Геноцид длиною в век

Бакинская трагедия в свидетельствах очевидцев

Книга вторая

Опубликовано: Июль 14, 2017

Любовь Сардарова

Любовь Сардарова Я родилась в Баку в 1958 году. Жила в разных районах города – сначала в коммуналке в поселке Кирова, потом в 8-м микрорайоне, выйдя замуж, жила на Трамвайной улице, затем – на Мусабекова. Работала тоже в разных местах – продавцом в ЦУМе, в универмаге «Москва», в больнице Шаумяна, парикмахером… Мой муж армянин, Юрий Сардаров. Его отец родом из Нагорного Карабаха, они Сардаряны, но, переехав в Баку, переделали фамилию, чтобы не было проблем.

Когда нашему сыну исполнилось четыре годика, мы отдали его в детсад, где воспитателями и медсестрами были азербайджанцы. Это был 1985 год. Он походил туда примерно неделю, когда у него неожиданно случился отек Квинке. Врачи сказали, что это следствие передозировки во время прививки. Наш доктор, еврей по национальности, сказал, что обычно реакция в таких случаях проявляется примерно через 8 часов. Видно, утром ему сделали укол, к вечеру мальчик начал отекать. Причем именно эту прививку ему уже делали раньше, они ввели повторно. Я его отвезла сначала в больницу Семашко, там был карантин, потом в Караевскую – тоже отказались, и только в Шестой больнице, на Монтино, его приняли. Там врач-еврей и сказал мне, что это явление аллергического характера. Когда я пошла в детский сад и попросила дать мне его медицинскую карту, там была вырвана страница. А ведь с рождения он был совершенно здоров. Мы так и не узнали, специально это было сделано или как…

В Баку тогда сказали, что он проживет лет 12–13, в зависимости от ухода. Сын сейчас дома, уже 10 лет прикован к постели. У него три трубки в организме, дыхательный аппарат, питание идет через трубку, но он в сознании, общается. Его состояние – следствие того, что с ним сделали в бакинском детском саду. И в Москву возила, и в Ереван, и в Австрии смотрели… Здесь, в Америке, врачи тоже не могут ничего сделать. Он закончил старшую школу, но в 24 года что-то случилось с сердечной мышцей, и он впал в кому, теперь вот так лежит. Нам предложили положить его в хоспис, но я не согласилась, отвезла домой. И вот десять лет я и муж его выхаживаем.

Кстати, сын пострадал в первый раз еще раньше. Я как-то отвезла его к свекрови, подумала, что в нашем дворе знают, что он армянин, а там безопасно, пусть поиграет. Он пошел гулять, это зимой было. Соседский мальчик подошел к нему и сказал, что он армянин, подбежали другие дети, схватили его, приставили его к гаражу, масляной краской нарисовали крест на куртке и сказали: «Ты Вазген». Дети, лет 10–11... Потому я считаю, что это началось раньше, примерно в 1985 году. Еще один факт. Учитель, обучавший меня парикмахерскому делу, был армянином. И вот как-то сотрудница говорит мне, знаешь, мол, Леву избили, он в больнице. Это было, если я правильно помню, в 1986 году.

Весной 88-го, сразу после «сумгаита», на улицах Баку появились танки. Как-то мама была у нас в гостях, и вечером я хотела отправить ее домой. Мы пошли на остановку, но нам сказали, что автобусов больше не будет, потому что улица перекрыта. А однажды мы с сыном увидели, как из здания выбросили женщину. Это было старое здание, под ним еще авиакасса была. Она выскочила на балкон, кричала «Помогите, помогите!», и тут кто-то сзади приподнял ее и выбросил. Это случилось прямо у нас перед глазами. В другой раз мы видели, как в автобус, который ехал в аэропорт, ворвалась группа молодых людей, они вытолкнули на улицу пассажиров, выбросили весь багаж, перевернули сам автобус, а потом начали избивать пассажиров-армян.

1988 год был уже кошмарный. Я тогда работала в парикмахерской, туда часто заходили и спрашивали кто, что, зачем… Сотрудники, которые раньше были с нами в нормальных отношениях, стали косо посматривать на армян. Митинги начались очень большие, многолюдные. Мы уехали в 1989 году, сначала снимали квартиру в Москве, но через какое-то время я с сыном поехала в Австрию, к моей сестре. Правда, потом несколько раз была в Баку, ездила за документами и прочим. Это не было опасно, поскольку я не армянка, у меня был документ о разводе с мужем и австрийский «гостевой» паспорт. К тому же они думали, что Сардаровы –это азербайджанская фамилия. А вот мой свекор ни в какую не хотел уезжать, он был старый коммунист и не верил, что сосед, друг, с которым он делил хлеб, может вдруг предать его. Говорил, что, если за ним придут, он им в глаза соль плеснет… В конце концов один наш хороший друг вывез свекра в багажнике, мы его очень попросили. Это было уже в январе 1990-го, он последним из нас уехал из Баку. Его отвезли на паром, оттуда – в Астрахань. Свекровь долго его искала, не могла найти. Потом нашла – в Таганроге.

Я несколько раз возвращалась в Баку за бумагами, которые требовало американское посольство. Два года длился этот процесс. Моя мама, русская, жила в 5-м микрорайоне. Как-то она стояла в очереди в магазине, зашел один из активистов, оттащил ее за шкирку и хотел избить. Заведующий заступился за нее, сказал, что знает маму много лет и она не армянка. Только так она спаслась, сразу после этого мы ее увезли, она жила в Австрии и умерла там. Людей вытаскивали из транспорта: заходили, останавливали, часто даже не спрашивали паспорта, просто смотрели на лица и говорили: «Вот ты, ты и ты выходите». Если не знаешь азербайджанского, если не можешь ответить – все…

Расскажу еще об одной страшной сцене, которую видела сама. Рядом с драматическим театром была мечеть, они там собирались часто. Я тогда уже не могла работать в салоне и ходила по домам своих клиентов, стригла, красила. То, что я увидела в тот день, не дай Бог никому: возле мечети, резали, избивали, убивали армян… Люди пытались убежать, спотыкались друг об друга, падали… Они им подножки давали, ловили и начинали издеваться.

Прежнего Баку уже, конечно, нет. Мой папа похоронен на христианском кладбище, и недавно я узнала, что кладбища больше нет, там все заасфальтировали. Это меня очень больно ударило и не дает покоя до сих пор.

Лансинг, штат Мичиган, США.
9.04.2016 г.