих элементов спровоцированы беспорядки и бесчинства, что произошли трагические события, имеются жертвы.
Ко всему привыкает человек: именно такими словами впоследствии начинались сообщения главного информатора страны о событиях в Новом Узене, Душанбе, Фергане, Оше. Горький опыт пришел позднее, а поначалу многие тщетно всматривались в быстро сменяющиеся кадры передач телевизионной службы новостей. Ничего, кроме одного, да и то прерванного видеосюжета в “120 минутах” не увидели. Чуть позже объектив телеоператора “провел” нас по пустынным улицам города.
И это было подвигом. Человек с теле-, кино-, фотокамерой воспринимался в безумные январские дни на улицах “интернациональной” столицы соседней республики с такой же дикой злобой и слепой ненавистью, как любое лицо армянской национальности, вне зависимости от того, кому оно принадлежало: ребенку, женщине, старику. Более того, именно появление такого субъекта, пытавшегося запечатлеть происходящее, отворачивало на какое-то время беснующуюся толпу от любой жертвы или другого объекта.
В крайнем случае, силы распределялись. Так, к примеру, удалось избежать многих неприятностей корреспонденту одной из центральных газет: внимание везущих его в неизвестность молодчиков отвлеклось мародерством в мебельном магазине, в котором они, естественно, пожелали участвовать, оставив с заложником только водителя. Крепкому, бывалому репортеру удалось усыпить бдительность своего единственного стража, изнывающего от вынужденного отрыва от сотоварищей, и сбежать. Его вместе с другими московскими коллегами скрывали от разъяренной толпы на чердаках и в пустующих помещениях “Азеринформа”, а затем переправили в расположение воинской части.
Повезло одиночкам. Разбивались “Никоны”, “Кодаки”, другая дорогостоящая аппаратура. Догнать и уничтожить отснятое – по такому принципу действовали. С умом и организованно. И сколько бы ни старались придать кровавым событиям в Баку стихийный характер, все происшедшее опровергает данный вывод. И чем больше стараний на этот счет, тем больше противоречий и полуправды, которая, как известно, хуже лжи.
Кто-то должен был услышать одного из первых комендантов особого района города Баку Тягунова, когда он еще в декабре 1988 года пытался по телевизору во время беседы “за круглым столом” рассказать о том, как у лжепатриотов своего народа, будущих вандалов, в палатках на площади Ленина после многомесячного митинга нашли не только огромные суммы денег, но подробный план-карту Баку со всеми обозначенными там и уже обреченными армянскими квартирами.
В городе шли погромы. Эпицентр их был в самом центре Баку, в районе имени 26 Бакинских комиссаров. В том самом районе, где давно уже с балкона скинули бюст Шаумяна и наглухо закрыли двери его музея-квартиры, предполагая там открыть женское или какое-то другое отделение народного фронта (для войны с безоружными бакинцами-армянами не хватало помещений). В том районе, где расправились не только с Шаумяном, но и с Азизбековым, Зевиным, Фиолетовым. О любви к русскому народу тогда не вспоминали – конъюнктура не требовала. Как раз обратное – неорганизованные толпы и вполне организованные колонны демонстрантов определенно и недвусмысленно, устно – криком, печатно – лозунгами и плакатами, которые несли в руках, провозглашали: “Русский Иван, собирай свой чемодан!”, “Смерть русским оккупантам! Долой русских проституток!”
Сейчас, естественно, можно от всего этого отказаться. Как и от того, что обзванивались все или почти все квартиры русских с требованием – немедленно убираться. Но это было. И с С.Кировым, И.Фиолетовым – мертвыми, боролись так же, как с мертвым Шаумяном, живыми армянами, своими современниками. Не щадили никого – ни того, кто принимал участие в строительстве городе, ни ту, что среди заброшенных воинских захоронений в далеком украинском городе нашла могилу единственного сына Н.Нариманова – Наджафа и попросила назвать школу в Волновахе и улицу в Баку его именем. Эта небольшая улица Наджафа Нариманова – у ипподрома, ранее именуемая “1220″, теперь так и называется. А человека, принесшего какую-то пользу и народу, и городу, избавив хотя бы одну его улицу от безобразного наименования – выгнали, как и всех, с работы и из города.
Армян, узнавая, избивали на улицах, в транспорте. Избивали тех, кто любил свой город, строил и украшал его своим умением и опытом. Тех, кто способствовал созданию и тиражированию доброго имени Баку. Людей били и убивали те, которых ничто, кроме желания превратить столицу в захудалое село, заставить город жить своими волчьими (да простят нас волки!) законами, с ним не связывало.
Власть находилась в руках этих, далеко не мифических, а вполне реальных, хорошо организованных людей, имевших возможность достать любую технику, заставить подчинить себе самого высокого чина в правоохранительных органах и руководителя любого ранга! Как смог изменить ситуацию первый секретарь горкома партии М.Мамедов, когда ему сообщили о том, что толпа беснуется у армянской церкви? Созвать еще одно совещание? Поднять на ноги милицию, все правоохранительные органы города и его районов? Ему оставалось лишь в бессильной злобе метаться в собственном комфортном кабинете, меж батарей телефонов, говоря, а точнее крича иногда в две-три трубки одновременно. Что он, наверное, и делал.
Милиционеров не надо было искать и собирать. Они все находились на виду у города и у той орды, что поставила Баку на колени. На виду, но очень своеобразно: в автобусах или другом легковом автотранспорте – служебных “Жигулях”, даже “Волгах”. Обычно где-нибудь неподалеку от места происшествия в роли сочувствующих наблюдателей. Именно сочувствующих, потому что при всяком другом отношении к происходящему они силой закона и своей профессиональной чести были обязаны вмешаться. Но не вмешивались.
У издательства ЦК КП Азербайджана “Коммунист” боевая кучка НФА, запретившая выпускать республиканские газеты, не пропускала в здание журналистов, полиграфистов и всех, кто причастен к этому процессу. Сидящих в “Жигулях” у входа в здание на проспекте печати (бывш.ул.Авакяна – первого коменданта советского Баку) милиционеров было в три-четыре раза больше, чем тех, кто не пропускал людей. Но данная реальность не имела никакого значения.
Штрихом к коллективному портрету бакинской милиции этих дней является любопытное и одновременно ужасающее свидетельство Э.Мамедова, одного из лидеров, членов правления НФА на пресс-конференции в Москве: “Я лично был свидетелем того, как недалеко от железнодорожного вокзала убили двух армян, собралась толпа, их облили бензином и сожгли, а в двухстах метрах от этого находилась районное отделение милиции Насиминского района, и там было где-то около 400-500 солдат внутренних войск, которые на машине проезжали в 20-ти метрах от этих горевших трупов, и никто не предпринял попытки по оцеплению района и разгону толпы (42). Правда, описание этой кровавой, но, увы, типичной для Баку той поры картины понадобилось для последующего вывода: “Именно наши активисты НФА оцепили этот район и потребовали от районного отделения милиции разогнать толпу”. Лицемерие и лживость этих слов будут ниже подтверждены документальными свидетельствами очевидцев событий, жертв армянского геноцида в Баку.
Аналогичная ситуация: милиционеры в переполненном автобусе, кстати, стоявшем прямо у здания райисполкома, на улице Узеира Гаджибекова, просто можно сказать охраняли варварское действо, когда с помощью желтого крана “Ивановец” толпа расправлялась со всеми скульптурными, горельефными изображениями бакинских комиссаров на одноименной площади. Эти “воители” с мертвыми под аплодисменты набежавших студентов АПИ имени В.И.Ленина – будущих педагогов с завидной сноровкой справились с делом. Кто знает, может, им помогали работники коммунальных и иных родственных служб города. Интересно, как в своей квартире по улице Зевина, неподалеку от происходящего чувствовала себя внучка одного из них – Мешади Азизбекова?
Враз эти “молодцы” расправились и с делом ее деда, и по сути со всеми написанными академиком П.Азизбековой трудами о тех, кого свергали с пьедесталов, на исследование жизни которых ушла научная, профессиональная жизнь историка.
