Сумгаитская трагедия в свидетельствах очевидцев

Книга первая

Опубликовано: Июнь 28, 2012

Составитель,
ответственный редактор – САМВЕЛ ШАХМУРАДЯН,
сотрудник Союза писателей Армении,член Союза журналистов СССР

Редакционная коллегия:
АЛЛА БАКУНЦ, младший научный сотрудник Института литературы Академии наук Армении; НАДЕЖДА КРЕМНЕВА, член Союза писателей СССР и Союза журналистов СССР; МЕЛИНЭ САРКИСЯН, научный сотрудник Центра научной информации по общественным наукам Академии наук Армении; АЛЕКСАНДР АСЛАНЯН, кандидат филологических наук, доцент Ереванского университета; НЕЛЬСОН АЛЕКСАНЯН, заведующий отделом журнала “Литературная Армения”

При цитировании ссылка на сборник обязательна
При перепечатке сборника или отдельных его глав просьба извещать ответственного редактора
Просьба не распространять сборник за плату
Сведения о Сумгаитской трагедии, отзывы на сборник присылать по адресу:
375019, Ереван, пр. Маршала Баграмяна, 3, Союз писателей Армении, Шахмурадяну С.С.

АРМЯНСКИЙ ФОНД КУЛЬТУРЫ
ЕРЕВАН 1989

СОДЕРЖАНИЕ

Мелкумян Каринэ Борисовна

Родилась в 1963 году
Проживала по адресу: Сумгаит, 41а квартал, д.2 б, кв.21
Работала воспитателем в школе-интернате № 1

У меня такая судьба: было у меня все, была счастливая семья, а сейчас в свои 25 лет я стала вдовой, одна ращу троих детей, мой третий ребенок - ему нет еще двух месяцев - родился в Ереване. Мы с Игорем думали: если родится дочь, назовем Раисой, в честь моей свекрови, а если сын - Арсеном, в честь дедушки Игоря. Родилась девочка, и я, уже без Игоря, назвала ее Раисой, но уже в честь погибшей бабушки.

Наша семья и семья Мелкумянов с 65 года жили по соседству. Мы с Игорем росли вместе, дружили с самого детства. Обручились, когда мне было 16 лет. А в 81 году, когда мне было восемнадцать, поженились. В Сумгаите родились двое детей. Дочке сейчас 6 лет, зовут ее Кристина, сыну, Сереже четыре с половиной.

Сначала расскажу, что было 27 февраля. В этот день я шла с работы мимо площади Ленина, где собралось около полутора тысяч человек. Были там и комсомольцы, и пионеры, были там и партийные, и беспартийные, и все кричали: "Нет тут места христианам!", "Покончим с армянами - возьмемся за русских!". А также выкрикивали: "Смерть армянам!". По городу распространялись нелепые слухи. Мне стало страшно. Пришла домой еле дыша и рассказала обо всем, что творится в городе. Наши не поверили этому. Свекра, Мелкумяна Согомона Маркаровича не было дома, он был на азербайджанской свадьбе. К восьми часам он подъехал к дому и едва успел остановить машину, как камнем разбили заднее стекло. Вышел из машины - никого уже не было. Ну вот, я и ему все рассказала, а он говорит: "Что, советской власти нету?". Игорь тоже в тот день сказал: "Пап, в городе страшное творится". А он говорит: "Мы будем дома сидеть, нас никто из собственного дома не прогонит".

День прошел. 28 февраля, это было воскресенье, мы никуда не выходили. Звонили родственникам, расспрашивали, и все говорили то же самое. Где-то к вечеру во дворе стали ломать машину армянина из соседнего дома. С Ирой, женой деверя, мы стали звонить в милицию: машину ломают, придите, помогите.

Мы долго звонили, но все равно они не приехали и не приняли мер. 29 февраля, в понедельник, хоть в городе и были войска, мы побоялись выйти на работу. Позвонила в школу: ключи от класса были у меня. Предупредила старшего воспитателя, мол, пришлите детей за ключами, я на работу не выйду. Воспитатель согласился, даже говорит: "Хорошо, не выходи, мы понимаем, в городе творится такое, не выходи".

