Геноцид длиною в век

Бакинская трагедия в свидетельствах очевидцев

Книга вторая

Опубликовано: Июль 14, 2017

Бабаев Эдуард Израилевич

Проживал в Баку по адресу: 5-я Завокзальная (сейчас – Голубятникова), 15, кв. 3.

Родился я в Баку, моя настоящая фамилия Бабаян. Когда вернулся после службы в армии, в Баку почему-то изменили в паспорте и фамилию – на Бабаев, и отчество – был Исраелович, стал Израилевич. Я пытался спорить, говорил, что это не мой паспорт, не моя фамилия, не мое отчество, показал документы – метрику, комсомольский билет и прочее. Не помогло, сказали, хочешь бери, хочешь нет.

Правда, потом отчество Израилевич мне очень помогло. Когда я вывозил семью из Баку, у меня из документов с собой были только права. В кассе билеты не давали, там стояли представители Народного фронта и у всех проверяли документы. Я им сказал, что паспорта с собой нет, есть права. А права у меня были пензенские – я тогда работал в Пензе, и национальность там не указывалась. Они посмотрели и разрешили мне купить билеты.

Мой дед родился в Карабахе, в селе Кагарци Мартунинского района. У нас до сих пор там дом стоит. У деда моего три брата было, он младший – Бабаян Николай Арутюнович. В Мартуни сейчас живет сын его среднего брата, двоюродный брат моего отца, его тоже зовут Эдик Бабаян. Дед мой в 1915 году в Санкт-Петербурге имел свой бизнес: две харчевни, пивзавод, фаянсовую фабрику. Когда началась война, он поехал в свою деревню. По пути, в Тбилиси, купил оружие по числу мужчин в селе, боеприпасы, продовольствие, мулов, чтобы могли по горам ходить. Загрузил все, приехал в деревню, собрал мужчин, вооружил их, и они пошли воевать. Я все это уже плохо помню, сорок пять лет назад слышал. Они воевали хорошо, захватили какой-то населенный пункт, конечно, в составе войска. Но подкрепление от русских – боеприпасы, продукты и т.д. – так и не пришло, и они вынуждены были отступить. Потом его призвали в царскую армию. Он тайно вступил в компартию, был комиссаром города Коканда. Уже после войны его отправили в Баку. Квартиру, в которой я родился и вырос, он купил за 160 золотых.

К тому времени, когда начались эти события, я был женат, у меня двое детей было. В Пензе открыл обувной цех, два года работал там. С женой мы постоянно общались по телефону. И вот как-то раз она попросила меня поскорее вернуться, сказала, что я нужен в Баку. И больше ничего. А я только уехал оттуда, пару месяцев назад. Жена еще сказала, мол, ты же хотел матери купить в России дом, вот купи и приезжай. Я выбрал маме домик, задаток оставил, и поехал в Баку на машине. Дома сели чай пить, а сахара на столе нет. Попросил принести – жена говорит, сахара нет, потому что в магазин нас не пускают. А в ближайшем к нам магазине мой дядя был завмагом, и армяне там работали. И тут жена мне говорит, что, мол, тут все изменилось, ты ничего не знаешь. Я встал и пошел в магазин – через дорогу. Зашел, смотрю, работники – одни азербайджанцы, никого из них я не знал. Взял сахар, еще какие-то продукты, подхожу к кассе, говорю, посчитайте. А кассирша мне отвечает: «По-азербайджански говори, а то не отпущу товар». Я говорю, ты в армянском квартале работаешь и мне приказываешь по-азербайджански говорить? Положил десять рублей, сказал, не хочешь считать – я так уйду. Тут из подсобки два мужика вышли. Я им сказал, мол, если драться хотите, зовите еще пятерых, я вас всех сейчас порежу. Смотрю – они в сомнении. Взял продукты, десять рублей оставил, ушел. Дома сели чай пить, соседка зашла, русская. Я все рассказал, и она попросила ей тоже купить продукты. Оказывается, не только армянам, но и русским не давали, если не могли по-азербайджански говорить. Пришлось второй раз пойти в магазин. Уже даже не разговаривал, просто деньги бросил и ушел.

Тут только я осознал, что что-то не так в городе. Вечером соседи, мои сверстники, рассказали, как в мое отсутствие охраняли нашу семью. И говорят, что сегодня ночью моя очередь дежурить. Я удивился, от кого охранять, от чего охранять? Вышли, сели на скамейку на улице, возле дома. В эту ночь все прошло спокойно, хотя выстрелы и слышались неподалеку. На следующий день я взял жену с детьми, и мы пошли к ее матери, на 2-ю Завокзальную. Примерно в полдень сидим на балконе и тут смотрю, по улице демонстрация идет. Тысяч пять, наверное, людей прошло, долго шли. Все молодые, видимо, собрали с училищ и из районов, у всех повязки на лбу с надписью «Карабах». Повязки были белые и красные. Они долго шли, занимая собой всю широкую улицу, и кричали «Карабах!». Я понял, что это серьезно и надо уезжать. И поехал за билетами.