Во всей своей политической неприглядности и профессиональном бессилии бакинская милиция проявилась в те три дня, когда фашиствующие варвары пытались разрушить армянскую церковь.
Ясно, что механизм подготовки и проведения бакинских погромов действовал с помощью преступного Тандема правоохранительных органов, “скорой помощи”, жилищно-коммунальных служб. Удивительно, что ни при каком руководителе республики подобного слияния в мирное время добиться было чрезвычайно трудно. Амбиции, взаимные упреки, “палки в колеса друг друга”, и каждый продолжал действовать словно лебедь, рак и щука, а тут такая слаженность. Во всем блеске и единстве действий работники этих жизненно важных подразделений, тесно связанных с горожанами, показали свой оголтелый фанатизм, армянофобию и низменность чувств и поступков в трагические семь дней. Адреса армян даже с азербайджанскими фамилиями услужливо предоставлялись народнофронтовцам из списков жильцов на получение продуктовых талонов. Милиция сопровождала почти каждый погром, телевизоры, люстры и другие самые ценные вещи из несчастных квартир запихивались в милицейские машины, которые потом уезжали, оставляя погромщиков хозяевами положения. У врачей были свои функции – после Сумгаита следовало с осторожностью и особой осмотрительностью выдавать свидетельства о смерти. Жестоко избитый считался получившим бытовую травму. С оттоптанными пальцами рук и ног, переломанными ребрами и разбитой арматурой головой человек умирал, согласно выданному свидетельству, от гипертонии, диабета или сердечно-сосудистой недостаточности.
Этот трагический перечень можно продолжать. К сожалению, нам не дано оперировать обобщающими цифрами и фактами – их никто не узнает благодаря совместным стараниям этих служб, а также всех компетентных органов соседней страны.
Мы можем назвать лишь некоторые, известные нам из бесед фамилии, имена убитых, избитых и покалеченных в ноябре, декабре и первой декаде нового года в своих подъездах, на улицах, в хлебном и других магазинах, в трамвае, автобусе, на подступах к рынку, у железнодорожного вокзала, на проспекте Ленина, на улицах Низами и Коммунистической… Остается лишь мечтать, чтобы кому-нибудь когда-нибудь пусть через десятилетия (ведь продолжают раскрываться и теперь преступления фашизма во II мировой войне), удалось узнать, сколько же армян скончалось в Баку по вполне мирным (не как в Сумгаите) причинам в последние два месяца 1989 года? Жаль, что уже не будет создан полный документальный мартиролог по Баку, аналогичный изданному в Ереване в конце 1989 года – “Сумгаит… Геноцид… Гласность?” И не потому, что об этом нечего сказать – жертв было не меньше. Просто принятыми соседней республикой мерами не наберется столько документальных свидетельств содеянного. Мы, да и, пожалуй, никто другой не располагаем даже неполным списком всех жертв бакинского геноцида. Многие до сих пор ищут своих безвестно пропавших родственников и знакомых. О них рассказ впереди.
Резня и погромы… Летящие с балконов живые люди-факелы и обугленные трупы на мостовой. Толпа, насилующая двух старых женщин, мать и дочь, прямо на перекрестке двух центральных улиц, под улюлюканье висящих на оконных (школьных!) решетках и деревьях свидетелей, превращающая своих жертв в кровавое месиво ногами, железными прутьями, палками. И многое другое, что человеческий разум не способен понять…
ПО СТРАНИЦАМ ПЕРИОДИЧЕСКОЙ ПЕЧАТИ.
“В лаконичном постановлении по возбуждении уголовного дела по массовым беспорядкам читаем: 13 января 1990 года после 17 часов толпа около 50 тысяч человек, вышедшая с митинга на площади им.Ленина, разделившись на группы, учинила погромы, разрушения, поджоги, насилия и убийства… Что за безымянная “толпа” громила и мародерствовала, насиловала и убивала старух?
Выводы делать преждевременно, однако уже сегодня бросается в глаза одно обстоятельство: среди задержанных нет ни одного бакинца, все они выходцы из районов Армении, НКАО или из блокированного Нахичевани: “еразы” (43).
“15 января в Баку погромы и нападения продолжаются. Всего же в результате столкновений за последние трое суток, по предварительным данным, погибло 33 человека. Однако, эту цифру нельзя считать окончательной, поскольку в Баку проверены еще не все квартиры, где побывали погромщики…”(44).
“16 января в Баку были выявлены 64 погрома квартир, в которых проживали армяне… В Ленинском районе столицы республики обнаружены четыре обгоревших трупа, которые пока не опознаны. За минувшие сутки были освобождены 30 армян-заложников” (45).
“17 января в Баку совершено 45 погромов и поджогов жилых домов” (46).
“Кто мог, например, оставаться равнодушным в те январские дни при известии, что в ходе армянских погромов в Баку разъяренная толпа разорвала в буквальном смысле слова человека на части и его останки были брошены в контейнер для мусора” (47).
“Это живому смерть страшна в любом обличье. Но умирающему под изощренными, медленными пытками смерть кажется неслыханным блаженством. “Она резали по кускам, – рассказывает мне женщина-азербайджанка о своем муже-армянине, – он кричал: “Убейте”, и я, связанная, кричала: “Убейте, убейте скорее!” Просила убить мужа. Говорит она с гримасой, заменяющей плач. Никто из московских поклонников “бакинской революции”, распространяющих фотографии несчастных, убитых при вводе войск в Баку, не набрался мужества взглянуть в глаза этой женщине. Никто из них не пошел в больницы, где умирают старики с отбитыми почками, женщина, изнасилованная до разрыва внутренностей. А ведь больницы ближе, чем Баку” (48).
“… После кровавых погромов, завершившихся 15 января уже при разных обстоятельствах, даже по официальным данным, было убито около полутораста жителей Баку” (49). (Эту цифру привел народный депутат СССР В.Челышев. Видимо, в силу своего статуса он имел право доступа к чрезвычайно секретным официальным данным. У нас нет выбора, и потому мы воспроизводим ее. Естественно, сюда не входят скончавшиеся от побоев и травм в больницах Еревана – И.М.)
“В Душанбе все было куда менее организованно, чем в Баку. Менее страшно и кровопролитно, чем в Фергане и Сумгаите” (50).
Уже после ввода войск в Баку, повлекшего за собой новые человеческие жертвы, с которых в соседней республике ведут отсчет трагическим событиям в январе, М.С.Горбачев, разъясняя необходимость этой акции, в выступлении по Центральному телевидению 24 января охарактеризовал происшедшее следующим образом: “Особенно трагический характер эти события приобрели в Баку: погромы, убийства, изгнание из своих жилищ за пределы республики ни в чем неповинных людей… Так дальше продолжаться не могло. Наряду с глубоким состраданием к невинным жертвам в стране нарастали гнев и возмущение преступными действиями, фактами жестокого насилия и вандализма, попрания законов” (51). Итак, оценка событиям была дана.
Но войска опоздали. Все, что могло случиться – случилось. Воинские подразделения в условиях вакханалии семи дней, связанные по рукам и ногам всевозможными законами и инструкциями, оказывали пострадавшим, если можно так выразиться, лишь косметическую помощь. И многие тогда задавались вопросом: почему так поздно? 15 января на Пушкинской площади впервые армяне-беженцы из Баку на митинге обратились к русскому народу с просьбой о помощи против погромов и резни.
18 января в Доме Культуры на Волхонке в Москве состоялся организованный Московским городским обществом армянской культуры (МАКО) митинг протеста, где представители московской общественности выразили свое возмущение и тревогу по поводу погромов и других варварских акций против армян в Баку. Там адресовались вопросы участвующим на митинге официальными лицам – заведующему сектором межнациональных отношений МГК КПСС В.Кузенкову и сотруднику отдела межнациональных отношений МВД СССР, подполковнику Э.Рязанову – почему уже шестой день не объявляют чрезвычайного положения в Баку, почему не дается политическая оценка этим событиям, как в свое время Сумгаиту, почему бессильна гласность в данной ситуации – не непредсказуемой, а именно заранее предсказанной с трибуны 1 съезда народными депутатами СССР и Азербайджана?