До этого, 28 числа, к нам пришла семья Амбарцумянов. Пришли к моему свекру и сказали: "Дядя Сергей, разломали наши стекла, в городе творится плохое". Дядя Миша Амбарцумян даже говорил: "Я видел своими глазами, как по улицам ведут голых девушек. Не знаю, - говорит, - надо уходить из города". Ну, 29-го мы уже сели решать, куда ехать, думаем, на дачу сейчас поедем. Собрали несколько сумок: вещи, продукты, все самое необходимое. И тут где-то без пятнадцати пять приходит к нам управдом и говорит: "Дядя Сергей, положение в городе плохое, не выходите". Отец даже разоткровенничался и говорит: "Может быть, мы на дачу поедем, там надежнее будет". "Нет, - говорит, - там еще хуже, дома надежнее". Он сказал, мол, не бойтесь, если что, я людей пошлю - спасут вас. И вот прошло после него минут 15, и в наш двор ворвались около 200 человек. В это время все мы были дома: мы с Игорем и двумя детьми, Ира и Эдик с дочкой, золовка моя, Ира, свекровь и свекор. И еще - семья Амбарцумянов, их было трое: дядя Миша, Жасмен и их дочь Марина. И вот когда они начали ломать дверь, я помню, Эдик и Игорь сказали нам: "Закройтесь в комнате. Закройтесь в комнате, успокойте детей, и чтоб не было слышно, что кто-то есть дома". Дети начали плакать. Вдруг Ира, жена деверя, предложила: "Давайте бегом на балкон!". Мы - две невестки с детьми, Жасмен и Марина, бросились на балкон. Прибежали золовка, свекровь: "Быстренько переходите, иначе убьют вас всех!". Мы жили на втором этаже. Нужно было с нашего балкона перейти на балкон соседки. Вначале ничего не получалось. Балкон выходил на улицу. Как раз люди со смены возвращались, а многие просто так стояли, смотрели. Я просила, умоляла: "Прошу вас, позвоните, позовите кого-нибудь!.. - Даже стала кричать: "Выкину сейчас детей, брошу, вы ловите, отведите куда-нибудь, хоть дети пусть останутся живы". Они то ли испугались, то ли... не знаю что. Смотрели так, будто пришли в кинотеатр. Некоторые даже стали бросать в нас камни. Повторяю, это не были бандиты, те - с другой стороны дома и в подъезде, это были просто люди, прохожие. Вот и троллейбус остановился. Запомнился мужской голос: мол, армяне переходят на другой балкон. Ира, золовка, помогла нам, детей перевела. Я была в положении, где-то семь месяцев. Семи не было - шесть с половиной. Я тоже перешла. Первой, по-моему, была Жасмен; знаете, этот момент я не так уж запомнила. Жасмен, по-моему, первой перешла, у нас с Ирой, женой Эдика, дети кричали, плакали. Моя Кристина: "Мама, не бросай нас через балкон, мы боимся!". И Лилия плакала, и Кристина, и Сережа. Кристина даже не хотела переходить. Она кричит: "Я остаюсь с бабушкой, остаюсь с бабулей!..". Она бабулю очень любила, больше, чем меня. А свекровь кричит: "Ой, Кристина осталась, Кристина осталась, Кристину тоже спасите!". Ира нас перевела, последней была Кристина. Помогла Ира и ушла назад. И стали мы ломать дверь на балконе соседей. Я стучу кулаком: "Севиль, открой дверь, открой, прошу тебя!". Она не открывает. "Нет, уходите, куда хотите - уходите, я не открою вам дверь". Это соседка наша, с которой мы дружили, никогда ни в чем не отказывали, никогда! И, видимо, ей показалось, что мы уже ломаем стекла, она открыла дверь. Открыла и говорит: "Карина, Карина, уходи, куда хочешь, не оставайся здесь, из-за вас и нас убьют". Я умоляю: "Прошу тебя, возьми хотя бы детей, мы уйдем, мы обратно уйдем".