По дороге попал в пробку возле Сабунчинского вокзала. Там такой круг и стела стояла каменная – я как раз напротив этой стелы встал. Чувствую, несет гарью, жженным, так, что невозможно дышать. Закрыл окно машины, не могу понять, чем пахнет. Проехал на вокзал, остановил машину и пошел к зданию. А там члены Народного фронта стоят. Поднялся по лестнице к кассам, смотрю – одни азербайджанцы, ни одного русского или армянина. Я развернулся и вышел. Стою на парапете, на эту стелу смотрю. И только тогда я понял, что это был за запах. Там лежали сожженные трупы… Очень много, я своими глазами их видел. Эта невыносимая, ужасная вонь шла от них. Трупов было примерно 50. Женщины, мужчины – не понять, все сгоревшее, обожженное, черное…

Я пошел обратно к кассам, ко мне подошли, потребовали документ. Достал права. Я два года жил в Пензе, говор у меня уже был российский, на армянина не похож, права выданы в Пензе, фамилия Бабаев, имя Эдуард, отчество Израилевич. Вот они и подумали, что я еврей. Дали разрешение – бумажку какую-то, чтобы мне в кассе продали билеты. Без этого разрешения билеты никому не давали. Если попадался армянин – его ждала страшная участь там, под стелой. Дату нашего отъезда я не помню. Больше в Баку мы не возвращались.

В поезде я дал проводнику деньги, чтобы ночью к нам никого не впускал. Дети и жена легли спать, я сижу. Стучат в дверь. Спрашиваю, кто там. Отвечают милиция, проверка документов. Я сказал, что сейчас сам выйду. Двери за собой закрыл, жене велел никому не открывать. Вышел, показал им свои права. Они потребовали документы жены и детей. Один прямо спросил: «Армяне есть?» Ответил, что нет. Они уперлись, говорят, что должны проверить. Предложил им деньги. Вышли в тамбур, там они начали цену поднимать – дошли до 3 тысяч рублей, по тысяче за каждого в купе. Там, говорят, армяне, мы знаем. И пригрозили, что на первой же станции высадят нас из поезда, а там «сам знаешь, что с вами будет». Ну, мне ничего не оставалось, как вырубить обоих – я тогда профессионально занимался боксом. Оглушил их ударом, открыл дверь вагона (у меня мама долго работала проводником, дома была связка соответствующих ключей, я с собой их захватил на всякий случай) и выкинул на рельсы. Дальше уже все пошло нормально, мы благополучно добрались до места в город Апшеронск Краснодарского края.

Накануне, когда я сказал маме, что мы утром выезжаем, она пошла в сберкассу, что была напротив кинотеатра «Низами», рядом с Госбанком. У нее на книжке было 20 тысяч рублей, и мать хотела снять их. Дала работнику сберкнижку, они ее взяли и сказали – уходи отсюда, армянка. Она начала требовать деньги, а они ей пригрозили, мол, кнопку нажмем, придет милиция и все, тебя просто не будет. Она вернулась домой, я пошел в сберкассу. Мне они тоже сказали, что кнопку нажмут и все… И нажали бы, просто не хотели делиться деньгами с милицией. Короче, мамины деньги пропали.

Я ее потом привез к нам, но она все хотела поехать назад, в Баку, привезти кое-что. В итоге поехала-таки, не сказав мне ничего. И все – никаких вестей. Уже после погромов мне знакомые из Армении прислали письмо о том, что ее нашли по спискам, она в Аштараке, в пансионате. И я поехал туда.

Жила мама в огромной комнате вместе с другими беженцами – мужчины, женщины, дети, все в одной комнате проживали. Ее вывезли на пароме солдаты. Подняли спящую, прямо в ночной сорочке и в тапочках. Она потом рассказывала, что солдаты их вели, а азербайджанцы бросали в них камни, палки, она потеряла один тапочек, а халат разорвали. И она вот этим куском халата кое-как обернулась, на одну ногу босая – так и доехала. Сначала в Красноводск, откуда их переправили в Ереван. Жили они в пансионате в этой одной комнате дружно, но даже сейчас как вспомню – больно становится, еле слезы сдерживаю. Я ей одежду купил, а она говорит, не могу так уехать, это как семья моя. Снова пошел на базар, накупил фруктов, конфет, еще что-то. Надо было видеть глаза детей, как они хватали это все… Там было столько детей, столько женщин, столько старых людей!

Сюда мы приехали в 1996 году, не по программе для беженцев, а по визе брата моей жены. Поэтому маму я не мог взять с собой. Оставил ей дом, деньги, сказал, что через год вызову. Но не успел. Ее убили там, в Апшеронске. По рассказам соседей, она дом продала, а какие-то наркоманы узнали и убили.

Провиденс, Род-Айленд, США.
4.04.2016 г.