Сумгаитская трагедия в свидетельствах очевидцев

Книга первая

Опубликовано: Июнь 28, 2012

Составитель,
ответственный редактор – САМВЕЛ ШАХМУРАДЯН,
сотрудник Союза писателей Армении,член Союза журналистов СССР

Редакционная коллегия:
АЛЛА БАКУНЦ, младший научный сотрудник Института литературы Академии наук Армении; НАДЕЖДА КРЕМНЕВА, член Союза писателей СССР и Союза журналистов СССР; МЕЛИНЭ САРКИСЯН, научный сотрудник Центра научной информации по общественным наукам Академии наук Армении; АЛЕКСАНДР АСЛАНЯН, кандидат филологических наук, доцент Ереванского университета; НЕЛЬСОН АЛЕКСАНЯН, заведующий отделом журнала “Литературная Армения”

При цитировании ссылка на сборник обязательна
При перепечатке сборника или отдельных его глав просьба извещать ответственного редактора
Просьба не распространять сборник за плату
Сведения о Сумгаитской трагедии, отзывы на сборник присылать по адресу:
375019, Ереван, пр. Маршала Баграмяна, 3, Союз писателей Армении, Шахмурадяну С.С.

АРМЯНСКИЙ ФОНД КУЛЬТУРЫ
ЕРЕВАН 1989

СОДЕРЖАНИЕ

Акопян Зинаида, Акопян Гаянэ, Акопян Диана

АКОПЯН ЗИНАИДА ПОГОСОВНА
Родилась в 1937 году
Работала диспетчером в СПП “Кавказэнергоремонт”

Ее дочери: АКОПЯН ГАЯНЭ ВАЗГЕНОВНА
Родилась в 1970 году
Работала санитаркой в Сумгаитской городской больнице № 1

АКОПЯН ДИАНА ВАЗГЕНОВНА
Родилась в 1978 году
Училась во втором классе Сумгаитской средней школы № 13
Проживали по адресу: Сумгаит,
3 микрорайон, ул. Мира, д.21/31, кв. 47

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: 20 марта мы приехали в Ереван, на следующий день нас зарегистрировали на железнодорожном вокзале и отвезли в пансионат. Там прекрасные условия, спасибо нашим армянам, приняли нас. Но в то же время это не отдых.

Не знаю, как для других, но для меня это мука. Теперь мы без угла, без кола, без двора. У меня была трехкомнатная квартира в Сумгаите, мои дети учились, жили дружно, хорошо. Очень больно, что в наше время, в 88 году, в Советское время можно ворваться в квартиру, убить меня, моих детей, в которых я весь свой труд, всю свою молодость вложила. Все у нас шло хорошо: старшая дочка училась в институте, средняя собиралась поступить в медицинский и для стажа работала санитаркой, младшая долгое время болела, но уже выздоровела. Я в жизни многое пережила: уже семь лет, как потеряла мужа, одна растила детей. У многих женщин такая судьба, что поделать! Но я и сейчас не могу сдержаться, когда вспоминаю то, что было в Сумгаите 27, 28 и 29 февраля, это просто страх, это неописуемо.

27 февраля к нам зашла родственница, Ира; она больше дружит со старшей дочкой, поэтому сразу спросила: “А где Вика?”. Я говорю: “Вика уехала в Пиркули по путевке на три дня, должна завтра вернуться”. Средняя дочка, Гая, испекла пирог, посидели, поговорили, посмеялись, чаю попили. А потом Гая и Диана пошли провожать Иру домой.

Они вышли, прошло несколько минут и вдруг слышу – шум. Я выскочила на балкон – а у нас балкон прямо напротив автовокзала, мы жили на перекрестке улиц Мира и Дружбы, — смотрю, возле автовокзала народу полно и все что-то кричат. А что – не могу понять. И сосед наш стоит на балконе. Я спросила: “Нуфар, что случилось?”. “Я, – говорит, – не знаю. Тоже не пойму”. Я испугалась – ведь дети вышли на улицу, хотела выбежать за ними, и в это время стук в дверь. Открываю дверь – мои дети. “Мама, – говорит Гаянэ, – что там творится! Ужас!”. Ира говорит: “Тетя Зина, там кричат “Карабах! Карабах! Карабах – наш”. А что такое – не поняли. Грозятся, что армян выгонят или начнут резать”.

Я позвонила брату, трубку взяла жена. Я говорю: “Тетя Тамара, вы не волнуйтесь, Ира останется у нас, а потом мы ее проводим”. Всю ночь я не могла сомкнуть глаз, до утра. Я волновалась за Вику. Боже мой, что творится, что случилось?!

ГАЯНЭ: В этот день, 27 числа, вечером мы стояли на балконе и наблюдали за тем, что происходит, хотя мама не разрешала смотреть на все это. Между нашим домом и автовокзалом не было и пятидесяти метров. Все было видно и слышно великолепно. Они останавливали автобусы, вытаскивали, выводили оттуда всех пассажиров, искали армян. Если в автобусе находили армянина, то начиналось… не знаю, как сказать…

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Избиение.

ГАЯНЭ: Толпа наваливалась на одного человека, избивала, не знаю, убивали их или нет, но, когда от них отходили, они лежали спокойные, неподвижные, как будто от них ничего не осталось. Человек лежал, и его тащили. Милиция стояла тут же, в стороне, бездействовала, никаких мер не принимала для успокоения всей этой оравы.

Стоять на балконе и смотреть на все это было просто невозможно. Вместе с этим, знаете, нельзя было уйти, как-то… хотелось все это увидеть, чтобы уже потом передать. Уже в этот день мы хотели выехать из Сумгаита. Нас удерживала мысль о том, что мы все-таки живем в Советском Союзе и, может быть, что-то все же предпримут. Ну где же наше правительство?!

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Выехать, конечно, мы не могли, потому что старшей дочери не было дома. И в то же время страшно было за Гаю и Дианочку. В воскресенье утром, когда я вышла проводить Иру, наша соседка говорит: “Зин, ты знаешь, к Володе домой зашли, разбили у него все, избили отца и двух сыновей”. Володя – это наш сосед, живет на первом этаже, армянин. Думаю, боже, что же это такое?! Средь бела дня!