"Нет, - говорит, - уходите". Прибежали ее сыновья, взяли нож. Брат Севиль, лет восемнадцати, орет на нас: "Уходите, убирайтесь отсюда, я сейчас вас ножом убью!". Мне стало очень страшно, я вышла с детьми в подъезд, спустилась немного по лестнице. Чуть спустилась, слышу - громкоговоритель. Это - со двора: "Армян нужно убивать, они тут заняли хорошие места, лучшие квартиры заняли". Один из них стал говорить: "Пусть течет армянская кровь, никто не должен остаться в живых!". Услышав все это, я поднялась наверх, начала стучаться. Никто мне не открыл! На третьем этаже мне не открыли дверь, на четвертом тоже. Жасмен я уже не видела. Ира - она позже поднялась. Я даже думала, что они ее оставили у себя, спасут.

У меня голова кругом идет. Наших там убивают, я с двумя детьми в соседнем подъезде. Сереже четыре года, пять с половиной Кристине. Они плачут: "Мама, мы боимся!". Они такие напуганные были, я даже не знала, как мне их успокоить, себя успокоить или их?.. Было жутко... Хотя на третьем этаже сосед все-таки открыл дверь. Я прошу: "Открой, пусти меня в дом!". Он приоткрыл, говорит: "Нет!". Нет - и все! Так строго: нет! На пятый этаж поднялась. Бью кулаками в дверь изо всех сил. Он открыл, хозяин, стоит так, на меня смотрит. Я уже готова была стать на колени. Я уже почти что стала на колени. "Прошу тебя, умоляю, возьми хотя бы детей". Он был не азербайджанец, а лезгин. Я даже сама не пойму, как, но он меня впустил в дом. И вот когда я зашла, Жасмен уже была у них. И не прошло двух минут, как по лестнице поднимается Ира с Лилией. Лилия плакала. Он не хотел открывать дверь.

И я опять стала умолять: "Прошу тебя, открой дверь, это наша Ира с Лилией! Открой дверь!". А он говорит: "Нет, я боюсь". Я опять и опять: "Прошу тебя, открой дверь, прошу!".

Он смотрит на меня. Долго смотрел, потом все-таки открыл дверь. Вошла Ира с Лилией. Мы кинулись к друг другу, обнялись, плачем. Потом хозяин запер нас в ванной комнате. Мы сидели там долго. Он говорит нам через дверь: "Успокойте детей и сами успокойтесь".

А как нам успокоиться? Нас этот человек прячет, а что там сейчас с нашими? Еще у нас дома я почувствовала, что никто из нас в живых не останется. Я говорю: "Игорь, Эдик, давайте попрощаемся с вами". А Эдик повернулся, посмотрел, мол, ты что, смеешься, что ли? Но я все равно думала, что нас всех убьют. Игорь тоже посмотрел на меня... И уже было поздно!.. Дверь стали ломать, Игорь стоял возле двери. Он же нам сказал до этого: "Закройтесь в комнате, сидите". Он думал, что мы в комнате. Но прежде чем пойти на балкон, мы пошли к ним. "Эдик, Игорь, давайте попрощаемся". Ну, Игорь не думал, что мы через балкон будем перелезать. И вот, перешли мы так, даже самой не верится, что нам удалось спастись, Игорь надел каску, а Эдик был в куртке, надел меховую шапку. Все мужчины: Игорь, Эдик, отец, Миша Амбарцумян - они все стояли около дверей. Они сами не собирались открывать дверь. Думали, поколотят и уйдут. Но оттуда приказывают на азербайджанском: "Открывайте двери!". Наши молчат, ждут. Один за дверью кричит: "Они дома, дома, ломайте дверь!". А отец, я помню, шепчет: "Сейчас поломают, сейчас поломают...". У него что-то было в руках, по-моему - нож: если вломятся - будем защищаться. В коридоре у двери лежали металлические ножки от стульев. Из-за двери говорят: "До пяти считаем - откройте!", но наши молчат, ничего они не ответили. Будто бы дома никого нет. Уйдут, думали, отстанут - уйдут. Отец же говорил: "Да не может быть, чтоб в мой дом вошли. Как это так?! Все нас знают, весь Сумгаит нашу семью знает, все с нами в хороших отношениях". В самом деле, дома не было такого дня, чтобы за нашим столом не сидел бы азербайджанец. У нас дача своя была хорошая, часто собирались там, азербайджанцы тоже любили с нами посидеть. Но вот пришлось спасаться, бежать из своего дома. Ира, я помню, говорит: "Я не уйду отсюда, тут остаются мои братья и родители, я буду с ними вместе защищаться". Она так и сказала. Она взяла в руки нож, говорит: "Если откроют, войдут в дом, то я начну защищаться с нашими, я никуда не уйду".

