Геноцид длиною в век

Бакинская трагедия в свидетельствах очевидцев

Книга вторая

Опубликовано: Июль 14, 2017

Гарибян Светлана Сергеевна

Проживала в городе Баку, по адресу улица Бухтинская, тупик 1, дом 8

Корнями мы карабахские, мои предки из села Бадары. Дед был каменщиком, строили для нефтяных вышек основы, поэтому семья часто переезжала с места на место. Так и я родилась в Гызылбулаге, где тогда они жили. А в 1954 году мы уже обосновались в Баку, где я закончила школу, потом институт, и работала главным бухгалтером сначала Баксобеса, а затем Бакздравотдела. До «сумгаита» больших проблем у нас не было.

25 февраля 1988 года - день рождения моей тети, а 1 марта – дяди, они жили в Сумгаите, и мы обычно праздновали эти дни вместе, в ближайшую субботу. Поэтому 27 февраля мы поехали в Сумгаит – я, дядя с женой и ребенком, брат с двумя детьми. Сидим за накрытым столом, и вдруг слышим какой-то гул. А они жили прямо возле автовокзала, это был как бы эпицентр погромов. Мы вышли на балкон и увидели большую демонстрацию. Дядя вышел на улицу, услышал лозунги, которые они выкрикивали – «Смерть армянам», «Армяне, убирайтесь» - вернулся, сразу потушил свет и велел нам сидеть тихо. Мы хотели выйти посмотреть, но он запретил, а сам смотрел в кухонное окно – что там происходит. Эти демонстранты подошли к монументу «15 республик», сорвали герб Армении, бросили на землю и стали топтать. Тут мы поняли, что здесь что-то не так. Их, наверное, больше тысячи было, они легко поднимали машины и переворачивали их. Еще я заметила, что у погромщиков глаза словно стеклянные были.

Дядя сразу решил вывести из дома жену моего брата с маленькими детьми. Вместе с соседями они посадили их в машину и отправили в Баку. А мы решили подождать до утра. В городе уже творились ужасные вещи – всюду шум, гам, крики, они врывались в подъезды, поднимались в армянские квартиры. Утром рано, где-то к шести, дядя решил и нас отправить в Баку, а самому уже вечером приехать. Пришли на автовокзал, а там полно этих погромщиков. Дядя велел нам ждать возле автобуса, а сам пошел за билетами. Мы стоим, а рядом какие-то ребята в футбол играют, и я заметила, что они как-то странно вели себя, постоянно оглядывались. Тетя поднялась в автобус, я собираюсь за ней, и вдруг мяч, которым они играли, подкатился к моим ногам. Это была детская головка, голова новорожденного… Они столько гнали ее по земле, что… Не знаю, что со мной было в этот момент, но дядя меня подтолкнул и говорит: «Молча садись». Я поднялась в салон, в окно смотрю, а он мне пальцами показывает, мол, молчи. Так и доехали.

На следующий день приехал дядя с женой и детьми. И рассказал, что с ними случилось. Он рассказывал и плакал… Несколько раз к ним заходили, человек семь. Он жену и детей в спальне спрятал, сам остался в гостиной. Все, что на столе, в шкафу лежало, телевизор, мебель, они начали выбрасывать через балкон. В это время жене стало плохо, и дочка вышла, чтобы воды ей принести. Они увидели девочку, и говорят, оказывается, у тебя и дочка есть, сейчас, мол, при тебе все что нужно, с ней сделаем. Он пошел на кухню, принес топорик для мяса, и сказал: «Вначале меня убейте, а потом с моей семьей что хотите делайте». Они не тронули их, ушли. Дядя сразу детей отправил к соседке по площадке, русской, а сам с женой поднялся к соседу сверху. Тот, хоть и боялся за себя, но спрятал их. Потом эти погромщики вернулись, искали их по квартирам, к соседке тоже зашли, дети, бедные, под кровать залезли… Но не нашли их. И в пять утра они уже, не заходя к себе в дом, в чем были, вышли и на попутках доехали до Баку.