Проводила Иру и, когда возвращалась домой, вышла на толпу, которая кричала: “Режьте армян! Карабах – наш!”. Было уже 12 часов дня. По пути зашла в хлебный, и продавщица говорит: “Нашего завмага избили, думали – армянин, избили, а он азербайджанец”. А я еще спросила: “Убили его?”. Она говорит: “Нет, он в тяжелом состоянии”. Я оттуда вышла, и, когда хотела той же улицей пройти домой, толпа двинулась в мою сторону. Я свернула с улицы и пошла проулком, к магазину “Спутник”. Встретила еще одну толпу, это были не бандиты, а наши же, сумгаитские ребята. Мне до того было страшно, что я шла и не разбирала дороги, не чувствовала ног, земли под собой. Шла, а у меня перед глазами все стоял мальчик. 27 числа это было, к вечеру. Он под нашим балконом пробежал, и толпа нахлынула на него и крикнула: “Армянин, держите его!”. В черной куртке он был. Его схватили, мальчика, около троллейбусной остановки, мы видели это. Схватили за ноги и ударили головой об асфальт.

Добралась домой, но не могу успокоиться. У меня в мыслях старшая дочь. Думаю, моя дочка сейчас будет ехать, поймают автобус – она пропала. Ведь ни милиции, ни охраны – никого, ничего. Будто все вымерли, никого, ничего, нет власти. Слов не могу найти!.. Смотрю – “Икарус” подъехал. Прежде чем проехать к автовокзалу, автобусы останавливаются возле нас, напротив кинотеатра “Космос”. И вот остановился этот “Икарус”, а банда кричит, азербайджанцы бегут и кричат: “Армяне, выходите!”. И я вижу, хватают армян, бьют, убивают. Я уже не могла это видеть. Это был кошмар. Я не могла это видеть. Но Гая стояла, смотрела, я ее ругала. Она говорит: “Мама, я должна это видеть, я должна это знать, я должна это своими глазами видеть, чтобы потом могла рассказать нашим. Чтоб наши дети знали”.

ГАЯНЭ: Мы очень многое видели 27 числа. Поймали они в тот день у меня на глазах не меньше 20-и человек. Я не утверждаю, что их убили…

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Народу там было слишком много, толпа была очень большая. Нельзя было разобрать. Но того парня в черной куртке я видела своими глазами. Ему было лет 18-19.

ГАЯНЭ: Наверное, больше, года 22, по-моему. Высокий такой, плотненький, в курточке. Он шел быстро, но когда закричали, что идет армянин, так и ринулся бежать. И толпа за ним. Они прямо под балконом у нас его схватили. Я не знаю… не думаю, что от него что-то могло остаться после всего этого. Представьте, что будет, если на одного человека накинется толпа. Именно, что толпа – большая, злая, безликая. Знаете, у них была какая-то однотипность в одежде, в основном все были одеты в черные плащи. Даже нельзя было их различить: все в черном и так похожи друг на друга.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Когда этого мальчика подняли и ударили об асфальт и он крикнул “мама!”, я убежала в комнату. Я больше не могла смотреть. В этот момент сразу происходило очень многое, в разных точках, не только этот мальчик был, одновременно избивали несколько человек. Сразу видеть всех было невозможно, но когда этот мальчик крикнул “мама!”, я сразу стала смотреть только на него.

ГАЯНЭ: В первый день все это длилось где-то с шести вечера до двенадцати ночи. В полночь они уже разошлись, и их место заняла милиция. Она была разбросана по всем районам.

Но как объяснить тот факт, что к утру, когда уже начало светать, часам к семи, наша милиция испарилась? Милиция испарилась и сдала позиции бандитам. С утра они опять начали собираться на нашем перекрестке у автовокзала и въезда в город.

С утра все дороги, разъезды были перекрыты, часам к девяти яблоку негде было упасть. В толпе были тысячи человек. Они опять стали останавливать машины и проверять, есть ли там армяне.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: У них были знаки. Я поняла это, когда заметила, что они рукой делали крест, скрещивали руки над головой. Значит, если крест – это, видимо, означало, что едут армяне.. Азербайджанские машины пропускали, а армянские останавливали и начинали погром.

ГАЯНЭ: Остановили “Жигули” белого цвета, спросили водителя, кто по нации. Он вышел, говорит, мол, мы бакинцы. “Но кто вы по нации?”. Он говорит, армяне. Сразу заорали: “Эрмени, эрмени!”. И он говорит: “В чем дело? Я из Баку еду. Я не в Сумгаите живу”. – “Не имеет значения, какая разница, бакинец ты или из Сумгаита”. В общем, толпа накинулась на него, стала избивать, женщину одну – наверное, жена его была – тоже вытащили из машины. В это время подошла милиция, схватила этих двух и отвела в сторону. А толпа стала ломать машину, потом подожгла ее. Пламя пылало, было так страшно смотреть на огонь! Потом все отбежали, подумали, что машина взорвется. Минут через 20 въехала другая машина, “Москвич” зеленого цвета. Они подбежали: “Эрмени! Эрмени!”. Но в этот раз уже не вытащили людей из машины, не стали избивать. Может быть, их подожгли вместе с машиной, потому что из огня никто не вышел. Соседский парень Вахит тоже на балконе стоял, его знакомые проходили внизу, он их спросил и они сказали: “Да, сгорели в машине”. Часа через два въехала целая свадебная процессия. На передней машине была кукла. Мы подумали, что это армяне, но тут машины стали сильно сигналить. Это были азербайджанцы, их тут же пропустили.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Водитель даже махнул рукой, мол, освободите дорогу. И вся толпа раздвинулась, процессия свободно проехала.