Мы были у Севиль, когда они ворвались в дом. Мы все слышали - драку, крики. Шум такой был страшный. И когда мы спрятались на пятом этаже у лезгина, оттуда тоже было слышно все. Даже голос Иры. Я помню, она несколько раз мать звала. Долго она звала... Я уже стала ломать дверь ванной: "Открой дверь, что с Ирой, кто это кричит, это Ира кричит, это ее голос!". А лезгин говорит: "Ничего, успокойся, нет, это уже не в вашей квартире". Он обмануть меня хотел, успокоить. Прошло часа два, лезгин открыл дверь и говорит: "Карина, Игорь убежал, успокойся. Он убежал". Он своими глазами видел, как Игорь вырвался, убежал. Убили-то его на дороге, рядом с домом.

Пока мы были в этой ванной комнате, мне пришлось пережить все человеческие страхи. Этот крик Иры! Она кричала: "Спаси меня, мама! Спаси!.. Мама, мама!" - несколько раз она повторяла. Стоял дикий шум. Очень много людей там было, все кричали, все ревели, лаяли, свистели, вы не представляете, что там творилось, какой рев там стоял.

После того, как, видимо, Иру убили, эти убийцы заходили в подъезд, где мы прячемся, поднимались наверх, до пятого этажа поднимались. Не знаю, искали армян вообще или нас, но, по-моему, нас искали, потому что, когда мы перелезали, с улицы послышалось, мол, их невестки переходят по балконам.

И вот после Иры мы услышали, как поднимаются по подъезду и колотят в двери. Я думала, это последние минуты, я стала уже прощаться с детьми, целую их. Они уже спали у меня. Бужу их: "Кристина! Сережа, вставай! А Ире говорю: "Ира, если что - через балкон бросимся". Мы находились на пятом этаже. Видимо, и сосед открыл им двери, он потом нам говорил: "Я открыл дверь, сказал, что тут нет армян". И после того, как они все ушли, сосед сам вышел на балкон, посмотрел - их нет.

Мы с этими соседями, лезгинами, не дружили, знались просто. А вот с кем дружили - они даже и не думали нас прятать.

