Сумгаитская трагедия в свидетельствах очевидцев

Книга первая

Опубликовано: Июнь 28, 2012

Составитель,
ответственный редактор – САМВЕЛ ШАХМУРАДЯН,
сотрудник Союза писателей Армении,член Союза журналистов СССР

Редакционная коллегия:
АЛЛА БАКУНЦ, младший научный сотрудник Института литературы Академии наук Армении; НАДЕЖДА КРЕМНЕВА, член Союза писателей СССР и Союза журналистов СССР; МЕЛИНЭ САРКИСЯН, научный сотрудник Центра научной информации по общественным наукам Академии наук Армении; АЛЕКСАНДР АСЛАНЯН, кандидат филологических наук, доцент Ереванского университета; НЕЛЬСОН АЛЕКСАНЯН, заведующий отделом журнала “Литературная Армения”

При цитировании ссылка на сборник обязательна
При перепечатке сборника или отдельных его глав просьба извещать ответственного редактора
Просьба не распространять сборник за плату
Сведения о Сумгаитской трагедии, отзывы на сборник присылать по адресу:
375019, Ереван, пр. Маршала Баграмяна, 3, Союз писателей Армении, Шахмурадяну С.С.

АРМЯНСКИЙ ФОНД КУЛЬТУРЫ
ЕРЕВАН 1989

СОДЕРЖАНИЕ

Марина М

М. МАРИНА ГРИГОРЬЕВНА
Родилась в 1969 году
Проживала по адресу: Сумгаит,
3 микрорайон, д.17/33 б, кв.15
Работала инженером по технике безопасности в СМУ “Химзащита” треста “Азтепломонтаж”, училась в Сумгаитском филиале Азербайджанского института нефти и химии

27 февраля мы с Кариной решили пойти в кино в клуб СК, который находится на площади Ленина. Шел аргентинский фильм “Бездна”. Мы пошли в кино. По дороге на главной площади города, на улице Ленина нам встретилась толпа, которая стояла возле трибуны и что-то требовала. Так как толпа была немногочисленная, мы не обратили на нее внимания. Вошли в кинозал, удивились, что фильм аргентинский, вроде бы неплохой, а так мало людей. Было там человек 30, не более. Ну, начался фильм, где- то через полчаса в клуб ворвалась толпа, немногочисленная, человек 50. Стали требовать: армяне, на сцену! Остановили фильм. Все сидели пораженные, не понимая, в чем дело. Толпа пошумела, попугала. Видит, что народ никак не реагирует, ну и ушла. Это были в основном молодые люди, до 20 лет. Одного из них Карина узнала, поэтому ей стало страшно, она попросила меня подвинуться поближе к середине зала, а сама осталась сидеть на месте. Думала: “Если меня узнают…”. Это был танцор, он танцевал в Доме культуры, Дворце химиков, ну, Карина его узнала. Его зовут Парвиз.

После того, как толпа удалилась, вновь стали крутить фильм, но уже не было никакого желания смотреть. Карина попросила меня встать, пойти поскорее домой. Но я… она была в мандраже полном, я более трезво рассуждала: если мы сейчас выйдем, нас могут поймать. После окончания фильма пошли домой. Поехали на такси. Пришли, рассказали дома. Мама забеспокоилась, но никаких мер не приняли, так как было уже поздно. Легли спать. На следующее утро 28 февраля вроде бы в городе все было спокойно.

По крайне мере в районе 3 микрорайона было спокойно. К двум часам к нам пришла подружка Карины, русская, и сказала, что в городе творится что-то невообразимое, но что именно, мы не поняли. Потом мы стали смотреть телевизор, мама приготовила обед, стали накрывать на стол к 4 часам. Пообедали, собрали со стола и услышали какой-то шум. Выбежали на балкон, стали смотреть, что происходит. В районе кинотеатра “Космос” – это в 3 микрорайоне – бежала огромная толпа в разные стороны. В общем, непонятное что-то. И из-за того, что панораму закрывал впереди стоящий дом 18, Карина пошла к соседям, предполагая, что оттуда будет лучше видно. Потом мы спросили у соседей: что там? Вроде бы успокаивая нас, они сказали, что жгут автомашины армян.