Войска традиционно опаздывают туда, где льется кровь ни в чем неповинных людей. В этой связи хочется процитировать слова из статьи В.Старосельского “Кавказская драма”, написанной в связи с армяно-азербайджанской резней на нефтяных промыслах Баку в феврале 1905 года и опубликованной в 1906 году: “Посылаемые вовремя (!) войсковые отряды обыкновенно прибывали на театр действий и приступали к прекращению резни тогда, когда участие их могло причинить мирной части населения больше вреда, нежели пользы” (52). Комментарии, как говорится, излишни. Сейчас, спустя 92 года, эти слова звучат актуальнее написанных или сказанных сегодня.
Но вернемся в погромные дни. События ввода войск и его последствия, как уже говорилось, описаны в “Черном январе”. И не вина, а беда его составителей в том, что эти издание больше походит на рекламный проспект, нежели на книгу глубокой скорби. С такой готовностью, литературными изысками в предисловии и богатейшим фотоматериалом выплеснуть миру свое личное горе через две недели после случившегося! (сдано в набор 7 февраля)? Можно было, конечно, работать ночами: бригаде под квалифицированным, высокопрофессиональным руководством академика А.Ф.Дашдамирова не привыкать трудиться подобным образом. Но одно дело – во дни торжеств, приемов Л.И.Брежнева, подготовки статей Алиева в журналы “Вопросы философии”, печально известного интервью “Пусть справедливость верх берет!” в “Литературной газете”, проведения Всесоюзных научно-практических конференций по нравственному воспитанию, интернациональным и прочим традициям. А тут горе, когда законами всех народов предусмотрены тихие 40 дней поминовения. Но очень торопились составители, пытаясь заставить мир забыть то, что предшествовало вводу войск. И получилось кощунственное смешение формы и темы.
В издании, отпечатанном на типографской бумаге № 1 высокой печатью, с красно-бело-черной лакированной обложкой, несмотря на профессиональный подбор исполненных по высшему уровню траурных фотографий, нет места смятению чувств, настоящему горю, по крайней мере, со стороны его составителей. Хотелось бы также знать: где, в каких запасниках находились камеры бакинских фотомастеров Я.Халилова, Ф.Хайруллина, Ф.Рзазаде, М.Шарифова, О.Литвина и других 13-19 января? Их оставили равнодушными погромы, убийства бакинских армян? Или они были заранее информированы о строжайшем запрете на тему? Да, лишь “высокой” моралью и глубоким “интернационализмом” можно объяснить тот нонсенс, что в одном и том же городе одни трупы фотографировались с разных точек, и торжественно, как положено, предавались земле, другие – всего лишь неделей раньше – бесследно исчезали, или, расчлененные, запихивались в мусорные контейнеры, сжигались, топились в нечистотах…
Другой буклет (?!) “Трагедия длиною в два года” (фотохроника событий) без всяких натяжек и попыток что-то скрыть выпущен как рекламный проспект, фотоальбом. Те же фотографии, что и в предыдущей книге, некоторые только в этом издании под разным ракурсом помещены дважды. Не можем указать страниц, ибо они в этом уникальном альбоме, хладнокровно расторговывающем горе своего народа, не обозначены, зато цена есть – 1 рубль, хотя, в основном, он, как и “Черный январь” стоимостью 2 рубля 50 копеек, эмиссарами республики вне нее раздавался бесплатно.
Читайте, смотрите! А чтобы не очень восстанавливать против себя т.н. “русскоязычное” население страны, а попросту русских в Москве, Ленинграде и других регионах, где живут азербайджанцы – везде в роли главного виновника событий выступает Армения. Вошедшие в город войска оказались, по авторитетному мнению составителей пропагандистского издания, опять же ведомыми “сатанинской” силой. Но эта песня стара: в Сумгаите армяне тоже сами себя резали, с этой целью был использован уголовник, который собственными руками убил пятерых армян. (Одни азербайджанские ученые остановились на цифре – четыре, другие утверждали – шесть).
Вообще, просматривается устойчивая тенденция: вытаскивать любыми средствами уголовников и других паразитирующих типов, которым уготована безнравственная миссия олицетворять армянский народ. Так и на одном из ранних митингов в Баку срочно обнаружилась армянка (паспорт демонстрировался всем собравшимся), которая громче других, чуть ли ни в одиночку призывала убивать… армян. А рядом стояли интернационалисты-азербайджанцы и, возмущаясь, ее разоблачили. Остается только догадываться, какими методами и в обещание за что заставили кликушу с площади исполнить свою провокаторскую роль.
Еще один штрих к портрету тех, кто вдохновлял погромы армян, фальсифицируя то, что произошло в Баку. Один бывалый журналист договорился до того, что бакинский ад семи дней придумали армяне с целью начать очередную волну протеста с раздирающими криками о геноциде, которому подвергается “многострадальный армянский народ”. (53) К сожалению, это не горячечный бред и не упражнение несмышленышей, а вполне официальная версия, позже сформулированная в статье “Карабахский кризис: “эффект” кадровой политики” кандидатом исторических наук, бывшим помощником А.Везирова, – Р.Агаевым “Руководству Азербайджана удалось обеспечить в течение двух лет безопасность большей части армянского населения. Бесчинства (!) января 1990 года и последовавший отток (!) были вызваны уже общей нездоровой обстановкой и возросшей агрессивностью армянского общенационального движения” (54). Оказывается, всего лишь долготерпению и умелому организационно-политическому руководству власть придержавших везировых и иже с ним обязаны бакинцы тому, что их не убили, не выгнали, не ограбили раньше, два года назад, как только армянское население Нагорного Карабаха изъявило с помощью мирных демонстраций и митингов о своем национальном самоопределении.
“Мы не должны допустить очернения имени нашего народа. Кровопролитие не наш путь”, – чего в этих словах обращения Бакинского горкома партии к бакинцам в день, когда еще шли погромы, больше – желания скрыть содеянное или лицемерия? Чей путь – кровопролитие, организованное и оставшееся безнаказанным в Сумгаите, а теперь повторившееся с еще большим размахом в столице?
Слова обращения, сопроводив его собственными комментариями, повторил по телевидению вечером 16 января первый секретарь Бакинского горкома партии, когда уже вовсю по улицам города гнали пешком или везли в автобусах к паромной переправе ограбленных, избитых людей, когда разбой проводился полностью под эгидой милиции, которая обязательно присутствовала во дворах и домах, где находились квартиры, помеченные знаком страшной беды. Случалось, они заходили в сопровождении грабителей в жилища под видом участия в акции “спасения” и депортации, спокойно взирая на действия подонков, даже подогревая их. Точнее, так происходило везде – и об этом расскажут ниже очевидцы событий.
А бюро ЦК Компартии Азербайджана боролось с хаосом привычными методами – проводило заседания. В соответствующем победительно-непререкаемом постановлении, выполненном привычным громыхающим потоком заезженных в годы застоя стереотипов с поправкой на ситуацию, отмечалось: “В ходе беспорядков и бесчинств, спровоцированных в Баку 13 января, произошли трагические события. От рук преступников погибли люди, главным образом – армяне, имеются десятки (!) раненых. Совершены погромы жилищ. Правоохранительными органами задержаны лица, подозреваемые в совершении актов насилия. Ведется расследование”. И совсем уж риторически прозвучала дилетантская в кровавые дни сентенция: “Посягательство на честь, достоинство и жизнь не может быть ничем оправдано, несовместимо с моралью, гуманистическими традициями азербайджанского народа” (55). О традициях поговорим позже. Лишь потому, что они стараниями услужливых историков и заказывающих соответствующую музыку политиков оказались похороненными, хорошо забытое старое показалось кому-то в январе 1990 года новым. Но такое уже было.