ГАЯНЭ: Кстати, в зале бракосочетаний, что прямо во дворе нашего дома, в этот день шла свадьба. Азербайджанцы веселились, танцевали. Горе на улицах, смерть, убивают людей, а в это время люди веселятся.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Перед самым нападением на квартиры я попросила Гаю пойти позвонить и узнать, когда приедет туристический автобус. Она пошла к своей подружке в нашем доме, та живет в первом подъезде, на третьем этаже. Пришла и говорит: “Мама, автобус приедет к семи вечера, в восьмом часу”. Вы представляете, каково мне было, как мне было тяжело: Вика ничего не знает и едет навстречу своей смерти. Тут я услышала крики. Бросилась к окну, вижу – вещи наших соседей со второго подъезда выкидывают на улицу. Там вспарывали подушки, перья летели, как снег. Я стала плакать. Хожу по комнате, плачу, причитаю: нету Вики, что с ней будет… Правда, Гая успокаивала: “Мама, ничего не будет, ты не переживай, не беспокойся, компания хорошая, Вику в обиду не дадут”.

ДИАНА: Я видела, как горела зеленая машина. Когда мы вышли на балкон, горела машина. Гана меня толкнула в сторону, сказала, отойди с балкона. Я отошла. Потом подошли к балкону, спросили на азербайджанском языке, здесь армяне есть?

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Правильно, я забыла об этом, это было 27-го.

ДИАНА: У нас перед балконом полянка, там деревья посадили. Там спрашивали: армяне есть в этом доме? Все говорили соседи – нет, нету тут армян. А в нашем доме было не много, но и не мало семей армян.

ГАЯНЭ: 28 числа они ринулись на квартиры. Их было очень много. У нас двор огромный, он полностью был забит.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: До этого по телевидению выступал Катусев. Он сказал, что в Карабахе убиты двое человек, азербайджанцы. И когда он это сказал… вы знаете… вот пчелы, слышали, как они гудят? Гудят миллионы пчел… и вот с таким же гулом к нам во двор влетели, с воем, криком. Я не знаю, как это описать. Мы уже боялись с балкона смотреть, но когда я посмотрела из окна спальни – у нас там внизу книжный магазин “Знание”, а на втором и четвертом этажах живут армяне, – увидела, как из окон стали выбрасывать их вещи. Я поняла, что вот-вот ворвутся и к нам. Крикнула Гае: “Гаянэ, спрячь золото”. Вот, честно говоря, что я смогла сказать своему ребенку. Схватила Диану. Я не знала, что мне делать! Вики не было. А уже темнело. Даже на время я не могла смотреть, потому что было уже страшно.

ГАЯНЭ: Мы на всякий случай переключили телевизор с московской программы на азербайджанскую.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: И на громкий звук.

ГАЯНЭ: Мы никогда не слушали азербайджанскую музыку. Это нас не привлекало. За столько лет почти никогда. Только иногда смотрели развлекательную программу, фильмы по азербайджанскому телевидению. И больше ничего. И вот включили на полный звук. Чтобы подумали, будто мы азербайджанцы.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: И вы представляете, здесь режут армян, грабят армян, а из Баку идет концерт и музыка. Нам посоветовали соседи-азербайджанцы, постучали в дверь и Гае сказали, переключите на азербайджанскую музыку. Но у нас уже и так было включено. Включите свет в комнате, сказали, чтоб они подумали, что вы не армяне, армяне, мол, боятся включать свет, прячутся.

ГАЯНЭ: У них, видимо, была какая-то договоренность, мы заметили, что именно в армянских квартирах не горел свет, то есть азербайджанцы были предупреждены, они все до единого включили свет. Когда мы выключили свет, к нам пришли сразу двое соседей, потом – еще один. “Включите свет, – говорят, – мы вас просим. Ничего не будет. Будьте спокойны. Ничего не будет”.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: “Не разрешим, чтоб вошли к вам”.

ГАЯНЭ: Мы поверили этим людям. Мы не делали никогда ничего плохого этим людям.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: После всего этого кошмара, где-то 15 марта, когда я перед отъездом в Армению зашла в свой дом, – они все плакали. Азербайджанцы плакали, говорили: “Неужели нет бога? Как они могли поднять руку на вашу семью? Ведь вы никому плохого не сделали, и в тяжелую минуту, и в счастье, и в траур – никогда ты никому ни в чем не отказывала. Кто мог вас выдать? Кто мог вас продать?”. В те минуты нас в самом деле выдавали. Одни защищали, другие выдавали. И вот продали.

ГАЯНЭ: В тот день я была в брюках, и когда все это началось, у меня какая-то опаска появилась и я переоделась. У азербайджанок не принято носить брюки. Молодые армянки и русские девушки в Сумгаите носили брюки, а для них это было очень странно. И вот я подумала, лучше будет надеть юбку, иначе не поверят, если я скажу, что мы азербайджанцы. Ничего другого не оставалось. Другого выхода у нас не было. И я вынуждена была превратить себя бог знает в кого. Опустила

волосы, разлохматила, набросила платок на голову.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: А мне говорит: “Мама, ты прячься. Возьми Дианочку и иди в другую комнату. Вы больше похожи на армян. Они сразу поймут, что мы армяне”. Но как я ее могла оставить, уйти?!

ГАЯНЭ: Сама я вышла на балкон. Так было выгоднее. В нашем четвертом подъезде мы были единственной армянской семьей.

Это нас обнадеживало: мы одни, соседи их не пустят. Они же за себя, за своих детей тоже боялись, азербайджанцы. Смотрю – кто-то снизу залез на балкон. Жили мы на втором этаже, залезть к нам на балкон ничего не стоило. Часто, когда у нас терялись ключи, нам соседи открывали дверь, залезали через балкон и открывали. Так вот, оборачиваюсь и вижу у нас на балконе какого-то парня с ножом. Смотрит на меня и кричит:

“Вы кто тут по нации?”.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: В это же время постучали в дверь.

ГАЯНЭ: “Кто вы по нации?” – кричит. Ну, я вначале перепугалась, потом взяла себя в руки и ответила на чистом азербайджанском: “Тебе не стыдно задавать такой вопрос? Ты что, не видишь, что я азербайджанка? Если б я была армянка, неужели я к тебе вышла бы лицом к лицу и смотрела бы тебе в глаза?”.