Но мы уже думали, что происходит более ужасное. Мама говорит: “Давайте, скорее, заходите, закрывайте окна, не выходите на балкон”. В это время Карина прибегает и говорит, что она видела, как несколько десятков солдат бросились на эту толпу с дубинками. Потом толпа повернула и одного солдата… ну, один солдат не успел убежать, и толпа накинулась на него, стала избивать его же дубинкой.

Ей стало плохо, она прибежала, вся трясясь, а я пошла на балкон и стала смотреть, как разворачиваются события. Толпа двинулась в сторону нашего дома и стала ломать мотоцикл, который принадлежал армянину Саркисяну Сергею из соседнего подъезда. Я зашла в комнату и сказала, что они уже у нас во дворе.

Не успели мы принять какое-то решение, спрятаться, как услышали топот и шум в подъезде. Такое чувство было, как будто слон поднимается или стадо слонов. Вся квартира тряслась от этого шума. Нас с Людой Зимогляд сестра Люда отправила в спальню, под кроватью мы спрятались. Люда тоже собиралась спрятаться с Кариной. Мама сказала, чтобы мы все спрятались. Они с папой скажут им, что они одни, не трогайте. Но, видя, что папа с мамой в коридоре, Карина тоже выбежала за ними, а Люда за ней. Заперли нас в спальне с Карининой подружкой Людой Зимогляд. Мы лежали вдвоем под кроватью.

В это время взломали дверь, и послышались крики мамы, сестер. Стали ломать стекла, хрусталь, зеркала, все, что можно было сломать. Долго это не прекращалось, эти крики. Ну… я не помню, где-то часа полтора мы были под кроватью с Людой. Скорчились, еле-еле поместились, там у нас сумки лежат под кроватью, с новой одеждой. Как эти полтора часа мы провели под кроватью, один бог знает.

Мы держались за руки и иногда, поддерживая друг друга, пожимали чуть-чуть, подбадривая, чтоб не дай бог не вскрикнуть. Потом, когда немного в квартире поутихомирилось, уже нечего было ломать, они пошли в спальню, так как там находилось много вещей, которые можно унести: приданое, матрасы и так далее. Они стали разворачивать кровати, перед нашим носом стали мелькать их ноги. Очень страшное зрелище, когда думаешь, что сейчас носом коснешься чьей-то ноги, еле-еле поместились мы под этой кроватью. Кошмар!

Ну, один из них заглянул под кровать, где мы лежали с Людой, и сказал: “Идите сюда, здесь еще есть!”. Имел в виду – девочки. Люду выволокли первой из-под кровати, она стала кричать, барахтаться: “Я русская, оставьте меня в покое!”, звать на помощь. Ну, потом в соседней комнате стали говорить, что русских не трогаем. Пришла моя очередь. Я сама уже вышла из-под кровати. Они спрашивают: “Ну, а ты кто такая?”. Сказала, что я соседка, азербайджанка, пришла в гости. Ну, нас с ней вроде бы отпустили, но, выходя из спальни, я увидела Люду, которая стояла в окружении нескольких человек. Ну, Люда тоже увидела меня и оторопело так посмотрела. Ей было невдомек, как эта толпа не трогает меня и я такая спокойная стою среди них. Потом, уже впоследствии, Люда рассказывала, что она до этого была без сознания, пришла в себя, увидела меня, и ей показалось это сном. Попыталась позвать меня, но была не в силах это сделать, что и спасло меня, в конечном итоге. Выходя из комнаты, я заглянула в гостиную и даже улыбнулась. Там было все такое разгромленное, ну, мебель, все сровняли с полом и… у нас на ковре висел Карлсон. Один Карлсон остался, ковра уже не было, успели унести. Карлсон – это игрушка просто, висела. Ну… и один Карлсон висит. Я улыбнулась, думаю, сейчас сойду с ума от этой картины. Этим временем Люда Зимогляд надела пальто, нашла свою сумку, и мы вышли.

В этот момент никого дома не было, кроме сестры Люды и этой вот банды, остатков. Значит, парень незнакомый, потом оказалось – знакомый, Игорь, отвел нас к соседям, барабанил долго, пока они не открыли, и втолкнул нас туда уже силой. Мы сидели там некоторое время, а во дворе кричали, шумели. Я понятия не имела, что с нашей семьей. Когда мы были еще дома, один парень подошел и стал в упор разглядывать меня. У него лицо было такое безобразное, небритый, глаза из орбит выходили, кровью налитые. Ну, он проверял меня взглядом. Я сказала: “Ну что ты смотришь?” – на азербайджанском языке. Уже пришла в себя немного. Да, видно, они были накурены анаши, очень страшные глаза. И он спросил: “Что ты делаешь, зачем ты пришла к армянам?”. Я сказала, что в гости. Он сказал, чтоб впредь к армянам в гости не ходила. Ну вот, мы с Людой очутились у соседей и сидели там некоторое время. Люда все время беспокоилась: как мама, что она подумает, просила проводить ее. Ну, я постаралась объяснить ей, что, если я выйду, весь двор меня знает, скажут, что это Марина, бейте, добивайте ее. Уговорила ее пойти одной, дала денег на такси. Она ушла.