В умении похоронить правду некоторые деятели соседней республики – большие мастера. В этом же официальном документе ЦК говорилось о собраниях трудовых коллективов, на которых решительно осуждались действия преступных сил. Где это происходило? Какие трудовые коллективы в эти дни работали? А об осуждении действий преступных сил и говорить нечего – они в упор не замечались тогда, о них тем более не помнят и сейчас.
В таком же ключе проходил чрезвычайный пленум Бакинского горкома партии, в котором приняли участие кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС Председатель Совета Союза Верховного Совета СССР, ныне министр иностранных дел России Е.Примаков, секретарь ЦК КПСС А.Гиренко. Там были фразы поконкретнее: пришлось-таки констатировать акты насилия и вандализма, которые “позорят честь и достоинство бакинцев, бросают тень на азербайджанский народ” (56).
Все выступившие на пленуме партийные работники, ученые, ректоры вузов, рабочие в унисон больше и дольше всего говорили о первопричине случившегося – нерешенной проблеме НКАО, беженцах из Армении, нередко (язык партийного документа) озлобленных. Таким образом партийный актив волей-неволей оставлял в самые кровавые дни за подонками право на продолжение убийств! Тогда к чему эти беспочвенные призывы по пресечению всего лишь безответственных (так они квалифицировались собравшимися) действий. И такая поощрительная политика не замедлила дать свои результаты.
Из сообщения ТАСС: “19 января за истекшие сутки (именно те, во время которых проводились высокие собрания, – И.М.) , вновь имели место бесчинства и погромы, повлекшие за собой человеческие жертвы”.
Лицемерие, желание скрыть правду, а сейчас, спустя 8 лет, и почти полное ее захоронение руководило политиками соседней республики в те страшные дни. Позднее наметилась тенденция – опережать возможные обвинения и действовать априори – постановлениями, решениями, информациями с пометкой ТАСС-Азеринформ, сочиненными в благословенном “интернациональном” городе. Все эти большие и малые документы проходили апробацию в тиши уютных кабинетов с видом на море. В здании, перед которым уже не собирались с угрозами и не возводили виселиц, где расположилось руководство, у которого, говоря словами первого секретаря ЦК КП Азербайджана А.Муталибова на пленуме ЦК КПСС 6 февраля 1990 года, теперь велик стыд за проявленную беспомощность. По праву оратор взял часть вины на себя.
Однако, вернемся к наметившейся тенденции – опережать события и покажем ее роль и значение на одном примере. Здесь уже велась речь о “славной” бакинской милиции, конкретных примерах “интернационализма и верного служения закону”. Так вот, думаете, она осталась безнаказанной? Ошибаетесь. 10 марта 1990 г. Бюро ЦК КП Азербайджана рассмотрело этот вопрос. Был заменен министр внутренних дел А.Мамедов другим, более “достойным” М.Асадовым. Под его председательством в мае состоялось расширенное заседание коллегии МВД республики, обсудившее причины серьезных недостатков в работе аппарата министерства, органов и подразделений внутренних дел по обеспечению правопорядка и законности, рассмотрены меры по их преодолению в свете вышеупомянутого постановления.
Как говорят в народе, каждой сестре досталось по серьге. Розданы выговоры, строгие и простые, указания и пр. Начала по традиции подбираться новая команда руководителей правоохранительных органов. Принцип раздачи наказаний совершенно непонятен. Неужели в Наримановском районе было меньше погромов, вандализма и насилия, чем в Насиминском, где полковник милиции В.Адыгезалов освобожден от занимаемой должности, а его коллега в соседнем районе В.Новрузов получил всего лишь строгий выговор и совсем обойденными вниманием в постановлении оказались руководители этой службы в районах – Октябрьском, имени 26 бакинских комиссаров.
По инициативе трети депутатов 21 января 1990 года после ввода войск в Баку собралась Чрезвычайная сессия Верховного Совета республики, в которой участвовали также представители народного фронта Азербайджана и других неформальных организаций. Уже тогда высокое собрание посчитало, что многочисленные жертвы среди мирного населения города появились только с вводом войск. Можно ли было ждать от республики последующего объективного освещения и анализа событий 13-19 января, если всего лишь через день – другой после них ее высший законодательный орган даже не счел нужным просто констатировать факты первых январских жертв?
Прошедшие годы показали твердость и непреклонность соседней республики в непризнании самого факта резни. Русский писатель Игорь Волгин писал: “Если бы после резни, учиненной в Сумгаите, были незамедлительно приняты гласные, решительные меры и – не побоюсь этого слова – беспощадные меры, мы не имели бы сейчас хронического межнационального террора. Карабах, Фергана, Новый Узень, Баку, Ош – следующим будешь ты. Погромщики ощущают свою безнаказанность, ибо, толкуя об “объективных” причинах, мы как бы полупризнаем их право на кровавый кураж” (57). Более конкретно выразился известный поэт Давид Самойлов. В своем дневнике 18 января 1990 года он коротко записал: “Потрясает дикость Азербайджана. Мысли только об этом” (58).
Не записывать моментально во враги человека, реакция которого вполне адекватна происшедшему, а вдуматься в его слова – таков путь к покаянию.
Советы всезнающему соседу, естественно, бесполезны. Тем не менее рискнем дать один, который к тому же заимствован с нейтральной территории и вобрал в себя опыт, не имеющий никакого отношения к армянскому. Пусть он будет просто напоминанием. В Иерусалиме есть Стена Плача. Здесь, рассказывают жители этого города, первый канцлер ФРГ Конрад Аденауэр встал на колени, и, плача, просил прощения у еврейского народа за грех немецких фашистов, представляющих его народ. Заметьте, не пытался объяснить злодеяния своих соплеменников состоянием войны, во время которой, естественно, пряников не раздают, и драконовы законы которой способны списать все. Ничего не говорил о “заслуженной” евреями каре. А просто просил прощения. Стоя на коленях. И правы те, кто считает: в те мгновения, когда он преклонил колени, его родина встала с них. И до сих пор у “детской стены” в одном из многочисленных христианских храмов в Иерусалиме сдержанные, рациональные немки плачут так же, как более эмоциональные туристы из Италии, Франции, СССР. И не стыдятся своих слез. И не сетуют на то, что долго помнится зло.
Их родина, опозоренная и нищая после Второй мировой войны, перед всеми виноватая и всеми проклинаемая, встала на обе ноги, восстала из пепла и руин, построила общество, горячее желание приобщиться к свободному, творческому духу которого заставило восточных немцев буквально прорвать Берлинскую стену. Вдохновители погромщиков Сумгаита и Баку пытаются увести их от какой-либо даже моральной ответственности за содеянное, нанося тем самым необратимый вред собственному народу.
Как его, безусловно, нанес своими словесными излияниями, по сути предпогромной программой невежда в обличии одного из идеологов НФ, сотрудник института литературы АН Азербайджана Гамид Херищи в интервью с литовскими журналистами А.Аджубалисом и А.Зданавичюсом. (Заметим, что по времени интервью было дано, когда еще была общая страна и до погромов осталось несколько месяцев. Сейчас, естественно, взгляд на развал страны у горе – ученого прямо противоположный):
Мы не рассматриваем даже возможности выхода из СССР, так как для нас это был бы выход из тюркского единства. А вот возможный выход прибалтийских республик был бы нам выгоден: на три европейских христианских народа будет меньше. Это усилит мусульманское влияние в Советском Союзе…
Мусульманам не выгоден развал СССР и, тем самым, распад тюркского единства. Азербайджан, Киргизия, Казахстан, Башкирия, Поволжье, Татария, Якутия, Туркмения, Крым, Северный Кавказ – это все тюркские земли. И мы не намерены никому их уступать…
… Тюркские народы живут значительно хуже, чем вы, в Прибалтике. У вас рай по сравнению с нами. Пройдите километр по узбекской земле и успеете прочувствовать трагедию, ощутить, какой гнев в народе зреет. 25-миллионный народ дошел до предела. А казахский?