Лезгин выпустил нас из ванной. У них свеча горела. Говорит: "Карина, в квартале не горит свет". Весь этот квартал не горел, весь! А это - огромный квартал. Лезгин говорит: "Я боюсь вас до утра держать, соседей боюсь, они могут убить меня за то, что я вас спас". Я говорю: "Что ты, мы сейчас пойдем. Но не можем же так просто с детьми уйти среди ночи? Дай нам время найти, где спрятаться". Он говорит: "Ну, хорошо, пойди посмотри". Я говорю: "Ира, хочешь, пойди ты?". Ира говорит: "Нет, я останусь с детьми, Карина". Я говорю: "Ну, давай я пойду". Мы с Жасмен вдвоем спустились вниз. Было очень темно. Никого не было во дворе. Темно, абсолютно темно. Я раньше в семь часов боялась выходить, после работы меня постоянно Игорь встречал, провожал, я одна никуда не выходила. А тут - полночь и после такой резни. Было, наверное, начало двенадцатого. Потом я позвонила в интернат, трубку взял мой директор. Он меня спрашивает: "Где ты находишься, Карина?". А я не знала, я звонила с улицы и сама не знала, где я нахожусь. Растерялась и трубку так и повесила. Я только время у него узнала, спросила, который час? Он сказал: 20 минут двенадцатого, кажется, я не помню. Так вот, мы вышли с Жасмен, спустились во двор. Я смотрю - лежит неподалеку от нас вроде бы человек. И горелым пахнет. Мне стало страшно очень. Я очень долго смотрела на труп. Это была либо Ира, либо Эдик был. Я одного только видела, Жасмен схватила меня за руку, стиснула: "Пошли скорее!.. Скорее, ну скорее, чего ты оборачиваешься?". Я оглянулась, смотрю - там стоит большая машина, видимо, их машина, потому что на такой машине они приехали убивать. Мы жили в третьем подъезде, а грузовик этот стоял около четвертого подъезда. Мы взялись за руки и пошли быстро. Я лично не думала обращаться в милицию. Потому что, когда 28-го машину ломали и мы звонили, никто не приехал. Я думала: если пойду в милицию, то они меня упрячут. Не было на них надежды. Не доходя до милиции, увидели военную машину. Подошли мы, я говорю: "Солдат, там у нас в 41 квартале, я не знаю, убили их, ранили, - нужно спасти их!". А он говорит: "Пойди, девушка, расскажи в милиции обо всем". Я говорю: "Я боюсь туда ходить, я их боюсь". Говорит: "Не бойся". Пошли в милицию, они записали адрес, и военная машина поехала к нашему дому. Сама я не поехала с ними, меня оставили в милиции, военные сами уехали за детьми. Я стала давать адреса моей мамы, братьев, чтоб их тоже спасли. Я же не знала, где они, что с ними.

Через некоторое время привезли и моих детей, и Иру с Лилией. Отвезли нас сначала в КГБ, это было в два-три часа ночи. Потом где-то в пять нас отвезли в горком партии, а там очень много людей собралось, очень много. Я была в одном платье, в положении. Сережка в одной сорочке, Кристина в платьице. Ни пальто, ни сапог - ничего! И вот так мы целых три дня просидели в горкоме партии.

Лезгин говорил, что Игорь убежал. И я подумала, что он, наверное, жив остался. И вот спустя два с половиной дня нас, армян города Сумгаита, отвезли в Насосный. А шестого марта из ЦК пришли туда люди и сказали: "Карина, Ира, вы нам нужны, поедем с нами в горком партии". В это время мама моя приехала в Насосный, она только на шестой день нашла меня. Мама, братья мои, дядя. Поехали в горком партии, ждали там во дворе. Я была в одном платье, и Ира была в одном платье. Был сильный ветер, шестого марта. Прошел час. И вот один из работников говорит нам: "Карина, Ира, наберитесь мужества. Хотели бы вы поехать на похороны?". Я говорю: "А что, разве всех убили!". Он говорит: "Сейчас посмотрим". У него большой такой список был, и он стал перечислять: Мелкумян Игорь, муж мой, Мелкумян Эдуард - деверь, Мелкумян Ирина - золовка, Мелкумян Согомон, свекор мой, и Мелкумян Раиса, свекровь моя. Перечислил всех и сказал: "Садитесь в машину, едем на похороны".

Похоронили наших. Не верилось мне тогда, не могла понять, представить... И сейчас тоже думаю, как же я объясню детям, когда они вырастут?

Мои дети очень были привязаны к отцу, бабушке и дедушке. Кристина меня не так любила, как дедушку с бабушкой, а те баловали ее. Кристина всегда заявляла: "Моя бабуля лучше всех!". Сейчас, хоть и привыкает с трудом к моей матери, но однажды сказала ей: "Ты - плохая бабушка".

Не знаю, почему, я спросила у нее: "Кристина, где папа?", а она говорит: "Его убили". Она знает, она все понимает. А недавно я Сережу сильно поругала, а он стал кричать на меня: "Вот папа приедет - я ему все расскажу!".

26 июля 1988 г.,
пансионат "Наири" близ села Арзакан Разданского района Армянской ССР