Потом пришла соседка с первого этажа, сказала, что все наши живые, покалеченные, но живые. Иди на третий этаж, тебя там ждет мама. В это время никто не знал, что со мной происходит. Сестра Люда дома, Карина на улице, ее там избивают, а что со мной, вообще понятия не имели. Я поднялась на третий этаж к соседке, увидела всех там. Карина была до неузнаваемости избита. Тогда только на меня напало такое бешенство, я не знаю. Готова была всех и каждого разорвать. Мы просидели этот вечер у них, трясясь от страха. Уже было 10 часов вечера… Как бы они опять не пришли. Мы поднимались домой, чтоб взять несколько одеял, чтоб можно было переночевать у соседей. В это время мальчик соседский позвал маму: “Тетя Роза, скорей спускайтесь вниз, они опять идут в наш подъезд!”. Мы только успели захлопнуть дверь соседскую, как они ворвались в наш подъезд и опять поднялись на пятый этаж, стали опять громить. Все, что можно было, унесли и спустились на второй этаж, под нами квартира двухкомнатная, там живет старая женщина, тетя Ася, армянка.

Она обычно отдыхает в деревне, очень редко приезжает. Ворвались в ее квартиру и тоже стали громить. Мы при каждом ударе вздрагивали, невозможно описать эти минуты, которые мы прожили у соседей. Потом мы стали звонить к знакомым, родственникам, армянам, предупреждать, чтобы уходили, прятались. Невозможно было объяснить по телефону, что с нами сделали. Ну, думаем, пускай спрячутся, а потом поймут, что творится в городе. Потом я позвонила подружке, узнала номер телефона Карининого начальника, так как у Карины память вообще отшибло, она была не в себе. Кое-как дозвонилась к начальнику, он приехал за нами примерно через один час. Приехал за нами, забрал. Было темно уже, но я увидела наши фото, разбросанные во дворе. Я их подобрала. Села, прощальным взглядом посмотрела на дом, думаю: все, больше я сюда не приеду. Поехали мы домой к начальнику. По пути мы видели: толпы еще бегали по микрорайону, а у въезда в город стояло несколько машин с солдатами, матросами, но почему- то они бездействовали. Приехали мы в горотдел милиции поздно ночью.

Там было какое-то совещание, какая-то шишка приехала из Баку, видно, и поблизости все было переполнено солдатами, собаками, милицией, полно было машин. Невозможно было подъехать на машине к этому зданию. Когда мы вошли в горотдел, ну… там лежали уже солдаты избитые. Они были ранены, им делали перевязки. И еще одна-две семьи армянские, тоже, видно, пострадавшие. Карину с Людой стали осматривать, палу, маму, всех, кроме меня, так как я не пострадала физически. Потом попросили меня в комнату, стали допрашивать, вести протокол… Я сказала, что не в состоянии говорить что-либо сейчас. Мы поехали дальше. Нас отправили в больницу, Карину с Людой приняли в роддом, где Люда пролежала один день, Карина – два. А мы с родителями поехали домой к начальнику. На следующий день ночевали у начальника, если можно сказать, что мы спали.

На следующий день все это началось в 45 квартале, где находилась квартира, в которой мы прятались. В понедельник в семь. Начальника Карины зовут Мамедов Уршан Фейрузович. Заслуженный строитель Азербайджанской ССР. В понедельник все телефоны почему-то отключили. Невозможно было узнать, что творится в городе. Мы все сидели взаперти. Боялись выглянуть в окно. Начальник Карины во вторник, первого марта, принял решение отвезти нас к себе на работу, так как там работает телефон, можно связаться, узнать, что сталось с остальным армянским населением. Мы поехали в управление, позвонили. Начальник узнал, что всех собрали в горкоме и в здании клуба СК, где мы смотрели фильм с Кариной.