… Когда я говорю с казахами, киргизами, я иногда плачу, хотя я – человек не сентиментальный, жестокий человек. Я люблю правде в глаза смотреть. Этому нас наша религия учит, наш тюркский характер – надо быть мужчиной в любом случае. Я был в Ферганской долине, Ашхабаде, Казани, Ташкенте, у меня нет сил описать увиденное там. Они сотворили ад из наших земель. Предприятия плохие, условия вредные. А посмотрите на заводы в Иваново: чистота, порядок, путевки профсоюзные на отдых, женщины в халатиках. На нашей шее сидят, на узбекском хлопке работают. Но однажды мы возьмем их за горло: “Что, хорошую жизнь себе устроили? А посмотрите, как наши женщины работают в 40-градусную жару, когда даже собака ползет в тень, а люди – под палящим солнцем!”
…Да, в нашей борьбе есть элементы джихада (араб. – война за веру, предписанная Кораном. (Ред.): всем миром собраться, поклясться, что будем стоять до конца, что если мы проиграем, то лучше нам и не жить на свете. Но это русским кажется, что азербайджанцы вот-вот объявят джихад. Нет пока надобности в таком модном оружии, когда все от мала до велика, и женщины тоже, идут на бой, а погибнув, по нашей вере, попадают в рай. Можно пользоваться более мирными, демократическими мерами воздействия. Это, например, блокада дорог, железнодорожных, прежде всего, экономическое эмбарго. Обратите внимание на то, как наша борьба напоминает борьбу арабского народа с Израилем: скажем, нефтяное эмбарго у них и у нас (мы его объявили и Грузии, и Армении, и России). А если мы определим проблему и глобализируем ее как конфликт христианства и мусульманства, что будет тогда? Это армяне ищут помощи извне: направили письма в ООН, Папе римскому, американскому конгрессу. А мы, согласно нашей религии, надеемся только на себя. Хотя знаем, что за нами стоит весь исламский мир, Иран, Турция.
… Вообще, Запад склоняется к своему закату. А возрождение идет с Востока. В некоторых арабских государствах создан рай на земле. В Иране, например, уровень жизни значительно выше европейского. Я был в этой стране и видел, какая у народа ответственность перед родиной и искренняя религиозность. Если развитие мировой истории пойдет так и дальше, думаю, лет черед двадцать картина очень изменится. Сейчас подняли истерику вокруг Армении. Но обратите внимание, ее поражение совпало с поражением всех христианских сил вообще” (59).
Комментарии к этому доморощенному “теоретическому” раскладу, нам кажется, совершенно излишни. Каждый народ выбирает сам себе и героев, а в наших условиях и тех, кто ими будет руководить.
Сейчас, когда прошло почти десять лет со времени этих откровений, не проясняют ли они то, что происходит в Чечне? “Чума” охватывает все новые жизненные пространства. Сгоняет людей с насиженных мест. Кто услышал после погромов голоса истинных интеллигентов? А ведь они могли быть полезными при предупреждении многих несчастий на постсоветском пространстве в девяностые годы уходящего века. Вот они.
Е.Боннэр: Почему страна не видела по ЦТ фильм о Сумгаите? Почему мы не знаем, были ли осуждены участники погромов в Сумгаите, Баку и в других местах? Кто и где их судил? Почему телезрителям не были показаны суды? Почему были арестованы после землетрясения члены комитета “Карабах”? – единственные люди в республике, которым доверял народ? Почему, когда были почти миллионные антиармянские митинги в Баку из-за того, что армяне якобы вырубают священную рощу в Топхане, стране и Азербайджану не показали это место? Все бы увидели, что никакой рощи нет (и не было никогда) (60).
А.Кибрик: Совершенно недопустимо объяснять внутриазербайджанские события нагорно-карабахским кризисом. С точки зрения сумгаитского или бакинского погромщика, эти два ряда событий, разумеется, связаны непосредственно: за гражданские требования армян Карабах должны ответить их соплеменники ,находящиеся здесь, под рукой. Но можем ли признать такую логику оправданной мы? С точки зрения любого нормального человека, не одержимого средневековой идеей “коллективной ответственности”, эта логика совершенно чудовищна. Особенно если учесть, что многие бакинские армяне давно обрусели, чувствовали себя частью надэтнической бакинской общности и не принимали близко к сердцу карабахский вопрос. Итак, говоря о погромах 1988-1990 гг. никак не возможно апеллировать к их карабахским истокам. А ведь, казалось бы, режет глаза несомненный факт: массовые и неоднократно повторяемые погромы и убийства мирных граждан происходили в Азербайджане (подчеркнуто нами, – И.М.), а в Армении ничего подобного и близко не было!” (61).
Ю.Рост: Страна помаленьку вырабатывает защитительные эвфемизмы. вместо слова “геноцид” кто-то употребит “проявление межнациональной розни”, вместо расистов – “хулиганствующие молодчики”, вместо организованного властями воинствующего национализма – “силы, которым выгодна дестабилизация общества”, вместо партийных руководителей с именами спровоцировавших массовое убийство – таинственный “партаппарат”… (62).
Демократическое движение в Армении не ответило “сумгаитом” на “сумгаит”. Этот факт, что представляется весьма симптоматичным, был признан всеми участниками (63) международной конференции “Общество и история Закавказья”, проведенной Центром восточных и африканских исследований при Лондонском университете летом 1990 года. На фоне такого признания, естественно, малоэффективными были пропагандистские потуги членов азербайджанской делегации (об одной представительнице, члене правления НФАз Лейле Юнусовой мы выше рассказали), особенно академика А.Дашдамирова, продемонстрировать, во-первых, демократический (на крови?) характер изменений, происходящих в соседней республике, а, во-вторых, гуманистическую (через погромы и убийства?) линию поведения азербайджанского народа.
Конечно, история знает примеры, когда выгода, говоря словами Л.Карпинского, иногда щеголяет в костюме истины. И насилие над людьми – вторично, оно вытекает из насилия над историей. Бакинские армяне, как и все, кто жил в Азербайджане, стали заложниками исторического беспамятства, закамуфлированного в яркую обертку “ленинской дружбы народов”. Но правда необходима.
Когда всматриваешься в ужасные фотосвидетельства погромов, насилия, вакханалии, избитых до полусмерти, в основном, пожилых людей, детей и женщин, слушаешь их сбивчивые монологи, вчитываешься в документальные материалы, акты судмедэкспертиз, то слова исчезают. Кто? Зачем? Но даже при предположениях параноиков о причастности…. Гдляна и всего мирового армянства, внутренней и внешней диаспоры к этим варварским акциям, нельзя ни на минуту забыть, что все это происходило в Баку, причем, повторимся, не в первый раз, и проделывали подобное представители самого “миролюбивого”, “гуманистического” народа. Альтернативы здесь нет и не может быть! И национально-освободительным движением, “всплеском” национального самосознания азербайджанского народа погромы 1988-1990 года в соседней республике никак не назовешь.
Народный фронт не мог не знать, что его именем совершается насилие. Грабежи, издевательства в квартирах – это первый этап. Второй этап, обозначенный иностранным словом – депортация, чем впоследствии на международных конференциях, в печати, чрезвычайно гордились члены этой организации, выглядел также безнравственно и сопровождался грабежами и насилием. Впереди – рассказ о том, как гнали, словно скотину, людей на паром, и впихивали их в количестве, в четыре-пять раз превышающем возможности этого транспортного средства. Хотя было в том и доброе знамение. В январские студеные ночи в не менее холодные дни таким образом легче согреться. В каюты же, по милости других “интернационалистов” и “гуманистов”, попадали лишь те немногие, кто мог оплатить столь “комфортный” проезд после пристрастного досмотра на берегу, на дальних и ближних подступах к парому, “доблестных” молодчиков, именующих себя представителями народного фронта Азербайджана. И ставки были по тем временам немалые – от 25 до 150 рублей.