Он на меня посмотрел и говорит своим: “Да, здесь азербайджанцы живут”. А ему снизу говорят: “Ты проверь, не может быть, там армяне”. Он мне опять говорит: “Кто ты по нации?”. Я говорю: “Разве ты не видишь?”. Я стала ругаться. Говорить другим образом я просто не могла. “Видно, ты слепой! Сколько хочешь ори – мы от этого армянами не станем!”. Слышу, ломают нашу дверь, мама вышла к дверям. Я говорю: “У меня времени нет с тобой тут заниматься, двери ломают”. Подхожу к двери, спрашиваю: “Кто там?”. Мне отвечают: “Открой дверь!”. Я говорю: “Подождите, зачем вы ломаете? В чем дело? Сейчас открою”. Мы никогда на нижний замок не закрывали, он был испорчен, но сейчас закрыли со страху, а открыть не могу. Говорю, подождите, я найду ключ. Открыла дверь – она и так уже почти была сломана. Открыла дверь, они ворвались. Я говорю: “В чем дело? Зачем вы ломаете дверь?”.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Они в это время уже и с балкона стали лезть. Кричат: “Почему двери не открываете?”. А я говорю: “А вы уже и так зашли с балкона”. Тут Диана увидела их ножи, заскочила в ванную комнату и закрыла дверь. Гая кричит: “Мама, Диана в ванную забежала!”. Я к двери побежала и забыла, что мы притворяемся азербайджанцами, на армянском говорю: “Диана, открой дверь!”. Гая пытается их утихомирить, а я со слезами кричу Диане, чтобы она открыла,

ДИАНА: Я сидела на диване со своей куклой, Красной Шапочкой. Этот залез с балкона с большим острым ножом с желтой ручкой. Приставили к маминому животу. Я побежала в туалет, открыла, захлопнула. Испугалась, закричала. Я кричала: “Мама, тебя хотят убить!”. А потом… потом они начали кричать: “Давайте паспорт”. А Гана говорит: “Зачем вам паспорт, мы азербайджанцы”.

ГАЯНЭ: Я старалась внушить им, что мы азербайджанцы, любым способом внушить. Я могла стать на колени и умолять. Я могла унижаться, потому что в этот момент мне была дорога жизнь не только своя. Честно говоря, я могла плюнуть на все, лишь бы осталась жива моя младшая сестра, ее жизнь и здоровье нам так дорого достались! Я им говорю: “Неужели вы ничего не понимаете?”. Они стали кричать, взбудораженные, кричат страшно громкими голосами, мол, в Степанакерте режут наших девушек, убивают, насилуют, поднимают на вилы. Почему мы не можем делать этого же с вами? Я говорю: “Кто это делает? Кто это делает? Какие-то армяне! При чем тут мы? Дайте мне нож, я в лицо сама себя ударю!”. “Ну, ты успокойся”, – говорят.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Я им еще сказала, почему вы там не дали ответ? Там, в Карабахе? У нас здесь ничего не было, никто не дрался, ни мы с армянами, ни армяне с нашими. Почему вы там не дали ответ? При чем тут мы? Я запуталась. То я все говорила, что мы азербайджанцы, а то вдруг стала говорить как армянка, но они этого не поняли. И один стоит рядом со мной, нож держит у моей груди. И говорит своим: “Какие красивые девочки”. Имел в виду Гаю и мою десятилетнюю Диану. Мне стало жутко. Гая опять стала уверять их, что мы азербайджанцы.

В дверях стоял один парень и смотрел на нас плохим взглядом.

ГАЯНЭ: Он требовал паспорт. Я сказала: “Молодой человек, у меня нет паспорта”. Он говорит: “Дай паспорт, без паспорта мы не верим”. А один из них сам кинулся искать документы. Перевернули шифоньер в другой комнате, в этой сняли картину со стены, стали перебирать вещи на вешалке, орать, кричать “паспорт! паспорт!”. Все стали орать, такой шум стоял в квартире. Все кричат. У меня волосы дыбом. Вдруг я говорю: “Слушайте, у меня папа умер, еще нет 40 дней, у нас мусульманский дом, в трауре, как вам не стыдно, вы опозорили свою честь”. В это время мама стала плакать.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Я стала плакать: “У меня муж умер, 40 дней даже еще не прошло, как вам не стыдно!”. На самом деле семь лет назад он умер у меня, в 81 году. “Мы в трауре, а вы ворвались и требуете документы. Документы в ЖЭК-е для оформления на пенсию”. Ну, они, кажется, поверили. В это время один парень сказал: “Это лезгины. Вы не видите, дома нет мужчин, одни женщины. Выходите”. Из группы его поддержал еще один парень, тоже сказал, что мы лезгины. Но другой сказал: “Нет, это армяне”. Ну, эти двое убедили его, не знаю как, но все остальные тоже послушались их. Человек 50, если не больше, было их, вся трехкомнатная квартира, даже подъезд был полон. Они стали выходить. “Да, мы лезгины, лезгины”. Стали выходить, и кто-то наш магнитофон с собой потащил. А тот, кто первый сказал, что мы лезгины, говорит: “Оставь, что ты делаешь?”. Этого парня вроде слушались.

ГАЯНЭ: Он был высокий, в джинсах-бананах, в куртке.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: С усиками, по-моему.

ГАЯНЭ: Нет, усов не было, он был высокий, волосы каштановые, симпатичный был парень. У него в руках ничего не было.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Он у порога стоял.

Да, симпатичный парень, и, знаете, лицо его было мне знакомо. Этого человека я видела. Видела не один раз, но где – не могу вспомнить. Когда он вошел, я сразу обомлела, у меня было предчувствие, что не сможет он остаться равнодушным. Когда он сказал, что мы лезгины, что нужно уходить, у меня такая радость загорелась. Надежда. Уходя, они продолжали спорить. Одни говорят: “Все-таки они армяне”. А этот парень отвечает: “Даже если армяне – стыдно, отец умер, траур, одни женщины в доме, мужчин нет. Нельзя входить в квартиру”. – “Как нельзя?! Можно!”. А он говорит: “Нет, нельзя, они лезгины, выйдем отсюда”. Нас защищали трое из них.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Нет, двое. Тот, что в куртке, а другой был в сером костюме. Стоял в комнате у порога, лет 19-20. Вообще все они были молодые. Защищали нас двое.

