Геноцид длиною в век

Бакинская трагедия в свидетельствах очевидцев

Книга вторая

Опубликовано: Июль 14, 2017

Карен Мирзоян

Мне 62 года, я родился в Баку. Мои предки карабахские, родились и жили в Шуши. Во время резни дед со стороны отца уехал в Гадрут, женился там. У него было 17 детей, мой отец – младший из сыновей. Дед долго жил в Гадруте, а отец в 1953 году переехал в Баку, где я и родился. Он мне рассказывал про резню в Шуши. Дед и его брат бежали в Гадрут именно из-за резни. Дед был жестянщиком, отец по его стопам пошел и в Баку ремонтировал автомобили. Дед со стороны матери тоже шушинский, и тоже бежал, спасаясь от резни.

В Баку, конечно же, была дискриминация по национальному признаку. Невозможно было подняться по служебной лестнице, если у тебя фамилия заканчивалась на -ян. Правда, в нашей школе в Арменикенде я особо этого не чувствовал, это была русская школа, азербайджанцев было от силы два-три человека, да и то жившие в Арменикенде. Потом поступил в институт, работал прорабом в Министерстве пищевой промышленности, у меня были объекты по всему Азербайджану, в том числе два – в Сумгаите.

В конце февраля 88-го я ехал как раз на один из таких объектов, это было на второй день резни, никто еще ничего не знал. По дороге нас развернули автоматчики, не разрешили проехать дальше. Но я видел и разгромленные квартиры, и костры на улицах. Мне сказали, что, если я армянин, надо быстро разворачиваться и уезжать. Объяснил им, что у меня тут объект. Какой, говорят, объект? Все остановлено, ничего не работает.

К тому времени мы с братом организовали свое дело на Монтино – производство детской мебели. И вот как-то едем на работу по 9-й Нагорной. А навстречу толпа идет, несколько тысяч человек. Шли с криками, с лозунгами «Смерть армянам!», перекрыли практически все дороги. Я сидел за рулем старенького отцовского «Москвича», и наша машина буквально застряла в этой толпе, прямо в середине. Они окружили ее со всех сторон, стали стучать по капоту, по крыше. Я вышел, начал ругаться. А брат меня тянет обратно в машину, при этом говорит на отличном азербайджанском. Он меня втащил в машину, мы проехали толпу, и тут брат говорит, давай, мол, разворачивайся, едем домой, надо семьи защищать. Поехали обратно.

Дома поставили топоры, другое холодное оружие у дверей, потом смотрели в окно своего первого этажа, как они проходят мимо нашего дома. Прямо под окнами шли. Тогда брат и решил, что надо уезжать в Ереван. Сначала самолетом отправили мать, потом в тот же старенький «Москвич» загрузили вещи и выехали сами, ночью. Впереди шла машина с мебелью, тоже армяне были. Они впереди ехали, а мы за ними – через весь Азербайджан. Больше мы туда не возвращались.

До этого со мной произошел такой случай. Перед отъездом в Ереван надо было перерегистрировать отцовскую машину на мое имя. Я поехал в ГАИ со свидетельством о смерти и всеми необходимыми документами. Там очередь, много беженцев из Армении. Подбираюсь к кассе, даю документы. Они смотрят с ухмылкой: «Вазгенович?!» Для них тогда это имя звучало, как удар электрошоком (Католикосом Всех Армян в те годы был Вазген I – Прим. ред.). Пойдем, говорит, проверим твою машину. Подошел и начал придираться, дескать, фары надо снять, то, другое, словом, как обычно. Я говорю, надо – сниму, не проблема. Достал из багажника большую самодельную отцовскую отвертку и начал откручивать лишнюю фару. Смотрю, двое за моей спиной встали и начинают зазывать других. Показывают на меня пальцем: «Эрмени, эрмени…» Я пока молчу, но внутри все закипает. А там уже человек двадцать собралось. И все еразы*. Ближе и ближе подходят. Делать было нечего, я повернулся к ним с этой отверткой в руках и говорю: «Да, я Вазгенович, дальше что? Кто из вас хочет первый попробовать отвертки? Давай, подходи!» Они застыли на месте. Я делаю шаг вперед, они три шага назад. Как увидели эту отвертку, так и стали расходиться, струсили. Я открутил фару, переоформил документы и уехал.

Из родственников больше всех пострадала моя двоюродная сестра. У нее муж был украинец, инвалид без ноги, жили они в 3-м микрорайоне. Узнали, что она армянка, хотя у нее фамилия украинская была, по мужу. Ворвались в дом, избили и ее, и мужа. Она потом рассказывала, что его, инвалида, волокли по полу, а ей в лицо плевали… И вот так, в чем были, она в халате, он без протеза, на одной ноге, посадили их на паром и отправили. Это был январь 1990 года. Причем сестра рассказывала, что руководила всем этим кошмаром какая-то женщина.

В Америку я приехал в 1992 году. Нас здесь встретили на удивление хорошо. Привезли в квартиру, каждому по комнате, холодильник полон продуктов – это было удивительно, честно говоря, после всего пережитого. Я, конечно, благодарен этой стране. Потому что не знаю, удалось бы выкарабкаться после того, как все потеряно, когда надо заново все начинать. Мать со мной поехала, хотя до последнего не хотела уезжать. А когда пришло время идти в посольство на интервью, она вдруг заявила, что меня одного не отпустит. В посольстве я объяснил ситуацию, сказал, что мать не хочет оставаться одна. Спрашивают, мол, а раньше хотела? Я ответил, что раньше она верила, что Советский Союз поможет, а сейчас потеряла веру, хочет ехать. Просто удивительно, как они моментально вошли в положение. Тут же дали бланк, велели заполнить и через два часа с ней вместе прийти. Фактически они предоставили нам возможность начать новую жизнь здесь, в Америке. Причем записывался я на отъезд один, а потом женился, дочь родилась, и мы выезжали уже вчетвером.

Шарлотт, штат Северная Каролина, США.
10.04.2016 г.

* Еразы – то есть ереванские азербайджанцы. Так в Азербайджане называли соотечественников- выходцев из Армении.