Именем народного фронта людей загоняли в кинотеатр “Шафаг”, где те же мобильные ребята из той же структуры, в специальные ящики у входа бросали отнятые у них деньги, сберкнижки и драгоценности. А блокада аэропорта? Кто наращивал боевые силы в городе, создавая группы, мобильно перебрасываемые с различных концов города? Перед ними пасовали властные структуры, не говоря уже о правоохранительных органах. По воспоминаниям Гарри Каспарова, отъезд которого и последующая охрана его квартиры обеспечивались сотрудниками КГБ, даже представители этого всесильного, могущественного в советской стране монстра вынуждены были лавировать, придумывать различные ситуации, чтобы не вызвать гнев НФ и одновременно вывезти из бакинского ада с наименьшими нравственными, физическими (там были и больные, и старики) потерями чемпиона мира, его родственников и знакомых.
У одного из лидеров НФ Этибара Мамедова шли, как выяснилось, личные переговоры не только с потерявшими власть местными партийными лидерами, но и посланцами центра – Е.Примаковым и А.Гиренко, а также с генерал-майором В.Соколовым. В последнем случае Мамедов выступал как “командующий” и отклонил предложение генерала о разблокировании военных городков, гражданского аэропорта, работа которого, как уже говорилось и в дальнейшем повествовании не раз подтвердится многочисленными свидетельствами, полностью находилась во власти НФ.
Народный фронт окольцевал и бакинскую бухту для заграждения фарватеров. Вспоминает генерал-майор В.Г.Провоторов:
“В этот же период был полностью блокирован фарватер для выхода кораблей ККФ судами Каспнефтегазпрома (Каспморнефтефлота, – И.М.), действия которых управлялись с теплохода “Оруджев” (64), где базировалось руководящее ядро НФАз, его “штаб”. Последний, используя судовую радиостанцию, четко реагировал на все изменения в обстановке и отдавал соответствующие распоряжения (65).
Но этого мало. С судов “Водолей-4″, “Нефтегаз-30″, “Сухона” и других пятидесяти единиц велся автоматно-пулеметный огонь. Слово А.Лебедю: “В 7.05 с моря подошло судно “Нефтегаз”, развернулось бортом метрах в 250 от берега и человек 15-17 автоматчиков открыли по полку огонь. В первые секунды были тяжело ранены сержант и рядовой. Сержанту пуля попала в спину, в район поясницы, правее позвоночника, и проникла в брюшную полость. Сержанту в госпитале отмотали метра полтора кишок, но он остался жить. Рядовой получил через каску слепое ранение головы. Слепое – это когда входное отверстие есть, а выходного нет. Слепым-то оно стало, наверное, потому, что через каску. Через месяц солдат, не приходя в сознание, скончался в госпитале” (66).
Многие факты подтверждают, что на “совести” НФ Азербайджана преступления и такого рода, что руки у его представителей по локоть в крови не только армян, но и русских.
На русских парней в Кировабаде (ныне Гянджа) катили многотонные грузовики, позднее врачи – представители того же “супермиролюбивого” народа не захотели оказать им необходимую медицинскую помощь. В совершенно “спокойном” и “тихом” Агдаме такие же “миролюбивые” люди хладнокровно ковыряли отверткой в израненном теле другого русского парня и садистски издевались над его товарищами, о чем было рассказано на страницах газеты “Правда”. Жаль, что главное партийное издание страны умолчало о местонахождении в эти страшные минуты воспетого русским поэтом на весь мир миролюбивого платка Хураман Аббасовой, уважаемого аксаккала города, народного депутата СССР.
Кстати, А.Лебедь также подчеркивает, что во время погромов, правда, в значительно меньшей степени досталось не только армянам. “Ловили и смертным боем били армян, заодно евреев, осетин, грузин и всех, кто в той или иной степени был на армян похож. Били, что называется, по лицу, а не по паспорту” (67).
Сейчас, спустя годы, отчетливо прослеживается устойчивая тенденция провокаторства, фарисейства, лицемерия, злонамеренной фальсификации событий со стороны всех, кто имел к ним отношение. Самое невинное – беспамятство. На эта “невинность”, как известно, необратимой черной дырой способна обернуться в ХХI веке. И наш труд, тесно наполненный многочисленными свидетельствами, фактами, документами, думается, не позволит этому случиться. Нельзя обойти молчанием случаи провокаторства и фальсификации. Эмиссары НФ усиленно рекламировали себя защитниками демократических ценностей. 14 из них ненадолго арестовали после январских событий в Баку и поместили в следственный изолятор КГБ в Лефортово с предъявлением обвинения в разжигании межнациональной розни и организации массовых беспорядков. Среди них популярные тогда в республике лидеры НФА Этибар Мамедов и Рахим Газиев. Тогда пресса писала, что в Азербайджане по аналогичным обвинениям арестовано около 250 человек. Их число, по свидетельству печати, росло, и в Сабирабаде был арестован лидер местного отделения НФА Курбан Мамедов. (68) За несколько часов до ареста, на пресс-конференции в постпредстве Азербайджана Этибар Мамедов вещал собравшимся о том, что он не раз обращался к тогдашнему министру внутренних дел республики А.Мамедову с требованием привлечь отряды НФ для наведения порядка в Баку (69). Эти смехотворно-лживые, беспомощные “откровения” “национал-патриота”, увы, не смешны. Еще живы свидетели того, как все акции вандалов на территории брошенного на закланье города проводились именем народного фронта. В том числе, вывоз с улиц и площадей на специальных грузовиках и автобусах в только им известном направлении, трупов изнасилованных, обесчещенных, поруганных, сожженных и разрубленных на куски армян. Именем народного фронта, и только им действовали те, кто врывался в квартиры, грабил, сжигал, убивал, гнал к морю мирных горожан.
Это во время ареста в Москве с помощью легковерной, падкой на сенсации, юной демократической прессы разваливающейся страны, пикета “голодающих” у гостиницы “Россия”, протиражированного ЦТ, они вдруг стали “узниками совести”. Надеюсь, материалы этого труда изменят с точностью до наоборот это никак не стыкующееся с реальностью мнение. Позволю себе присоединиться к вопросам московского лингвиста Андрея Кибрика:
1. Если НФАз – демократическая организация и притом настолько сильная, что к 19 января чуть ли не захватила власть в Баку, почему она 13 января и в последующие дни допустила массовые погромы? Неужели она так усилилась именно за последние шесть дней?
2. Нет ли подозрительного единства целей в действиях погромщиков и НФА (даже если это не одно и то же)? Одни армян убивают, а другие “эвакуируют”, или, лучше сказать, депортируют. Не лучше ли было бы такой могущественной организации, которая может контролировать весь Баку, обратить усилия на защиту своих сограждан без их депортации?
3. Почему НФА в течение двух лет громогласно не отмежевался от “сумгаита”?
4. Почему нынешние беженцы из Баку в один голос называют именно НФА как организатора погромов и утверждают, что они были спокойны за свою жизнь, только когда в Баку существовало особое положение?
5. Почему демократический НФА стал захватывать власть столь недемократическими средствами? (70)
Трудно не согласиться и с выводом ученого о том, что “эти вопросы ставят под сомнение существование хоть сколько-нибудь значительной демократической компоненты в НФАз, его непричастность к геноциду и независимость от коррумпированных структур существующей власти”.
Беженцы из Баку не могут заковать свои эмоции в столь научный вывод. Они выражаются проще. И их можно понять. Потому что “демократическая” машина, пущенная народнофронтовцами с вполне “гуманистических” высот, проехала грузовым тяжеловесом по их судьбам, безжалостно вырвала из привычной среды обитания, лишила крыши над головой и даже права на ностальгию, пустила под откос всю прожитую жизнь. Они были без особых раздумий и угрызений совести отданы на растерзание толпе. За это кто-нибудь когда-нибудь ответит? Тут уместно вспомнить слова народного депутата СССР А.Воробьева, сказанные им вскоре после событий: “Только давайте без дураков: не надо обвинять безымянных армян, что будто бы они сами себя резали, или первыми начали, или сами бросались из окон, сами заблокировали железную дорогу (как это утверждал один гражданин на предпоследнем Съезде народных депутатов)… То, что происходит в Армении – не “внутреннее дело СССР”, а всемирная беда. Мир людской должен, наконец, заявить, что он больше геноцид не допустит и не позволит” (71).