ДИАНА

Трое, трое!

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Ты помнишь третьего, Диана?

ДИАНА: Да, он был в темном.

ГАЯНЭ: Третий был тот парень, который вернулся к нам. Он был в коричневом плаще.

ДИАНА: Он был в чуть-чуть темно-коричневом плаще, и волосы у него были темные. Когда они вышли, внизу сказали, что там армяне, женщины, и он прибежал и говорит, что сейчас вас резать будут.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Все уже ушли, мы на этом немножко успокоились, я закрыла дверь. И в это время стук. Я Гае сказала: “Забери Диану,

идите в другую комнату”. Дочки прошли в гостиную, я открыла дверь. Стоит парень, говорит: “Бегите, прячьтесь! Сейчас придут вас резать!”.Мы на третий этаж побежали. Там у нас хорошие соседи, азербайджанцы. Я отправила детей, а сама стою, не знаю, что делать. До того растерялась… Из полной комнаты ничего не смогла взять. Даже документы с работы забыла в тот момент. Я готовилась к отчету в Баку, и документы находились у меня. У меня перед глазами ничего не было… У меня стояла только Вика, старшая дочь. Я отправила Гаю и Диану наверх, а сама стою и спрашиваю у этого парня: “Закрыть дверь или оставить так?”. Он говорит: “Какую дверь?! Убегайте быстрей, вас будут резать! Чего вы стоите?”. И я за детьми побежала.

ГАЯНЭ: Едва мы успели добежать до 3 этажа, как ворвались в квартиру, стали кричать: “Где армяне?”. В это время мы уже были у соседей. У них дома грудной ребенок, и сосед сказал: “Вы не беспокойтесь, в квартиру я все равно никого не пущу”.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: На третьем этаже я стала просить ребят, наших соседей, чтобы вышли навстречу Вике. В восемь часов должен был приехать автобус. Я запиваюсь слезами, Гая меня успокаивает, Диана рядом стоит, тоже плачет, я уже думаю, что потеряла старшую дочь, но в глубине души еще верю, что она жива… А слезы душили меня. Я с ума сходила. Но ребята не могли выйти из дома, потому что во дворе было полно народу, кишмя кишели. Сосед, у которого мы спрятались, с балкона спросил бандитов: “Где эти армяне, которые были дома? Куда они делись?”. А те сказали, что не знают. Спросили у него, а ты где живешь? Он ответил: “Не видите, что ли, на 3 этаже”. Специально, чтоб отвлечь внимание от своей квартиры,

просил. Мы слышали, как они хозяйничают в нашей квартире, телевизор цветной выбросили через балкон, он взорвался.

ГАЯНЭ: Мама все время плакала, падала в обморок, мы приводили ее в себя, удерживали, потому что она все время порывалась выйти на улицу, то бредила, то рыдала, кричала, звала Вику. На нас она внимания не обращала, наверное, потому что мы были рядом. Мысли ее были только с Викой. Соседи, спрятавшие нас, тоже успокаивали ее, предлагали чаю.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Мы им очень благодарны. Благодаря им, я и мои дети живы, здоровы и незапятнанны. Когда наши вещи выбрасывали и сжигали – постель, подушки, кресла, – наш сосед пришел и сказал: “Какое счастье, что не ты стоишь там голая, а другая женщина. Ты из нашего подъезда, потеряла мужа, у тебя дети, не дай бог, ты была бы на ее месте – мы бы не выдержали. Я не знаю, что бы я сделал”. Он бы, конечно, ничего не сделал, но таким образом хотел успокоить нас. А во дворе мучили наших соседей, наших соотечественников, армян. Жили они на 5 этаже, в третьем подъезде. Супруги, Ваня и Нина, и трое детей. Их фамилия В. Они спрятали двух дочерей, а с сыном остались защищаться, даже кипяток приготовили, топор, долго отбивались, а потом… Мужа избили, ее выволокли, голой поставили возле наших горящих вещей, муж валялся у ее ног на земле. А толпа орала: “Смотрите на голую армянку!”.

Эту несчастную хотели бросить в костер. Вышли соседи, одна женщина-азербайджанка платок кинула ей, она прикрылась платком, и соседи ее увели к себе домой. Все соседи видели это, слышали…

ГАЯНЭ: Мама не разрешала, но я тоже подошла к окну и увидела, как она стоит, а те шомполами, разогретыми на огне, прокалывали ей тело. Наша соседка, которая жила с Ниной в одном подъезде – сейчас она тоже живет с нами в пансионате, – видела, ей Нина показывала, от колен и выше, почти до шеи, все ее тело покрыто ранами, истыкано.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Утром, вернее, 29-го ночью, во втором часу, к автовокзалу подъехали две машины. Я хотела выскочить. Мне было уже все равно, умру или останусь жива, но Гаянэ не пустила, а соседи сказали, что я навлеку на них беду, и их зарежут, и их детей. Гая плакала, говорила, что я забыла о них, своих детях, но у меня перед глазами была только Вика.

Я ее представляла растерзанной, я мать, они дети, не могут этого понять. Я бы с балкона прыгнула, побежала бы к солдатам просить о помощи. Я уже хотела это сделать, но меня Гаянэ не пустила: “Мама, прошу! Мама, умоляю!”. Соседи спали, Гаянэ своим криком их разбудила. Так, в слезах, мы продержались до утра. Утром 29-го я сказала соседу, что спущусь к себе в квартиру, может, Вика там лежит зарезанная. Сосед сказал, что пойдет сам. Он отсутствовал минут пять, а мне показалось, что прошла вечность. Вернулся, сказал, что никого, ничего. Я тоже пошла, прошмыгнула как мышка, вошла – все разбросано. Я к солдатам не пошла, потому что БТР-ы стояли далеко, дальше автовокзала. Стала искать сумку с моей работой. Переживала и из-за дочери, и в то же время из-за работы. Там документы, путевки – я на транспортном участке работала, – путевые листы.