Дядя потом в ЦК пошел, там написал заявление о том, что было с ними в Сумгаите. Ему сказали, дескать, не беспокойтесь, это все утрясется. Какое там утрясется! Через несколько дней он уехал в Карабах, получил комнату в общежитии и попросил меня привезти жену и детей. По дороге был настоящий кошмар: азербайджанцы останавливали автобус, забрасывали его камнями, нападали на водителя. И тот решил ехать без остановок. В автобусе в основном армяне были, сумгаитские. Добрались кое-как, дядя нас встретил. И сказал мне, что нам тоже надо уезжать из Баку. Я ему ответила, что все успокоится, власти на допустят, чтобы у нас тоже что-то случилось.

Обратно поехала на поезде, утром вышла на работу. У нас девочка-армянка была, секретарша. Вдруг она вся в слезах прибежала ко мне в бухгалтерию и говорит, что один из врачей ей угрожал, сказал, если что-то начнется – он с ней первой разберется. Я пошла к главврачу, Алиеву, рассказала. Он всех собрал, в том числе и этого врача, и объявил, что если тот еще раз межнациональный вопрос поднимет, уволит его. А мне после собрания сказал, что, дескать, пусть девочка уезжает в Ереван. Мы ее отправили с мамой и бабушкой, а меня главврач после этого на работу привозил и увозил. Говорил, чтобы без него не выходила.

К этому времени у нас везде танки стояли, наши мужчины во дворе дежурили по ночам. Мы постоянно слышали о том, что кого-то избили, убили… Как-то сосед пришел с работы, а у него уши опухшие. Оказывается, в метро его избили. Такое было уже повсеместно, поэтому люди бросали дома и все остальное, лишь бы уехать, спастись. Мы оставались до тех пор, пока брат не решил, что надо уже уезжать. Сказал, чтобы я уволилась. Пошли мы за билетами, а там огромная толпа у кассы… Мы всего два билета достали, и он сказал, чтобы мы с мамой уезжали, а он с семьей за нами. Я попробовала возразить, потому что у него двое маленьких детей было, но он сказал, что пока мы с матерью будем здесь, он не уедет. И мы выехали. 6 декабря 1989 года приехали в Ереван, нас встретили, привезли в Камо и распределили по домам местных жителей. 7-го утром мы пришли на регистрацию в горисполком…И в это время случилось Спитакское землетрясение. Это был кошмар...

Брат с семьей был уже в Кафане, и сказал, чтобы мы с мамой ехали к ним. В гостинице прожили неделю, потом с мамой вылетели в Ленинград, чтобы оттуда в Москву поехать поездом. В поезде нас ограбили, подсыпали в чай клофелин – тогда часто так делали, и мы уснули. Взяли все – деньги, паспорта… В Москве мы прожили неделю, потом приехали в Степанакерт. Тут хоть дядя у меня есть. И с того времени живем здесь. В Карабахе я вышла замуж, но в годы войны, 19 октября 1992 года он погиб прямо у нас во дворе от артобстрелов. Степанакерт в те дни обстреливали очень интенсивно, это был просто ужас. Муж зашел в гараж, чтобы набрать бензин, они с товарищами должны были ехать на фронт. Я накрыла стол, чтобы они пообедали, в это время начался обстрел. Их в гараже пять человек было, двое погибли, трое были ранены. Когда я увидела его в морге, у меня случился легкий паралич… Прожили мы с ним три года. Когда война только начиналась, мы оружие возили по районам. Я тогда в положении была, у нас уже комендантский час ввели, и он говорил, что если остановят, скажем, что тебе плохо, и мы везем тебя в больницу. В этих дорожных трясках я потеряла ребенка, выкидыш случился…

А то, что случилось в апреле 2016, было ужасно. Утром рано 2 апреля я услышала, что в Матагисе неспокойно, и позвонила тете. Она сказала, что едет в Степанакерт, но без мужа, моего дяди Гранта Гарибяна. Он ее с детьми отправил и сказал, что сам вечером приедет. Никаких вестей от него после этого не было до того момента, как мы узнали о его смерти. Их двоих привезли безголовых, и только по документам в кармане узнали, что это он. Так и похоронили 4-го апреля без головы, в закрытом гробу.

Степанакерт, Республика Арцах.
26.05.2016 г.