Бесконечные провокации и фальсификации, высокая стена умолчания помешали миру узнать и вникнуть в суть ада бакинской мясорубки. По части создания провокации с априорными сообщениями центру об их начале вдохновители бакинских погромов – большие мастера.
В связи с этим вспоминаются откровения одного руководящего лица о том, как Везирову и тогдашнему секретарю Бакинского горкома партии Мусаеву удалось с помощью соответствующих служб предотвратить в Баку в первой половине 1989 года жуткую антиармянскую акцию, круто замешанную на крови собственного народа. В нескольких местах города, в основном, на его рабочих окраинах – Кировском, Карадагском, Ленинском намечалось одновременное убийство многодетных семей коренного населения. Уже были намечены жертвы: в каждом районе по семье. Случись такое, и резня армян в Баку состоялась бы на год раньше. На радость радетелям народа и вдохновителям последующего армянского геноцида в самой “миролюбивой” и “гостеприимной”, что не уставала тиражировать советская пресса, республике Союза ССР.
Другой пример уже большей по масштабу провокации приводит А.Лебедь. Было это до погромов, но в тяжелейший для тех заложников-армян, что еще оставались в городе, период. Эпицентром предпогромных событий, эффективно, со стопроцентной точностью влияющих на гнетущий, тяжелый климат в городе, была площадь Ленина.
На ней рождались большие и малые провокации, сгонялись с трибуны по колебанию пальца полуграмотного Н.Панахова известные люди, академики и другие представители элиты республики. Трудно забыть, как ночью в канун погромов, этому главному герою площади предоставили возможность надолго занять телевизионный экран. Ненависть, злоба, ничем не прикрытая агрессия – все было до боли знакомо и уже печально привычно. Новыми, неожиданными стали лишь рассуждения о почти утонувшем в собственном бессилии Везирове, о том, что его, как руководителя, необходимо уважать:
– Кто хоть раз назовет его Везиряном (повторюсь, что один из любимейших лозунгов толпы был “Обезьяна Везирян – вон”!), тот станет врагом нации, – брызгая слюной, в запале кричал с экрана неудавшийся садовник.
Но вернемся на центральную площадь столицы. Декабрь 1988 года. А.Лебедь точно передал флюидами распространявшееся вокруг нее ощущение тревожного ожидания чего-то непоправимого, тягостного, угрозы насилия, концентрация которой катастрофически возрастала. Было и другое – антисанитария. Кормили удобно расположившихся борцов за национальную идею прекрасно, вереницы грузовиков, переполненные до отказа продуктами, шли туда со всей республики. Понятно, что о существовании переносных биотуалетов никто из них не знал, окрестные кусты и земля под ними служили этой цели. Кроме того ночами на площади жгли костры: дымился шашлык из доставленных с Апшерона и горных местностей баранов, а также для согрева в помощь спирту и наркотикам. Было принято решение в ночь с 3-е на 4-е декабря силами дивизии им.Дзержинского очистить площадь. Вверенный А.Лебедю район прилегал к району 26 бакинских комиссаров, и потому комендант Насиминского района непосредственно участвовал в блокировании района прочески. Он рассказывает: “Находящимся на блокированной площади людям неоднократно в течение часа предлагали оставить ее пределы с гарантией неприкосновенности личности и указывали маршруты и проходы. Плотные шеренги рослых, одетых в бронежилеты и каски, с щитами и дубинками дзержинцев подействовали отрезвляюще, и подавляющее большинство людей через указанные проходы покинули площадь. Большое значение, на мой взгляд имело то обстоятельство, что за сутки до этого из суммы, собираемой на нужды народного фронта, какой-то “сокол” или “соколы” умудрились украсть полтора миллиона рублей. По тем временам это была сумма! Поиски воров ни к чему не привели, и толпа, по которой быстро расползся слух о таком колоссальном хищении, была морально сломлена. Осталось человек 800 самых непримиримых… Все оставшиеся были арестованы, никто там никого не убивал. Нескольким самым ретивым досталось дубинкой по тому месту, где спина теряет свое благородное название… Была подана большая колонна автобусов. Операция по очистке проводилась с трех до четырех утра. К 5 часам все были рассажены по автобусам, и колонна тронулась. Кто там за что отвечал, я не знаю, но пять автобусов поднялись от площади на три квартала вверх, ушли от установленного маршрута влево, проехали еще пару кварталов, остановились и радушно распахнули двери: – Свободны, Ребята!” (72).
А дальше, может быть с подачи этих ребят началась жуткая провокация. Уже к 7 часам утра город был оклеен листовками: “Солдаты на площади убили более ста человек! Отечество в опасности! Люди, вставайте!” Наэлектризованная толпа, словно ожидавшая такого призыва, выплеснулась на улицы. Армии была дана команда “Без крайней необходимости никаких силовых действий”. Убеждать, объяснять, выбирать из толпы наиболее горластых, проводить их на площадь и демонстрировать отсутствие трупов, крови и других следов массового убийства”.
Участвовал в этой акции и А.Лебедь. На заднем сидении его УАЗика разместились пятеро самых неверующих. Задворками, переулками, они добрались до площади. Десятка три разнокалиберных тапочек и туфель, зонтик, пуговицы, окурки, тряпки – вот что увидели привезенные А.Лебедем люди. У этой группы пыл спал. Вернувшись, они стали громко по-азербайджански объяснять что-то собравшимся перед Насиминским райкомом партии, и люди, поняв, что их одурачили, медленно начали успокаиваться.
Слух о том, что массовые убийства – ложь, чудовищный вымысел, быстро распространился по городу. Кто-то плакал, кто-то смеялся, люди стали расходиться по домам. Однако те, кому не удалось бросить город в пучину кровавой вакханалии (она еще впереди!), резко изменили тактику. В “бой” были пущены “проинструктированные, запихнув в карман отсчитанные сребренники, кучки, стайки, шайки подпоенных, наколотых молодых людей (возраст в основном 15-18 лет)” (73). Они пытались организовать массовые беспорядки в районах и местах компактного проживания армян.
“Громили и грабили квартиры и магазины, всевозможные мелкие лавочки, принадлежавшие армянам. За считанные минуты превращали в груды металлолома легковые автомобили. Телефоны звонили не переставая. Окровавленные, избитые, ограбленные жалобщики шли потоками. Вой, стон и плач стояли непрерывно. Предпринятые попытки воззвать к здравому смыслу с целью прекращения бесчинства успеха не имели” (74)
Тогда конфликт временно погасили. Провокация не удалась. Обстановка нормализовывалась. Во многом стараниями коменданта особого района города Баку Тягунова. “Несмотря на почтенный возраст (68 лет, – И.М.), – пишет А.Лебедь, – он был вездесущ и успевал все. Толково и грамотно организовывал отлов и фильтрацию всевозможного хулиганья и отлаживал работу магазинов и хлебозаводов, проводил всевозможные встречи с представителями интеллигенции, духовенства, студенчества. Убеждал, примирял, чаще подхваливал, реже незлобиво поругивал, в общем, всеми доступными средствами добивался и добился того, чтобы жизнь вошла в нормальное русло” (75). Увы, генералу удалось лишь временно погасить костер. Его, к сожалению, уже не было в Баку, когда огромный пожар охватил весь город. Эту точку зрения разделяет и Александр Иванович, которому пришлось по тревоге 18 января во главе с Тульской воздушно-десантной дивизией снова прибыть в Баку: “Не было уже генерала Тягунова, который один, без всякой охраны, ездил по самым горячим точкам: длинный, худой – лез в свалку. Высокий дребезжащий голос его действовал на людей магически. Он умел укрощать самых буйных. К тому же он был организатором! А по большому счету – Державный Генерал” (76).