Нас отвезли туда. Вся улица Ленина была оцеплена солдатами, стояли БГР, БМП, танки, кружили вертолеты. Там мы встретились со своими соседями. Вертолеты над городом кружили, смотрели, где скопления, чтобы вовремя установить, куда посылать солдат. Ну, встретились со своими знакомыми, соседями. Там была паника: всех зарубили уже, остались только мы. Но нет. Мы жили на сцене в этом клубе. Я, кажется, одну ночь там провела и то простудилась. Этот клуб вмещает в себя, ну, человек 500, а там находилось более 2000 человек. Можете себе представить, как мы там разместились. Воздух был спертый, нечем было дышать. Выходили на улицу – там ветер, заходили – духота. Все заболели, не говоря уже о детях. Полная антисанитария. Люди не то, что не могли сесть, — они спали стоя. В проходах, на лестницах, на сцене. Сцена деревянная, сверху что-то типа чердака, показалось кому-то, что там ходит человек, сразу паника: нас сейчас будут жечь. Солдаты… приказали солдатам, они прочесывали чердак, искали. Говорят, что-то нашли: 2 баллона солярки и кого-то постороннего там. Не знаю, насколько это правда. Пока мы были в СК, можете представить, что там творилось. Все время паника: сейчас придут! Здесь нас всех вместе специально собрали, чтобы сжечь, чтобы уничтожить! Все армяне собрались, это сделать нетрудно. Там были солдаты, но человек 20, что они могли сделать против этой толпы? Площадь была оцеплена, но все равно, знаете, местность такая, оцеплена только спереди. Там стояли танки, а сбоку, там стекла, их выбить ничего не стоит, тем более все были в таком состоянии… Раз до этого никто нас не уберег, то и после этого никто не убережет. Сами на себя надеялись. Ну, там встали мужчины, сторожевые пункты создали, парни такие мужественные. Если что, они здесь будут стоять, а мы – тут, чтобы оберегать женщин и детей. На помощь тогда, наверное, не надеялись, ни на чью. Надо сказать о детях, которым исполнилась от роду неделя. Конечно же, все они заболели, и неизвестна их дальнейшая судьба, потому что и грипп там был, и грязь. Невозможно описать: санузел и рядом расположилась семья с ребенком. Несовместимо вроде бы, но другого выхода не было. Так мы прожили один день и ночь в СК в полном хаосе.

Сейчас у нас в городе все спокойно, утихомирилось. Нам дали квартиру, вообще квартиры дали тем, у кого есть погибшие и сильно пострадавшие. Нам дали квартиру в Баку, на 8 километре. Квартира неплохая, выбирали вроде бы сами. Любой этаж, ремонт, сразу установили телефон, железная дверь.

Но все равно мы там оставаться не собираемся. Особенно в панике папа с мамой. Скорее бы переехать в Армению! Но… пока не светит. Потому что азербайджанцы армянские засели и уезжать пока не собираются. Ну, пока живем.

Все члены семьи после этих событий очень изменились, стали раздражительны. Папу вообще не узнать. Был такого веселого характера… сейчас стал суровый, ему все время кажется, что что-то не так мы делаем. Потерял всякий интерес к жизни. Часто вспоминаем события 28 февраля, и папа все время размышляет, что было бы, если б он вступился за нас. Он тогда собирался, ну, стоял с топором возле дверей: несколько человек хотя бы успею убить. Но мама более трезво рассудила, что если он поднимет хоть на одного топор, то всех нас перерубят, и отбросила топор под диван. Ну… папу это все-таки мучает. Вроде бы отец – и не смог защитить. Его ударили по уху чем-то тяжелым, да так, что он не слышал долгое время, и по носу. В носу запеклась кровь, и потом ему в рот засунули тряпку, кляп, наверное, руки завязали за спиной и опрокинули на него подушку, сверху что-то тяжелое положили, чтоб он задохнулся сам. Потом наша мама, вся истекая кровью, улучила момент, секунду, встала, взяла папу, и они бегали по подъезду, пока им не открыли дверь.

А Люда наша в детстве часто теряла сознание, Люда у нас такая слабая, сейчас она еще более ослабела. Будем надеяться на выздоровление, не моральное, а хотя бы физическое. Потому что моральная травма никогда не изгладится из памяти. Об этом будут помнить все.

26 апреля 1988 г., Ереван