ГАЯНЭ: Мама очень ответственный человек, она была готова весь день, всю ночь просидеть, чтобы выполнить работу.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Ищу – сумки нет. Я уже не смотрела на то, что все три комнаты у меня разграблены, что все разбито, мебель побита, я уже потом обратила внимание на это, а в первое время переживала за потерянные документы. Зашла на кухню. Дочка спрятала в газовой духовке кое-что ценное: кольцо мое, свои сережки. Все это было на месте. Прошло пять минут – вбежала ГАЯНЭ: “Мама, быстрее”. И Диана спустилась. Гаянэ среди мусора нашла свое пальто, Дианкины кроссовки, куртку, кое- что из платьев.

ДИАНА: Когда мы поднялись к соседям, под нами сразу начали что-то бросать. Бросили телевизор на асфальт, он так сильно взорвался, прямо такой гром послышался, как будто гроза. Потом, когда Вики не было, я не ела, меня заставляли, но я не ела. Потому что я Вику очень сильно любила и всегда мы с ней ходили в кино, гуляли, в парк ходили. Когда мы вошли в квартиру на следующий день, там все было поломано, и я сразу стала искать куклы, книги, но ничего не увидела. Когда поднимались наверх, я успела взять две чашечки свои от сервиза, а Гая взяла Викин костюм, пальто свое. Пропали мои итальянские сапожки, куртка коричневая, красивая, не было ни одной моей красивой куклы и льва огромного, что стоял на телевизоре. Он был очень большой и очень красивый. У меня было два портфеля, один первоклассный, а другой второклассный, один был зелено-желтый, там мальчик и девочка нарисованы, на барабане и скрипке играют, а собачка закрыла ушки и сидит так, а на втором портфеле было написано А, Б, В, Г, Д и было нарисовано 4+5, две девочки и два мальчика, они разинули рты, как будто бы поют, очень красивые портфели. Их тоже не было. У меня было очень много книг, я их собирала, они лежали в тумбочках. А еще мне мальчик подарил на день рождения фартучек и повязку на голову – их тоже не стало. Были еще большие книги, толстые, и они пропали, только одна осталась – “Малахитовая шкатулка”.

И “Приключения Карлсона”, “Пеппи-Длинный чулок” и “Сказки народов мира” остались. Остальные книжки все пропали.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Я продолжала искать сумку, и в это время приехал мой начальник. Он до девяти часов меня ждал, меня нет, подумал, что что-то случилось, и приехал. Он русский, Алексей Семенович Ломакин. Приехал с ним и Алиев Алик, механик. Когда они увидели мою разгромленную квартиру, уже ничего не могли сказать, будто окаменели. Увидев их, я заплакала. Соседи-азербайджанцы вошли, кто плачет, кто вещи собирает. Я ищу документы и одновременно вещи складываю в шифоньер. Сейчас я вспоминаю, и мне смешно и горько: как я могла подумать, что вернулась в квартиру, что все успокоилось?! Кстати, потом, когда я еще раз зашла домой, этих вещей тоже уже не было. И дверей не было. После ухода начальника, во второй половине дня, сосед сказал, чтоб мы ушли, нашли другое убежище. “Я, – говорит, – боюсь, что кто-то видел, как вы зашли ко мне, могут и вас зарезать, и нас”. Боже мой, куда мне идти, днем, всюду полно этих… не знаю даже, как назвать их – бандитов, мародеров, шакалов, не знаю, слов нет. Куда мне идти с двумя девочками? Когда я открыла дверь, у меня и слезы, и страх… А он говорит: “Иди к Алику, он тоже азербайджанец”. А я говорю: “Так надо было раньше сказать, когда начальник был здесь, была машина, они бы нас забрали с собой”. Каждый боялся за свою жизнь. Что делать?.. Вышла в подъезд, стою. А он говорит: “В другое время я бы мог продержать и год, и два. Но сейчас – извини…”. Тут открывается другая дверь, тоже на третьем этаже. Я спрашиваю соседку: “Таяра, можно у вас спрятаться?”. Она тоже азербайджанка. Говорит: “Что за вопрос? Заходите!”. Она спрятала нас. Во дворе было много народу, и мы с Гаей залезли в шифоньер, а Диану уложили под матрас, оставили маленькое отверстие, чтоб ребенок мог дышать. Таяра сказала, что бандиты как уйдут – она нас выпустит, как придут – снова спрячет. С полчаса просидели в гардеробе. Гае стало плохо, я разрешила ей выйти. Ноги у меня отекли, стали, как пышки. Столько времени не евши, не пивши, с 27 числа, как увидели этот страх, – все во мне оборвалось. Муж Таяры вышел на улицу, хотя я умоляла его остаться, говорила, что мы боимся, пусть мужчина будет дома. Он сказал, что будет во дворе, если что – подаст жене знак. Она паспорт свой, все документы положила на стол: если вдруг зайдут, покажет им, мол, они азербайджанская семья. Мои девочки подошли к окну, а там ужас что творилось! Я боялась за детей, что их узнают с улицы. Гая растрепала волосы, обвязалась платком, чтоб быть похожей на азербайджанку, но рядом девятиэтажка, их окна напротив, я кричу, мол, увидит тебя кто – тут же продаст. Но она все смотрела.

ДИАНА: И я тоже смотрела.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Внизу бандиты бились с нашими солдатами. Правда, солдаты не стреляли, не было такого приказа. Я видела, как камни бросали в солдат, а они, молодые ребята, 18-ти, 19-тилетние, щитами защищались… Я мать, они ведь тоже как мои дети. Когда один из солдат упал и у него из головы пошла кровь, я уже не могла смотреть, не могла… Я представила своих детей на их месте…

ГАЯНЭ: С самого утра военные заняли оборону, оцепили дома, а некоторые солдаты окружили автовокзал, 36 квартал, наш 3 микрорайон. Но оцепили только снаружи. Толпа накинулась на солдат, те стали отбиваться, и толпа побежала во двор, солдаты – за ней. Поймали несколько азербайджанцев и стали бить дубинками. Один упал, другому пробили голову…

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Вот Ливан показывают по телевизору, войну в Афганистане – точно так же было у нас. Как в Америке со щитами, с дубинками нападают на демонстрации – точно так же и у нас было.