Двойные стандарты в процессе подготовки и проведения бакинских погромов были традиционным стилем поведения их вдохновителей и организаторов. Одни поступки, так сказать, для внутреннего пользования, другие для центра – Москвы, Горбачева, Лигачева и иже с ними, на совести которых вся пролитая в Баку кровь. Все события и 13-го, и 20-го января. Вспоминается, какая пропагандистская шумиха поднялась, когда диктор ЦТ, кажется, покойный Синицын, с возмущением рассказал о том, как после землетрясения в Армении на Апшероне, в селах, состоялись фейерверки. Эту информацию буквально в одно-два предложения расценили как очернительство целого народа, разжигание межнациональной розни и многое другое. Тогда проблему замяли. И зря. Может, если бы придали ей соответствующее общественно-политическое звучание, встряхнули потерявших голову руководителей республики, не случились бы позорные для города и народа семь дней? Кто знает…
Между тем нашлись нейтральные свидетели того, что на всех уровнях долго отрицали в республике. Вот как вспоминает этот день А.Лебедь: “Вечером 7-го декабря (1988 г., – И.М.) по программе “Время” было объявлено, что в Армении колоссальное землетрясение. Полностью разрушены города Спитак и Ленинакан, в той или иной степени пострадало большое количество других населенных пунктов. Точное количество жертв неизвестно, но предварительно оно огромно и исчисляется десятками тысяч человек.
Единственный телевизор стоял в фойе нашей импровизированной комендатуры, и смотрели его все: офицеры штаба, солдаты опергрупп, работники райисполкома. Диктор продолжал говорить о чем-то другом, но его не слушали, более того, вскоре телевизор кто-то выключил. В фойе повисла гнетущая тишина. В эту тишину внезапно ворвался какой-то звук, точнее, гамма звуков, сливающихся в какой-то один, общий, торжествующий радостный вой, все более усиливающийся. Я было решил, что у меня слуховые галлюцинации, но судя по тому, как все закрутили головами и начали прислушиваться, это было не так. В торце здания находился небольшой балкон. Выход на него был из коридора. Пытаясь разобраться в природе звуков, я и со мной пять или шесть офицеров вышли на этот балкон. В считанные секунды все стало ясно.
На противоположной стороне улицы, наискосок от нашего здания стояла большая жилая девятиэтажка. Во всех без исключения окнах горел свет, на всех балконах орали, визжали, улюлюкали, дико хохотали люди. Вниз летели пустые бутылки, зажженная бумага, еще какие-то предметы. Девятиэтажка не была одинокой в проявлении своего каннибальского восторга. Аналогичная картина наблюдалась во всех близлежащих домах. Район светился и исступленно восторженно выл. (То был проспект Ленина, на котором позже шли особенно жестокие погромы и убийства. Об этом рассказ впереди, – И.М.). Люди, считающие себя цивилизованными, в той или иной степени воспитанные и образованные, многие, надо полагать, верующие, исповедующие заповеди Корана, вот эти все люди в единодушном порыве неприлично, варварски праздновали колоссальное чужое людское горе. Страстно захотелось взять автомат и перекрестить проклятую девятиэтажку длинной очередью. И хоть таким образом заставить опустившихся до уровня гамадрилов людей вернуться вновь в человеческий облик.
Сколько добрых, веселых, разумных, радушных людей встретил я среди азербайджанцев! Какие страстные, убедительные речи говорили мне многие из них! Куда они делись, все разумные и добрые, как стало возможным, что все они растворились в этой пене, поддались порыву, степень гнусности которого трудно определить? Это загадка. Вывод из которой – промежуточный и печальный – один: от любой ступени цивилизации, любой высшей общественно-экономической формации до феодализма и даже первобытного стада один, не более шаг, шаг назад, но один… надо только создать соответствующие условия, и люди оказываются способными мгновенно доказать, что с дерева они слезли недавно.
Не стану говорить, что говорили и что чувствовали находящиеся со мной офицеры. Я понимаю и разделяю их чувства.
Я вернулся к себе и отдал распоряжение об усилении постов и приведении резервных подразделений в готовность номер один. Против ожиданий ночь прошла спокойно.
Землетрясение внесло какой-то моральный надлом в настроение проживающих в Баку армян. Если до него многие высказывались, что все образуется, здравый смысл восторжествует, помиримся, пена сойдет, будем жить, то после 7 декабря 1988 года, когда в глазах большинства азербайджанцев горел огонь торжества, они сломались. Начался массовый исход” (77).
Комментарии, думается, тут излишни. Скрыть правду, не дать ей распространиться, больше того, перекрыть ее ложью, подтасовкой, фальсификацией фактов – эта тактика и стратегия стала главенствующей среди идеологов национализма Азербайджана. Приведу факт – смехотворный и сногсшибательный. Один “великий” деятель от науки А.Мансуров в своих научных изысках дошел до умозаключения о том, что жестокую бойню в Сумгаите организовали… Гдлян и Каракозов на “узбекские деньги”, где орудовали подкупленные ими 60 уголовных элементов из Степанакерта, Еревана, блестяще владеющие оружием насилия и говорившие на азербайджанском языке (78).
Путая цифры, время событий, фальсифицируя факты, шарлатан от науки также попытался внушить читателям мысль о том, что Т.Гдлян, дескать, стал компрометировать Лигачева в ответ на его твердую позицию по проблеме НКАО. Вывод в книге однозначно агрессивен: “Конечная же политическая цель этих национал-экстремистов – подвести страну к пропасти обострения межнациональных отношений, а говоря прямо – развязать гражданскую войну в СССР”. Этого вывода, как справедливо заметил И.Иванов, выступивший в защиту Т.Гдляна достаточно, чтобы привлечь автора к уголовной ответственности за клевету, оскорбление, обвинение в совершении тяжких преступлений, разжигание межнациональной розни. Но было бы тщетным ждать такой акции от прокурора Азербайджана, до самого развала страны постоянно и надежно опекаемого Генеральным прокурором СССР.
Интересно другое: сомкнув свои ряды в единодушной ненависти к армянским “оборотням”, московскому “лобби”, Гдляну (в этом случае, по остроумному замечанию Н.Иванова, его фамилия опускается, как неподходящая, не вписываемая в розыгрыш армянской карты), ко всем армянам – от мала до велика, что эффектно демонстрировалось в течение семи январских дней в Баку, отдельные представители азербайджанского народа тогда по-разному относились к руководству партии и страны. Одни участвовали в антикоммунистических митингах в Москве, не забывая при этом своих корыстных целей, другие, как автор “научного” труда, не жалели слов и страниц для многократных восхвалений “мудрой” политики тогдашнего руководства агонизирующей страны. Но и назойливо повторяемое в этом опусе слово “интернационализм” не в состоянии скрыть воинствующего национал-экстремизма псевдоученого.
Лукавит ученый. Явно недооценивают свою организацию в дни погромов руководители народного фронта Азербайджана. В дальнейшем повествовании будет немало фактов и свидетельств того, что именем этой организации действовали погромщики. В ее районные отделения на первичную обработку доставлялись жертвы насилия. И, поверьте, эта процедура в лучшем случае кончалась летальным исходом. Так что у этих молодчиков руки по локоть в крови армян. И у Эльчибея в том числе. За свои жесткие антиармянские высказывания до погромов тогдашние органы государственной безопасности, пытавшиеся сохранить хорошую мину при плохой игре, его ненадолго арестовали. Совсем не надо сегодня делать из всех них героев только за то, что они находятся в оппозиции к нынешнему президенту и режиму. Их оппозиционность не имеет никакого отношения к армянскому вопросу, тут возможны только обвинения властей в излишнем либерализме, что и случилось впоследствии.
Кровь и слезы погромов не затронули душу и сердца не только всех трех президентов в соседней стране, но и их многочисленных, таких отличающихся друг от друга сподвижников. Покаяния не последовало. И, думается, в ближайшее время не стоит его ждать.
Подготовлено при содействии Центра общественных связей и информации аппарата президента РА, Армения, Ереван
Сайт создан при содействии Общественой организации "Инициатива по предотвращению ксенофобии"
Copyright © KarabakhRecords 2010
Администрация готова рассмотреть любое предложение, связанное с размещением на сайте эксклюзивных материалов по данным событиям.
E-mail: [email protected]