ГАЯНЭ: Только не надо сравнивать с Америкой, там были мирные демонстрации, а здесь?!

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Но как это могло произойти у нас, не где-то в Америке?! Нападали на солдат, швыряли в них камнями. В этот момент я подумала: а где слезоточивый газ, которым американцы отпугивают демонстрантов? Если б в тот момент на этих шакалов пустили газ, они бы все разбежались.

ГАЯНЭ: Не разбежались бы. Солдаты стояли с самого утра, их не меняли. Они не ели, стояли часа три бодро, а потом уставали. Но не имели права присесть… Полдня они, солдаты, нападали на них, а потом стало все наоборот. Толпа накинулась на солдат, ребята сбились в кучу на центральной дороге и прикрылись щитами, а азербайджанцы кружили вокруг и кидали в них булыжники. И ребята сидели, прикрываясь щитами. А в это же время по улицам танки едут с пулеметами… Говорят: “Наши дети не видели войны”. Я и не мечтала об этом, мне это не было нужно. Но тогда я подумала о людях, прошедших войну. Это действительно было страшно… Эти ребята усталые, изнеможденные, у одних отнимали дубинки, у других – щиты, избивали, они обливались кровью… Сколько ребят погибло! Этими же дубинками и щитами били солдат. А те стояли и даже не могли защитить себя, открыть огонь. Не нас – даже себя они не могли защитить. Это же смешно…

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Что ты говоришь?! Как это может быть смешным?!

ГАЯНЭ: Нет, я хотела сказать другое: как в наше советское время могло произойти такое? Это больно! И еще они подожгли бронемашину. Кто-то крикнул: “Отходите, сейчас взорвется!”. Все разбежались в стороны, и в это время БТР взорвался. Солдаты обезумели. И тогда от злости и гнева бронемашина и автобус двинулись на толпу, въехали на тротуар.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Автобус, который привез военных. Там был только водитель. Автобус тут же задавил троих человек, я это видела. А две бронемашины задавили четверых. За одну-две минуты. Автобус раздавил троих, одна машина – двоих и другая – еще двоих. У нас по улице есть химчистка, “бытовые услуги “, “ремонт часов”, эта вторая бронемашина поехала туда, там, говорят, тоже нескольких задавила. Но на наших глазах задавили семерых. Потом автобус врезался в книжный киоск.

ГАЯНЭ: Нет, там цветы продавали. Новая будка была. Он – прямо туда.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Водитель спрыгнул, а машину оттащили на середину дороги и подожгли.

ГАЯНЭ: И еще я видела, как военные кучей сажали азербайджанцев в автобус и под конвоем увозили в Баку. Очень много было арестованных.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Наш сосед, у кого мы спрятались, тоже не выдержал, сказал жене, мол, надо, чтоб мы ушли. Бегают во дворе, ищут армян, знают, что они прячутся у азербайджанцев, говорили, что будут азербайджанские семьи проверять. Таяра, бедная, тоже испугалась, стала плакать, я стала ее умолять, сказала, что век буду помнить, как она спасла детей и меня, но куда нам пойти?

ГАЯНЭ: Она не выгоняла нас, говорила, что все сделает, но она боялась.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Я сказала Таяре, что мы еще немного останемся, а ночью уйдем. Потом пришел ее муж, сказал, что введен комендантский час. Говорит: “Зина, с тебя магарыч. Горбачев объявил комендантский час”. А Багиров выступал по телевидению, сказал, что двух человек убили в Карабахе, но страшного ничего нет, разбили стекла машин, но убийств не было. Он все время выступал, песни и пляски были азербайджанские. Таяра телевизор включила на полный ход. Когда мы узнали про комендантский час, то успокоились, но толпа опять ринулась во двор, большая толпа. Сосед наш сказал им, что здесь была только одна семья армянская, но всех уже убили, никого сейчас нет. Мы опять спрятались в гардероб, а Диану засунули под постель.

ГАЯНЭ: Таяра спустилась в нашу квартиру посмотреть, что там, а там два бандита. Спрашивают: “Ты что здесь делаешь?”. Таяра ответила: “Хочу кое-что взять для себя”. А они сказали: “Бери, бери, их уже нет”.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Да, она хотела что-нибудь взять для нас, хотя бы из постельного белья. Сказала: “Что ты будешь делать, пустая, голая, с тремя детьми, ничего у тебя из полной квартиры не осталось”. Короче, мы успокоились, а толпа ринулась в другой дом, напротив, и там что творилось – не знаю.

ГАЯНЭ: Комендантский час подействовал на банды, многие стали расходиться: предупредили, что будет открыт настоящий огонь. Солдаты не знали города, не могли ориентироваться, ездили по центральным улицам, а во дворы не заходили. Когда уже были в горкоме, они просили горожан ехать с ними, показывать дорогу.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Танки вошли в город с 29-го на первое.

ГАЯНЭ: Нет, мам, танки и раньше были, но стояли возле горкома партии, где находились армяне… После полуночи, 1 марта, когда я уже выспалась после двух бессонных ночей, мама говорит: “Собирайтесь, за нами приехали машины”. Мы и так все время были одеты. Мама разведала… и вернулась за нами.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Когда я пришла за детьми, Таяра сказала, что Вика жива-здорова, приходили ребята, сказали, что ее спрятали в надежном месте. Мне и верилось, и не верилось. Побежали к танкам. Там были Гамбаряны, Рома и Саша, у которых отца убили, кларнетиста Шурика, и там мать их стояла. Саша подошел, спросил про девочек. Я еще удивилась, откуда вы моих девочек знаете? А он говорит, что и девочек знает, и меня. Сосед сам пошел за Гаей и Дианой… мне это показалось вечностью, я – за ним. И другая соседка вышла, Анна Васильевна, русская: “Зиночка, миленькая, ну, счастливо вам”. Поцеловала Диану. Нас разместили в автобусе, капитан приказал везти в горком. Этот автобус не поехал, пересадили в другой. Дождь шел проливной.

ДИАНА: Когда сделали комендантский час, на улицах было очень много солдат, все они были со щитами и дубинками. И когда азербайджанцы нападали на них, много солдат погибло.

Они бросали в солдат булыжники, камни большие. Я сама это видела. Солдаты танками давили этих азербайджанцев. Они видели, что насилуют людей, и от злости их давили. Мы испугались, и меня спрятали под матрас и одеяло, а Гая с мамой залезли в гардероб. А потом прямо на улице дрались… А возле дома взрывали автобусы, танки, машины горели, и во дворе было много убитых людей. Они ехали не глядя, где пешеходная дорога, а где просто дорога, прямо ехали, кто не успевал убежать, попадал под танки. А когда мы уезжали – это было вечером, было темно, – там было три автобуса, и в одном были солдаты. Мама прибежала и сказала: “Одевайтесь, пошли”. А Гая была в тапочках, а я была в синем платье, но оно было старое. Я была в старом жакете, в старом платье и тапочках. И все. А Гая была в юбке и в ангорке и в тапочках. И был сильный дождь, и на улице были лужи. Маме дали старую куртку, потому что у нее было платье с короткими рукавами, она надела ее, и мы побежали. Сели в автобус, а я была голодная, мне один солдат-ереванец дал солдатский паек, он меня на руках нес из одного автобуса в другой, и я ему подарила стаканчик, который остался от Викиного приданого, и он дал мне свой номер телефона.

ГАЯНЭ: В автобусе у каждого окна сидел солдат со щитом. Можно было ждать чего угодно. Нас привезли к горкому партии, высадили и в сопровождении солдат ввели в горком. Там было полно народу, дышать было нечем. Мы спросили: “Это все наши? Армяне?”. Нам ответили, да. Мы удивились, что в Сумгаите столько армян. Столько лет жили, не думали, что в Сумгаите столько армян, 18 тысяч. Нас это поразило, мы этого раньше не замечали. На следующий день, спустившись вниз, я встретила секретаря комсомола с Викиного завода “Химпром”. Он сказал, что Вика жива-здорова. Когда я это сказала маме, она, конечно, еще больше успокоилась. Но знаете, после всего этого верить было трудно, вера во все пропала. Она все-таки не совсем верила.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Не верила, потому что я наслышалась разного. Когда мы приехали в горком, чего только не услышали! Это страх божий. Я увидела наших многих знакомых, целуют, спрашивают, как дети, как дом. Многие уже знали, что квартиру разгромили, видели побитые стекла. Я плакала, отвечала, что нету Вики. Одна говорит, у нее тоже обеих дочек забрали, одну не может найти, вторая вся порезанная. Другая сказала, что у нее и мужа, и сына зарезали, убили. Это Нелли Арамян. Она жила в шестом доме в нашем микрорайоне. У нее мужа убили, Армо, и сына Артура. В общем, я наслышалась такого, что стала уже терять сознание, все терпение иссякло в ожидании дочери. Правда, потом ко мне подошел один парень, азербайджанец, и сказал, мол, теть Зина, я пришел от Вики, она жива- здорова, спрятана в надежном месте, хотите, я позвоню, вы с ней поговорите. Мы спустились на первый этаж, он позвонил Вике, я с ней поговорила, услышала голос моего ребенка. В этом аду она смогла остаться живой. Потом я этого азербайджанца стала умолять, чтобы он ее привез в горком. Он меня отговаривал: “Если вы куда уедете, я ее привезу туда, не волнуйтесь, я ее берег больше, чем брат сестру”. Ну, я все равно просила, чтоб он ее привез. Он ее привез, и я успокоилась. На второй день была встреча с Демичевым, народ стал кричать. Один кричит: “Отдай мне моего сына!”, другой кричит: “Где моя дочь!”, третья требует мужа… Там и Багиров стоял, хлопал глазами, ничего не мог сказать.

ГАЯНЭ: Когда Демичев спросил, куда мы хотим выехать, все закричали: “В Россию!”. Честно говоря, мы все были напуганы Арменией, такие слухи ходили, мы были словно в страшном сне, никто не хотел выезжать в Армению. Но он сказал, что в Россию он не может вывезти 18 тысяч, завтра со всеми отдельно встретится и поговорит. А еще сказал, что сегодня поедет по квартирам и будет смотреть. Третьего марта нас отвезли к военным. Они приняли нас просто прекрасно. А уже оттуда спецрейсами детей отправили в Минводы, Ереван и Москву. В Москву выехала одна женщина с письмом к Горбачеву и Громыко.

ЗИНАИДА ПОГОСОВНА: Правда, страшное все позади. Все это прошло, но тяжесть останется на всю жизнь. Это забыть нельзя. Ни в коем случае ни мы, ни наши дети, ни наши внуки не должны забыть. Кто ответит за тех, кто погиб? За наших матерей, сестер, братьев, сыновей, дочерей? Кто за это ответит? Кто смоет эту кровь? Кто-то должен ответить и очень строго, чтобы подействовало на этот народ, который издевался как мог, как хотел… Это еще не кончилось, мы сейчас живем здесь, в Армении, в защите, но наш вопрос еще не решен. Мы бы желали остаться в Армении, на своей Родине, чтобы весь армянский народ был сплоченным. Тогда мы станем непобедимы. Не будет разбросан армянский народ по всему Союзу, миру, если будем вместе, это не повторится. Как мать троих детей, как женщина, как сестра прошу, будьте сплоченными, чтоб не повторилось то, что было в Сумгаите. Родина наша… Единственная просьба, чтоб нам помогли, дали квартиру, дали работу. Чтобы наши дети могли принести пользу нашей Армении. Если мы не сумели – пусть дети сделают это. А будет возможность – и мы принесем пользу. Это наша отцовская земля. Наши прадеды, деды тоже жили здесь, это потом уже разбрелись кто куда. Земля, как мать, родила, вскормила нас. Она и женит нас, и хоронит. Одного хочу: чтоб наш народ не видел горя, которое видели наши дети, чтоб ваши дети здесь, в Армении, не видели такого.

28 мая 1988 г., Ереван